Прекрасный секрет (ЛП)

 Еще на ступенях я уловил запахи пасты, которую готовила Порция – мою любимую, с копчеными колбасками, перцем и тимьяном. Я так же услышал музыку – мою любимую запись Брамса из венской филармонии. Входная дверь была не заперта, и ее по-прежнему можно открыть, толкнув плечом.
 Я наклонился погладить Дейви, который прибежал меня встречать и, встав на задние лапы, уперся передними мне в колени.
 – Хороший мальчик, – почесывая его за ушами, похвалил я.
 Услышав стук тарелок по столу, я поднял взгляд. На нашей кухне стояла Порция, босая, в обычных хлопковых брюках, футболке и фартуке. Я моргнул, раскрыв рот. Я редко видел эту женщину без жемчуга.
 Повернувшись ко мне, она широко и ослепительно улыбнулась. Я вмиг почувствовал раздражение.
 – Привет, – сказала она, беря со стола второй бокал красного вина и подходя ко мне. Она передала его и потянулась поцеловать меня в щеку. – Добро пожаловать домой.
 Я захотел повернуться и уйти прямо сейчас. Находиться здесь ощущалось предательством. Я чувствовал себя так, будто моя кожа превратилась во влажную шерсть и повсюду чесалась. Это было не правильно, я знал это. И Руби тоже знала.
 – К тебе домой, – напомнил я ей, осторожно поставив бокал на буфет. – Я живу в нескольких остановках метро отсюда.
 Она отмахнулась от меня, возвращаясь к столу, где накладывала пасту в две тарелки.
 – Я до сих пор не видела твою квартиру.
 – Там не на что смотреть, – пожав плечами, ответил я.
 Порция кивнула мне в сторону столовой, и я слегка вздрогнул. Я едва пробыл здесь две минуты, и она уже вела меня к столу, будто я просто пришел с работы. Никаких разговоров, никаких вопросов, как дела. И, уж конечно, никакого игривого подтрунивания.
 Я последовал за ней. Было сюрреалистично видеть стол с цветами и свечами, подставки под тарелки, которые мы получили от семьи Винн в подарок на свадьбу. Подсвечники, подаренные ее родителями на нашу пятую годовщину. Когда мы жили здесь вместе, Порция готовила только по важным событиям, и каждый раз она делала из этого величайшее событие, демонстрируя, как много она делает каждый день во имя нашего брака.
  Я чувствовал в кармане свой телефон, теперь сильно жалея, что не позвонил Руби перед приходом.
 Мы сели. Порция передала мне перец и положила салфетку себе на колени. Дейви свернулся калачиком, положив голову мне на ступню. На улице ездили машины, были слышны шуршащие звуки их шин на мокром асфальте. А внутри, как обычно, в столовой царила тишина.
 – Как прошел день? – наконец спросила она, с интересом глядя в свою тарелку.
 Мой день? А как насчет месяца или лучше последних одиннадцати лет моей жизни?
 – Он был… – начал я и остановился. Меня почти физически пронзило осознание: здесь, между нами, не было никакой тайны. Не было никакого секрета в молчаливой изоляции нашего брака. И так будет всегда между нами.
 Порция была одинока и с трудом находила опору в своей новой жизни. В каком-то смысле про меня тоже можно было так сказать. Я сосредоточился на повседневных делах, с головой ушел в спорт. И едва поднимал голову, чтобы увидеть, что Руби смотрела на меня, влюбленная, уже несколько месяцев.
 А сейчас в ожидании, когда я закончу мысль, на меня смотрела Порция.
 – Это был странный день.
 И странный ответ, излишне приглашающий к новым расспросам. Но вернулась тишина, и я попытался приняться за еду. Все было знакомым: звуки, как она ест, запах деревянного обеденного стола и каменного пола на кухне.
 – А как твой? – в ответ спросил я, пытаясь как-то вывернуть на нормальный разговор. Но это не сработало. Еда тяжестью осела в желудке, а в голове не было никаких мыслей, кроме как о Руби.
 – Порция, я не могу… – начал я, но она уже начала говорить, и услышать это было неожиданно:
 – Мы были ужасны вместе, да?
 Наконец сквозь мои беспокойные мысли прорвался смех.
 – Хуже некуда.
 – Я думала, мы могли бы… – она замолчала, и впервые с моего прихода я заметил в ней усталость и ранимость. Она провела рукой по лицу. – Честно говоря, не знаю, о чем я думала, Найл, когда позвала тебя на ужин и поговорить. Я хотела тебя увидеть. Знаешь, я скучала по тебе. Не уверена, что раньше по-настоящему ценила тебя настолько, чтобы скучать по тебе.
 Подняв бокал вина к губам, я ничего не ответил. Я попытался взглядом сказать ей, что понял, и часть меня также рада ее видеть.
 И, конечно, я никогда не был хорош в нарочитой сентиментальности. Закрыв глаза, я вспомнил вчерашний вечер.
 А в этой столовой, которая раньше была моей, с женой, которая тоже раньше была моей, я ощутил причину, почему мне тошно здесь: я любил Руби.
 Я любил ее.
 – И просто, – ковыряясь в совей тарелке, продолжила Порция, – сейчас ты здесь, а я не знаю, что и сказать. С чего начать. Это все как-то слишком, правда? – она посмотрела на меня. – Слишком много привычной действительности, где мы не разговариваем.
 Это был еще один тревожный звоночек. Руби рассказывала мне о своих чувствах и страхах, мечтах и приключениях. Хотела услышать мои. Она сделала так, что разговоры стали нашей привычкой, и я благодарен ей за это. Я говорил ей, как мне важна ее искренность.
 Даже когда эта искренность меня ужасала. Она сегодня сказала, что ей нужно что-то рассказать мне – что она нуждалась во мне. А я был не в состоянии достаточно отвлечься от собственных мыслей, чтобы ее услышать.
 – Мне даже не нужно спрашивать тебя, о чем ты думаешь, чтобы понять: твои мысли где-то далеко, – тихо сказала Порция, вытащив меня из своих открытий. – Ты здесь из вежливости.
 Я ничего не сказал, но мое молчание было лучше любого ответа.
 – Я понимаю, правда. Я не была тебе хорошей женой, Найл, теперь я это понимаю. И я была не права, думая, что все можно вернуть. Мне хотелось думать, что мы могли бы найти что-то, чего у нас раньше не было, но видя тебя здесь, выглядящего таким настороженным… Я понимаю и это. Это хорошо и действительно означает, что между нами все закончилось.
 – Прости, Порция, – положив вилку, сказал я. – Я хотел услышать все, что ты скажешь, потому что чувствую себя обязанным тебе. Но я и самому себе обязан тоже, чтобы понимать, что ты считала, будто мы все это время были в браке. Но это правда: я сейчас думаю о совершенно другом.
 – Хочу сказать, – сказала она, – что это настоящее потрясение, видеть тебя таким… расстроенным.
 Я снова извинился.
 – Это нечестно с моей стороны, но…
 – А ты помнишь, – перебила меня она, – что когда ты переехал, ты выглядел совершенно собранным? Что последнее, сказанное тобой, уходя, было «Ура»? Я отдала тебе папку с паспортом и другими документами, ты вежливо улыбнулся и сказал «Ура». Разве это не удивительно?
 Я наклонился, обхватив руками голову.
 – Я без грусти попрощался с нашим браком, Порция, но при этом что-то чувствовал. Просто не знаю, как это назвать или выразить. Ощущение провала, возможно. Или сожаление, – посмотрев на нее, я признался: – Еще облегчение.
 – О-о, – выдохнула она. – Я тоже это чувствовала. И потом вину за такое облегчение. И потом в течение нескольких месяцев меня эмоционально мотало вперед-назад. Как я могла провести так много времени с человеком, после ухода которого я почувствовала облегчение? И было ли в моих силах сделать этот брак лучше?
 Я грустно улыбнулся, согласно кивая.
 – Ладно, – сложив салфетку и положив ее на стол, сказала она. – Я бы хотела одного…
 – Порция, я влюблен.
 Слова вырвались так внезапно и грубовато, что мне тут же захотелось забрать их обратно. Поморщившись, я склонил голову.
 Прошло несколько секунд, прежде чем она заговорила.
 – Дорогой? – не глядя на нее, я слышал, как она сглотнула и выровняла дыхание. – Скажи мне, что она не причинила тебе боль.
 – Совсем наоборот. Думаю, это ей я сделал больно.
 – Ох, Найл.
 Я откинул голову назад и посмотрел в потолок.