Операция "Контрольный в сердце (СИ)

====== Часть 45. Больная ======
Как еще объяснить им, что я не при смерти, а просто сильно ударилась? Возятся со мной будто я девка на сносях, вот-вот рожу! Что подать? Что принести? Тапочки? Пусть Марни посидит рядом с тобой, кошки забирают боль… О! Пфф! Еще и колокольчик дали, чтобы я не кричала со второго этажа, не напрягалась. Что же не радио-няню – то?
 – Мам, правда. Все в порядке! Я в состоянии порезать овощи к ужину, – смотрю на нее. Она хлопочет у плиты. Завтракать и обедать каждый может где хочет, но ужинали мы традиционно дома. Мама всегда готовила что-то легкое для нас и что-нибудь мясное для папы и Джерарда. – Что-то уж очень сильно я стала переживать за тебя, – качает головой. – Сегодня ночью снова слышала какой-то шум в его комнате, – медленно моргает. – Джерри! Точно! – вспоминаю. – Мамочка, присядь, – указываю на стул. – Что? – ее руки сразу же затряслись, она быстро моргает, опускаясь на стул. – Мам, ты же помнишь Эжени? Девушку Джерри, – улыбаюсь. – Француженка, которую он оставил, уезжая? – уточняет. – Ага, – киваю. – Мам, сегодня утром мы случайно встретили ее на патрулировании. Ее и ее сына Антуана. Антуану почти одиннадцать, – снова в глазах слезы. – И? – мама недоверчиво смотрит на меня. Кажется, она понимает к чему я клоню, но боится сама произнести это вслух. – Мам, Эжени призналась. Это сын Джерри, – киваю. – Святой Господь, – шепчет она, прикрыв рот ладонью. Губы трясутся, как у сумасшедшей. – Только не тараторь на русском, ирландском и английском одновременно, прошу тебя! – выставляю больную руку вперед. – Этого не может быть, Холи, – качает головой. – Столько лет прошло. Мы ничего о нем не слышали, не слышали о ней. Ты уверенна, что он от Джерри? – Ты сама все поймешь, как только увидишь его, – киваю. – Светлые волосы, такие же голубые глаза, румяные щеки. И родинка, мам. Такая же как у Джера, такая же, как у папы. Точно под левым глазом, – кусаю губу. – Это же… – роняет голову на ладони. – А еще он хочет познакомиться с дедушкой Владом и наной Нэтали, – передаю слова Антуана. – Нана Нэтали… – повторяет мама. – Я думала, никогда не услышу этого… – Вот сейчас обидно было, – наклоняю голову. Она широко улыбается. – Я знаю где они живут, – кромсаю сладкий перец. – Володя! – вылетает мама на задний двор, где папа и Бен колдуют над грилем. За закрытыми стеклянными дверьми вижу, как мама что-то эмоционально рассказывает папе. Жестикулирует, плачет утыкаясь лицом в его плечо, потом снова что говорит. – Ты разбудила вулкан, – входит Бен. – С этим твоим избиением, я совсем забыла про Антуана, – возвращаюсь к расчленению овощей. Бен смеется. – Перестань. Я не избивал тебя, – смотрит на меня. – Да? Сажи это моим ребрам, коленям и запястью, – шепчу. – Ты невыносима, – беззлобно рычит он. – А ты насильник и избиватель! – Нет такого слова «избиватель», – показывает мне язык. – А ты у нас из великого министерства по надзору за выдуманными словами? – сверлю его взглядом. – Ты ведешь себя как ребенок, Холи, – начинает злиться. – Ты ведешь себя, как ребенок, Холи! – передразниваю его. Бен закатывает глаза. – Мы поедем к ним, дочка! – кивает папа. Я бы с удовольствием обняла родителей но у меня все болит, поэтому я дождусь выздоровления. Бен подробно объясняет как проехать на ту улицу. Учитывая обилие парков, в Калвер Сити можно заблудиться. – Ну, вот мы и одни, – игриво смотрит на меня Бен. – Решил меня добить? – пытаюсь повернуться на стуле. – Признаться, не думал, что твоя мама милым предложением пожить у вас пока ты не поправишься, так легко заставит меня переехать, а я так легко соглашусь! – Тебя никто не заставлял, – фыркаю. – Можешь валить на все четыре стороны. – Перестань, – отмахивается, уходит на задний двор. Возвращается с горкой стейков и овощей на тарелке. Я молча разделываюсь со своей порцией растительности, но слабый после повреждений организм требует мяса. – Распили, – двигаю Бену свою тарелку со стейком. – Что, прости? – жует он. – Распили говорю. Я не могу сама. Рука болит, – смотрю на него как на идиота. – Никакой просьбы? Пили сама! – отодвигает мою тарелку. – У меня болит рука. – Мне наплевать! Это не повод вести себя как задница! – упирает взгляд в телевизор. – Вообще-то по твоей вине у меня все болит, – бурчу. – Я хотел тебя спасти! – повышает голос. – Сколько раз я должен повторять? Твои ушибы – побочный эффект. – Это ты мой побочный эффект, – боюсь поднять глаза. Боюсь его реакции, но так сильно на него злюсь. – Я сделаю вид, что не слышал этого, Холи, – спокойно говорит он и прибавляет звук на телевизоре. Сжимаю кулак здоровой руки. – Распили стейк, – снова прошу. – Пожалуйста, – добавляю. Он молча делит мясо на маленькие кусочки. – Сразу нельзя было так сделать? Нет, ты сначала прочел мне лекцию, как я должна вести себя! – язвлю. Бен встает и ставит мою тарелку на разделочный стол.
Сукин сын!
Целую вечность корячусь, пытаясь встать со стула. Медленно иду к столу, сдерживаясь чтобы не стонать от боли в саднящих коленях. – Ненавижу тебя, МакКензи! Ненавижу! – не получается сдержать слез. Запутываюсь в длинном поясе, свисающем с моего домашнего кардигана, и не удерживаюсь на ногах. Бен подхватывает меня, причиняя боль ушибленной левой стороне. – Отвали от меня! – толкаю его правой рукой.
 – Холи, перестань! – отпускает меня. – Отвали, – смахиваю тарелку с желанным мясом на пол. – Этого добивался? Чтобы я снова упала и наверняка переломала себе ребра? – Нет. Я не думал, что так выйдет, – голос у него тихий, виноватый. – Уезжай Бен. Пожалуйста, умоляю, уезжай. Я сержусь на тебя. Я не хочу ругаться еще сильнее, – смотрю на него. Он молча кивает, выходит из дома. – Нет! – плачу в голос. Как тяжело на душе, как болит все тело. Я беспомощная! Просто беспомощный кусок отходов!
Трясущейся правой рукой составляю тарелки в посудомойку, хватаю самый большой стейк, коробку с шестью бутылочками Миллера и спустя пять мучительных минут подъема по лестнице, укладываюсь в свою кровать. Отыскиваю диск с самым крутым фильмом всех времен и народов «Святые из Бундока» и глотая слезы, мясо и пиво пытаюсь придти в себя. Так и не дожидаясь родителей, засыпаю.
Просыпаюсь. Лицо Бена напротив моего. Часто моргаю. Он пристально смотрит мне в глаза, не отводя взгляд.
 – Прости меня, – хриплю. – За что? – щурится. – За то, что вела себя так, – жму плечом. Правым. – Я люблю тебя. Я понимаю зачем ты так сделал, – киваю. – Так чего истерила? – шепчет. Пришло время отвечать. – У меня украли оружие. Меня отстранят. Тебе в пару дадут кого-то другого. Возможно, эту новенькую итальянку. Она слишком легкомысленная. Шлюха, проще говоря. – Холи, так все из-за этого? – проводит кончиками пальцев по моей щеке. Перевожу взгляд на свои голые, покрытые бинтами колени. – Как мне доказать, что ты единственная, кто интересует меня? – Докажешь, на завтраке с моим папой, – улыбаюсь. – Он такой жесткий, – кивает Бенджи. – Не разрешил мне спать с тобой. – Ты спрашивал? – удивляюсь. – Нет, – качает головой. – Я крутился на заднем дворе, когда они вернулись. – Я думала ты ушел. – Послушал тебя? Ну уж нет, – улыбается. – В руках Нэтали была целая пачка детских рисунков, фотографий. Я думаю, разговор состоялся, – подмигивает. – И Владимир сразу же сказал, что я могу использовать гостевую комнату, и мои вещи уже там, – Бен убирает прядь моих волос от лица. – Я люблю тебя, – шепчет. – Верь мне. – Ты можешь подвинуться? Мне холодно без тебя, – улыбаюсь. – Тебе будет больно, – предостерегает меня. – С тобой не будет, – качаю головой. Бен прижимается к моей здоровой правой стороне тела. Я быстрее наполняю легкие его запахом. Любимым. – Ты напилась, – шепчет мне. – Ага. Алкоголь – лучшее болеутоляющее, – закрываю глаза. – Чудится мне, врачи поспорили бы с тобой. И я бы поспорил, – бормочет. – Не начинай, – поднимаю голову. – У Пенни была зависимость, – выдыхает он. – Кто такая Пенни, и отчего она была зависима? – начинаю злиться. – Моя кузина. Она выпивала. Все чаще и чаще. Сейчас она вылечилась и сидит на антидепрессантах. – Ага, – мне окончательно перестает нравиться этот разговор. – Мне наплевать на твою сестру-алкоголичку. – Эй! Не говори так! Я же не называю твоего брата трусом, сбежавшим в Ирак от своей беременной девушки, – парирует. – Джерри погиб, Бен! – сажусь на кровати. – Как ты можешь? – смотрю на него. – Его гибель не делает его меньшим трусом, оставившим своего сына, – жмет плечами. Тело прошивает гнев. – Уходи, – шиплю. – Холи, прекрати. Я не считаю Джерарда трусом. Я ответил на твое оскорбление. И только. – Пошел вон из моей комнаты! – тычу пальцем на дверь. – Ты не можешь так себя вести! То просишь прощения, то снова посылаешь ко всем чертям. Так нельзя, – качает головой. – Пошел вон! – визжу. – Психованная! – встает у кровати. Смотрит мне в глаза. – Ты! Психованная, Холи! Психованная! – идет к двери. – Наверняка беременная! Чертовы гормоны! – хлопает дверью. Я вздрагиваю. Он не имеет права говорить так о моем брате.