Великий Йог Тибета Миларепа

Выслушав меня, они прониклись религиозной верой и ушли в радостном расположении духа.
После этого я отправился в Чукбар, держа путь через Палкхунг и, придя в Тингри, прилег на дороге, чтобы полюбоваться видом местности. В это время группа нарядно одетых девушек шла по этой же дороге в Снаг-мо. Заметив меня, имевшего жалкий вид, одна из них сказала: «Посмотрите, какой несчастный! Хоть бы я никогда не родилась в таком теле». А другая добавила: «Как жаль его! Мне прямо стало дурно от его вида». Я же, считая их бедными, невежественными созданиями, пожалел их и, поднявшись, сказал: «О девушки, не говорите так. Вам не надо беспокоиться совсем об этом. Вы не родитесь такими, как я, даже если будете желать этого и искренне молиться об этом. Жалость достойна похвалы, но жалость и самомнение – противоположные чувства и потому несовместимые. Послушайте песню, которую я вам спою». И я спел им песню:
 
 
«У твоих стоп, о Милосердный Гуру, я сейчас молюсь;
 
Ниспошли мне твое благословение и твои милости, о Марпа!
 
Эти создания, над которыми довлеет плохая карма, 
 
С презрением смотрят на всех других, кроме себя.
 
Женщины с плохой кармой считают, что замужество
 
– самое желанное из всего, что можно желать.
 
Их самомнение пылает жарким огнем.
 
Ах! Как жаль их, так обманутых!
 
В эти темные дни Кали-Юги [222]
 
Проходимцы почитаются, как боги,
 
И мошенники ценятся дороже золота,
 
А святых отталкивают, как камни с дороги.
 
Ах, как жаль этих бедных невежд!
 
Вы, сестры-девицы, нарядно одетые,
 
И я Миларепа из Гунгтханга,
 
Презираем друг друга взаимно
 
И взаимно жалеем также.
 
Но направим друг на друга пики нашей взаимной жалости,
 
Посмотрим, кто из нас победит на этом ристалище [223].
 
Эта проповедь назидательная Миларепой произнесена
 
В ответ на глупый разговор невежественных созданий.
 
Взамен вашей воли вы получили вино,
 
И за Зло вам ответили Добром».
 
 
Когда я закончил петь, девушка, которая пожалела меня, сказала: «Это знаменитый Гунгтханг-Миларепа. А мы, охваченные самомнением, говорили глупости. Давайте попросим у него прощения». Тогда они все поручили этой девушке подойти ко мне и попросить прощения. Она чувствовала себя очень неловко и, достав раковины, которые тогда употребляли взамен денег, несколько раз пала ниц, а затем вручила их мне и попросила дать им еще одно наставление. Тогда я спел им еще одну песню:
 
 
«Я обращаюсь с молитвой к моему Милосердному Гуру!
 
Краткую проповедь об Истине я прочитаю.
 
В небесных чертогах богов Гахдана [224]
 
Духовные Истины не почитаются, а научные.
 
В сферах ниже их, в Дворцовом Граде Нагов,
 
Истины глубокие не почитаются, но почитается богатство [225].
 
В этом мире людей
 
Мудрые и ученые не почитаются, а почитаются лжецы.
 
В провинциях Ю и Цанг и в Четырех Областях
 
Медитация не почитается, а почитается толкование.
 
В отстою подобном конце этой эпохи зла тьмы
 
Почитаются люди плохие, а хорошие презираются.
 
Взор веселых молодых женщин
 
Отшельник не радует, но радует повеса.
 
Слух молодых девиц не услаждают
 
Назидательные проповеди о религии, а услаждают любовные песни.
 
Об этих истинах, изложенных в стихах,
 
Я спел за вознаграждение из семи раковин
 
И как радостную песнь в знак полного прощения».
 
 
Когда они услышали эту песню, в них зародилась глубокая вера, и, расставшись со мной, они отправились дальше. Я также продолжил мой путь и, когда пришел в Брин (Дрин), узнал там о прибежищах Лапчи-Чубара и Кьит-Пхуга (Приятная Пещера), называемого также Ньима-Дзонг (Солнечный Замок), из которых я выбрал второе. Там я прожил несколько месяцев и достиг значительных успехов в религиозном служении и медитации. Жители Брина посещали меня и приносили мне еду. Зная, что эти посещения в какой-то степени отрицательно скажутся на моих занятиях медитацией, я подумал, что если буду оставаться в этом месте и далее, моя известность только будет мне помехой. «Я прожил здесь достаточно долго и за это время многого достиг. Сейчас я должен отправиться в более отдаленное место и там найти пещеру», – рассуждал я. Выполняя волю моего гуру, я решил перебраться отсюда в Лапчи-Чубар. Я уже собрался отправиться в путь, когда ко мне пришла моя сестра Пета и принесла мне шерстяное тканное одеяло, изготовленное из остатков шерсти, которые она насобирала у людей. Сначала она принесла это одеяло в Драгкар-Тасо и, не найдя меня там, стала разыскивать, расспрашивая каждого обо мне, пока ей не сказали в Гунгтханг-Тете, что отшельник, питающийся крапивой и похожий на гусеницу, проходил через Палкхунг в Ла-Тет-Лхо (Высокие Холмы, Обращенные к Югу), и она пошла дальше буквально по моим следам. В Тингри она видела ламу Бари-Лоцаву (Великий Бари Переводчик), который сидел на высоком сиденье под зонтом, одетый в шелка пяти цветов, в окружении учеников, которые трубили в раковины, били в медные тарелки и играли на кларнетах и флейтах. Вокруг него находилось много народу, и все присутствующие угощали его чаем и чангом. Наблюдая эту сцену, Пета подумала: «Другие служители веры и духовные лица пользуются этими благами, но религия моего брата – причина его нищеты и страданий и позора для его родственников. Если я встречусь с братом, я постараюсь убедить его стать учеником этого ламы». Она спросила присутствующих там, не слышали ли они обо мне или не видели ли они меня, и, когда ей сказали, что я нахожусь в Брине, она пошла туда, расспрашивая по дороге обо мне, пока не достигла Кьит-Пхуга, где я тогда еще был. Увидев меня, она сразу сказала: «Брат, разве можно продолжать голодать и жить без одежды, объясняя это тем, что ты сам избрал такой образ жизни. У тебя нет ни стыда, ни чувства приличия. Сшей из этого одеяла одежду для нижней части тела и пойди к ламе Бари-Лоцаве, который настоящий лама, на тебя не похож ни по внешнему виду, ни по занимаемому положению. Он сидит на троне под зонтом, одетый в шелковые одежды. Его губы всегда смочены чаем и чангом. Во время его выхода его сопровождают ученики и приверженцы, которые идут впереди него парами и трубят в трубы. Вокруг него всегда собирается толпа, куда бы он ни пошел, и он получает огромное количество подношений, которых хватает также для обеспечения его родственников. Это очень знатный лама. Я бы хотела, чтобы ты пошел к нему в услужение и стал его учеником, пусть самым младшим. Это было бы лучше, чем такая жизнь. Кому нужны твой аскетизм и мое безрадостное существование? Уже больше невозможно так жить». И она разрыдалась, сокрушаясь о нашей судьбе. Я попытался ее утешить: «Пета, не говори так. Тебе стыдно смотреть на меня, потому что я раздет и ничем не прикрываю себя. Но я горжусь тем, что достиг Истины, будучи человеком, и в этом нет стыда. Я родился таким, и потому в этом нет стыда. Но те, кто знает, какие поступки являются грехом, и тем не менее совершает их, принося горе родителям, те, кто зарится на ценности, посвященные Духовным Учителям и Трем Прибежищам, и те, кто занимается обманом и мошенничеством для достижения своих эгоистических целей, приносят боль и страдания не только другим, но и себе. Они вызывают неприязнь и отвращение к себе у каждого добродетельного существа среди богов и людей. И только они должны стыдиться. Но если ты говоришь о чувстве стыда при виде моего тела, тогда тебе особенно надо стыдиться, так как твои груди, которых у тебя при рождении не было, теперь так заметно выделяются.