Мемуары генерала барона де Марбо

Дорога, по которой мы ехали, была полна войск и орудий, которые отец осматривал на параде в городе Кастельнодари. Это зрелище, которое еще несколько дней назад восхитило бы меня, теперь не могло смягчить мое горе.
Мы остановились на ночлег в Кастельнодари, когда отец узнал об эвакуации англичан из Тулона 18 декабря 1793 года и сразу же получил приказ отправляться со своей дивизией в Восточные Пиренеи. Тогда он решил на следующий же день отвезти нас в Соррез, пробыть там несколько часов и как можно быстрее отправляться в Перпиньян. Выехав из Кастельнодари, отец приказал остановить наш экипаж перед замечательным деревом, под которым коннетабль де Монморанси был арестован войсками Людовика XIII после разгрома сторонников Гастона Орлеанского12. Отец обсуждал это событие со своими адъютантами, и мой брат, уже очень образованный молодой человек, принял участие в этом разговоре. Что касается меня, получившего еще очень поверхностные знания об истории Франции, мне не было известно ни одной подробности этих событий. Я в первый раз слышал и о битве при Кастельнодари, и о Гастоне Орлеанском, и о его восстании, и о его пленении, и о казни коннетабля де Монморанси. Прекрасно понимая, что отец не обратился ко мне ни с одним вопросом, потому что убежден, что я не смогу на него ответить, я был сильно унижен и огорчен. Для себя самого я сделал вывод, что отец был прав, решив отвезти меня в училище и заняться моим воспитанием. Мои сожаления сменились на твердое желание хорошо учиться и постараться много узнать. Тем не менее я чувствовал, как сердце мое сжимается при виде высоких и темных стен забора, за которым меня должны запереть...
Когда я вступил в стены этого заведения, мне было 11 лет и 4 месяца.
Глава IV 
Соррез. — Дон Ферлюс. — Жизнь в Соррезе. — Обычаи уравниловки. —
Первые испытания. — Визит одного из представителей народа
Пришло время дать вам небольшое историческое описание знаменитого коллежа в Соррезе в том виде, в каком оно было представлено мне доном13 Абалем, бывшим заместителем директора. Мы часто встречались с ним в Париже уже во времена Империи.
Когда во времена Людовика XV было решено изгнать иезуитов из Франции, их защитники посчитали, что братья этого ордена единственные, кто может заниматься воспитанием молодежи. Бенедиктинцы, отъявленные враги иезуитов, хотели доказать обратное, однако превращаться в педагогов самим им казалось излишним, хотя они всегда были очень сведущими и образованными людьми. И все же они выбрали четыре своих монастыря, в которых были устроены учебные заведения. Среди них были Соррез и Понлевуа, где были собраны все члены Ордена, у кого обнаружилось больше всего стремления и таланта к преподавательской работе или занимавшиеся этим уже многие годы. Новые заведения процветали. Более всего это касалось Сорреза. Сюда стекалось множество учеников со всей страны. Бенедиктинцы пригласили туда и многих наиболее образованных светских людей. Все они со своими семьями приехали в этот маленький город. Дети этих гражданских профессоров воспитывались в коллеже бесплатно. Позднее здесь образовался настоящий заповедник превосходных преподавателей всех наук и искусств. Легкость, с которой давались здесь уроки за небольшую плату, привлекала в Соррез все новых учеников из пансионов других городов. Маленький город стал знаменит. Даже простым купцам было известно об этом заведении, где их дети получали весьма широкое образование. Многие иностранцы, более всего англичане, испанцы и американцы, приезжали сюда на несколько лет, чтобы находиться рядом со своими сыновьями и дочерьми в течение всего периода их воспитания.
Орден бенедиктинцев состоял в основном из людей очень мягких. Они выходили за пределы своих обителей и, как правило, получали то, что было им нужно, настолько их любили в мире. Это очень помогало Соррезскому учебному заведению, особенно во времена Революции. В то время директором здесь был дон Деспод, человек очень больших достоинств, но не посчитавший для себя возможным принести гражданскую клятву, требуемую в то время от духовенства, и удалился от своих обязанностей. Проведя несколько лет в отставке, он был призван уже императором и назван одним из главных сотрудников Университета. Все остальные бенедиктинцы Сорреза подчинились необходимости принести клятву. Дон Ферлюс стал директором, дон Абаль — его заместителем, и школа, несмотря на все революционные изменения, продолжала существовать, сохраняя те блестящие начала, которые заложил дон Деспод.
 
Когда вышел закон о секвелизации монастырей и продаже их имущества, это учреждение, казалось, должно было потерять свой престиж и вес, но все важные лица в стране были воспитанниками Сорреза и желали, чтобы оно сохранилось и для их детей. Жители города, рабочие, крестьяне, с большим почтением относились к отцам-бенедиктинцам и понимали, что разрушение этого заведения приведет к разорению всего их края. Население обратилось к дону Ферлюсу, прося его заявить о готовности выкупить училище со всем его огромным имуществом. На аукционе никто не смог предложить большую цену, и директор стал собственником огромного монастыря и земель, которые его окружали. Администрация департамента дала ему большой срок для внесения денег. Со всех сторон ему одалживали ассигнаты, которыми он мог постепенно расплачиваться. Средства приносили и небольшие участки леса, выставляемые на продажу. Богатые местные фермеры поставляли все необходимое коллежу продовольствие. Дон Ферлюс часто расплачивался с нанятыми преподавателями продуктами, что вполне их устраивало, поскольку в ту пору во Франции уже свирепствовал голод.
Дон Ферлюс с честью использовал то, что досталось ему по воле обстоятельств. Среди учащихся находилось около сотни креолов с Сан-До-минго, Гваделупы, Мартиники и из других колоний, которые из-за войны на море, а главное, из-за восстания негров были лишены возможности переписываться со своими родными. Дон Ферлюс оставил у себя все их семьи. По мере того как эти дети достигали взрослого возраста, он использовал их как помощников учителей, потом устраивал на различные административные должности. Позднее, когда политический горизонт просветлел, сначала Директория, а потом император помогали дону Ферлюсу в его добром деле. Гуманность и честность этого уважаемого человека способствовали распространению хорошей репутации его заведения и помогали его дальнейшему процветанию.
После смерти дона Ферлюса школа перешла в руки его брата Раймо-на Ферлюса, человека малоспособного, бывшего женатого ораториан-ца14, неважного поэта, известного в основном длительной литературной войной, которую он вел против г-на Баура-Лормьяна.
Престиж коллежа начал падать, когда в 1814 году Реставрация отдала его в руки иезуитов. Они тут же попытались отыграться на бенедиктинцах, разрушив здание, которое те подняли из руин. Университет, руководимый аббатом Фрейсинусом, принял сторону иезуитов. В то время г-н Раймон Ферлюс уступил место, которое он занимал в этом учебном заведении, своему зятю г-ну Бернару, бывшему артиллерийскому офицеру и моему соученику. Новый директор оставался далек от насущных проблем этой школы. К тому же во Франции появилась масса новых коллежей, которые сразу же стали ее конкурентами. Соррез постепенно терял свою прежнюю высокую репутацию и, в конечном счете, стал одним из самых обыкновенных учебных заведений.
Теперь я вернусь к тому времени, когда меня отдали туда на учение. Я уже говорил о том, как дон Ферлюс спас коллеж от разорения и как затем, поддерживаемый заботой этого человека, он стал крупным учебным заведением, которое Революция оставила в покое. Монахи надели светские одежды, и обращение гражданин заменило прежнее дон.
Помимо этих нововведений, по существу в коллеже ничего не изменилось. Он продолжал мирно существовать в одном из тихих уголков Франции, в то время как вся страна стала ареной самых жестоких раздоров. Я сказал, что в основном ничего не изменилось, потому что занятия продолжали следовать обычным ничем не нарушаемым порядком. Однако было невозможно, чтобы бури и смуты, бушевавшие за стенами коллежа, совсем не ощущались бы внутри его. Я даже должен добавить, что дон Ферлюс, будучи человеком очень гибким, даже делал вид, что одобряет многое из того, чему он не мог помешать. Таким образом, стены коллежа были покрыты республиканскими лозунгами. Было запрещено обращение господин. Ученики, отправляясь в столовую или на прогулку, пели «Марсельезу» и другие республиканские гимны. Так как они постоянно слышали о подвигах наших армий, то некоторые из учеников старших классов записались в добровольцы, а другие мечтали об этом. К тому же вся эта молодежь воспитывалась в военной среде, поскольку' и до Революции Соррез был военным коллежем, где изучались военное дело, верховая езда, фортификация и многое другое. Со временем вся эта молодежь прониклась военным духом, приобрела соответствующие привычки. Добавьте к этому, что костюм того времени придавал странный вид всем, кто его носил. Действительно, ученики носили грубые ботинки, которые они чистили раз в десять дней, серые грубошерстные носки, широкие штаны и пиджаки коричневого цвета, без жилетов, расстегнутые рубашки, покрытые чернильными пятнами, со следами красного карандаша. Галстуков не было, никаких головных уборов, волосы зачесаны назад в виде хвоста или распущены. А руки! Руки настоящих угольщиков.