Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить (СИ)
— Таня, мы уже здесь стоим, — громко закричала Света. — Ну, что взяла деньги? Я же говорила, что ты успеешь сбегать, нам еще стоять около часа.
Таня недоуменно смотрела на нее: о чем она говорит, да еще так громко, а потом сообразила, что Света хочет поставить ее к себе в очередь, и постаралась поддержать игру:
— Ага, взяла.
Она встала перед Светой. Сзади кто-то возмутился, что эта девушка здесь не стояла, но Света возразила:
— Мы вместе занимали, она ходила домой за деньгами, — и шепнула Тане, — не обращай внимания.
Минут через сорок, когда они с коробками в руках вместе вышли из магазина, Света сказала:
— Двадцать восьмого у меня день рождения, придут все наши, родителей не будет. Ты не сможешь прийти ко мне пораньше, часа в три, помочь на кухне?
— Конечно, конечно. Только я не знаю, где ты живешь.
— В том же доме, что и Максим, тридцатая квартира. Договорились?
— Хорошо.
— Ну, пока, — и Светлана свернула за угол.
Конечно, договорились, но вся беда в том, что она не знала, где живет Максим. Как только Максим появился у нее, Таня спросила у него адрес Светланы.
— А зачем тебе?
— Она пригласила на день рождения.
— Так вместе пойдем.
— Света попросила прийти пораньше, помочь на кухне.
— И не сказала, где живет?
— Почему же, сказала.
— А ты забыла адрес?
Таня отрицательно помотала головой.
— Она сказала, что живет в одном с тобой доме.
— А ты оказывается, не знаешь, где я живу.
Таню уже начал бесить этот разговор. Что за манера, все ему нужно подробно узнать, прежде чем ответить.
— А что — это преступление, не знать где живет председатель горисполкома? — с вызовом спросил Таня.
— О, да! Это страшное преступление, и карается оно смертельным поцелуем.
И он прижался к ее губам, так крепко притиснув к себе, что она чуть не задохнулась. Через минуту, ослабив объятия, он сказал:
— Смертная казнь, может быть отменена, если обвиняемый искупит свою вину, прибыв на место преступления.
— Куда?
— Ко мне домой.
— Нет, я не поеду.
Он опять поцеловал ее. Во второй раз оторвавшись от ее губ, произнес:
— Третий поцелуй будет последним, лучше соглашайся.
— Но что я буду там делать?
— Я сам не пойму, почему ты до сих пор ни разу не была у меня. Узнаешь не только где, но и как живет «хозяин города».
— Не желаю ничего знать. Я просто спросила у тебя адрес Светы, а ты снова меня куда-то тащишь.
— Таня, у тебя очень скверный характер, — горестно вздохнул Максим. — Ты постоянно вынуждаешь меня прибегать к угрозам и насилию, а я не хочу делать этого, потому что по натуре человек очень добрый. Ты заставляешь меня раздваиваться.
— Так оставь меня в покое, пока окончательно не раздвоился.
— Танька, не испытывай мое терпение, — дурашливо сказал он, и тут же добавил мягче, — лучше одевайся.
И она стала собираться. Что же ей надеть? Его родители, наверное, уже пришли с работы, будут с интересом к ней присматриваться. Что она им скажет, здравствуйте, вот пришла посмотреть, где вы живете?
— А что я скажу твоим родителям, зачем пришла?
Максим откинулся на спинку дивана.
— Скажешь, что решила подцепить меня в мужья, и пришла посмотреть, подходит ли наша квартира для временного совместного проживания.
— Почему временного? — удивилась Таня.
— В этом месте мамуля задаст тот же вопрос. А ты ответишь, что надеешься, что не позже чем через год мой папа устроит нам отдельную двухкомнатную квартиру.
Она все еще не решила, что же наденет. Красный костюм — слишком нарядный, как будто она действительно хочет произвести впечатление на его родителей, а блузки и пиджак, которые она носит в школу — чересчур деловые.
— Да не волнуйся ты, никто не будет тебя в упор разглядывать, особенно, как ты одета, — он словно прочитал ее мысли.
Она быстро натянула на себя простое темно-синее трикотажное платье.
Они минут двадцать ехали в скрипучем холодном трамвае, высадились у гостиницы, и, пройдя на Красногвардейскую улицу, вошли во двор дома старой застройки.
— Светик живет в третьем подъезде, на четвертом этаже, — сказал Максим. — А номер квартиры я не помню. Знаю, что первая налево.
— Тридцатая.
Они вошли во второй подъезд, поднялись на третий этаж, и, нос к носу, столкнулись с респектабельной парой, выходящей из квартиры.
— Максим, ужинай без нас, все на плите, — сказала женщина, и Таня обратила внимание на сходство между ней и Максимом.
— Здравствуйте, — сказала Таня.
Мужчина и женщина ответили на ее приветствие, и пошли к лестнице.
— А вы куда? — спросил Максим.
— Ты забыл, мы идем на премьеру, — оглянулась женщина.
Несмотря на общие черты лица, невозмутимый Максим не был похож на эту немного нервную женщину. Внешне он был холоден и уверен, а ее словно сжигал внутренний огонь.
— Ах, да, «Не все коту масленица», Островский, — сказал Максим, и, подхватив Татьяну под локоток, почти втолкнул ее в квартиру.
— Тебе повезло, — сказал он, раздеваясь в прихожей. — Церемония знакомства не состоялась.
Он потянул ее на кухню:
— Давай сначала поедим, а то я умираю с голоду — сегодня четыре пары, и консультация перед контрольной точкой — и за все время два пирожка в буфете.
— Так тебе нужно готовиться к контрольной, — она надеялась смыться.
— А зачем? Мне и так меньше четверки не поставят.
Пока Максим проверял содержимое кастрюль на плите, Таня огляделась. Кухня была большая, светлая, радостная, с длинным, накрытым скатертью, столом в центре.
— Отлично, сегодня котлетки, — довольным тоном сказал Максим. — Пойдем мыть руки и — есть.
— Что, я сюда есть пришла?
— Конечно. И есть, и пить, и спать, — он повел ее мыть руки.
В ванной ее поразили стены и потолок, выложенные черным кафелем. На полу кафель был белый. Пока Максим мыл руки, она рассматривала сантехнические изыски обстановки, недоступные рядовым советским гражданам. Максим ушел на кухню, показав полотенце для рук, а когда она вошла на кухню, на столе стояли две полные тарелки. Дома она готовила без удовольствия — зачем изощряться для себя одной, — и также без удовольствия ела. Какой же вкусной сейчас ей показалась эта домашняя еда.
Поставив пустые тарелки и чашки в раковину, Максим потащил ее в другие комнаты.
— Это кабинет, — открыл он дверь первой от кухни комнаты. Комната была небольшая, только письменный стол и два книжных шкафа. — Ничего интересного, — он повел ее дальше.
— Здесь я обитаю, — сказал он, показывая следующую комнату. — Потом разглядишь.
Она успела увидеть только часть незаправленной кровати, и открытые дверцы шифоньера.
В огромной гостиной полированная «стенка» была изготовлена по специальному заказу, это была уже не «стенка», потому что она занимала две стены, недаром старший Данилов работал прежде на мебельной фабрике. Таня еще осматривалась, когда Максим потянул на себя двери, как показалось Тане, шифоньера, и перед ней открылась еще одна комната.
— Там спальня, — закрыл он двери. — Это чтобы ты как-нибудь не испугалась, если оттуда кто-нибудь выйдет.
— А не тесновато вам втроем в четырехкомнатной квартире? — поинтересовалась Таня.
— Когда мы получили эту квартиру, с нами еще жили бабушка и сестра. Так что все приличия были соблюдены. Анюта сейчас в Новосибирске живет, а бабушка умерла.
Таня подошла к пианино.
— Умеешь играть?
Максим вместо ответа поднял крышку инструмента и сыграл «Цыганочку».
— А вот еще, — он исполнил знакомую мелодию из классики, которую к стыду своему, Таня не могла вспомнить, может Моцарт?
— В музыкальной школе учился? — спросила она.
— Смеешься! С такой-то техникой. Сестра ходила в музыкалку, а я смотрел, как она занимается, а потом стал и сам играть.
Таня не была уверена, что ее школьная подруга, ходившая в музыкальную школу, смогла бы после стольких лет после окончания школы, исполнить лучше. Максим продолжал перебирать клавиши.