Паноптикум

– Я давно хотел иметь портрет Артура, – заявил он. – Я должен принять серьезный вид?
– Какой хотите, – разрешил Эдди.
– Это хорошо, – расплылся в улыбке Ривз. – Я веселый человек по натуре, а кто серьезный, так это Артур.
Помогая Морин на кухне с пирожными, Коралия услышала оживленный разговор, а затем взрыв смеха, за которым последовали аплодисменты. Тут уж она просто вынуждена была подойти к дверям и выглянуть во двор. Она не могла поверить глазам. Малия взобралась на перила террасы, изображая красивую бабочку, собирающуюся взлететь. Но главное – там был ОН, молодой человек из леса, словно каким-то волшебством перенесенный прямо к ним во двор. У него были красивые руки с длинными пальцами, как у музыканта. Его пиджак мешал ему, и, скинув его, он продолжал работать в белой рубашке и подтяжках. Лицо его приняло задумчивое выражение, он был так поглощен работой, что, казалось, даже не дышал.
Коралия зачарованно смотрела сквозь сетку на дверях, как он настраивает объектив.
– Оставайтесь в такой позе, – сказал фотограф Малии. – Это как раз то, что надо.
Пончики шипели в кастрюле на плите, требуя, чтобы их вытащили из кипящего масла, но Коралия забыла о своих кухонных обязанностях. Это была судьба, она в этом не сомневалась.
Фотограф поблагодарил Малию, вытащил из камеры пластину и вставил новую для следующего снимка. Готовились позировать братья Дюрант – они переплелись друг с другом, образовав настолько идеальный шар, что казалось, будто позвоночника у них совсем не существует.
Запах подгорелого теста привлек на кухню Морин. Она ахнула, увидев выкипевшее масло и почерневшие пончики.
– Сколько добра пропало! – воскликнула она, поспешно снимая кастрюлю с огня. Тут она заметила Коралию в дверях и нахмурилась. – Очень интересно, что весь этот сыр-бор означает?
Подойдя к дверям и увидев фотографа и двух братьев, радостно позирующих ему, Морин нахмурилась еще больше.
– Что это, черт побери, он вытворяет? Вот ему достанется, если Профессор его застукает! Да и нам всем не поздоровится.
И прежде чем Коралия успела ее остановить, Морин выскочила во двор.
– Прекратите это немедленно! – крикнула она Эдди. – Это частная территория, и частные лица проживают тут частной жизнью!
Эдди поднял голову и увидел перед собой красивую рыжеволосую женщину. Даже на расстоянии было видно, как обезображена ее красота. Ее гнев и властный тон смутили его.
– Мисс, – произнес он виноватым голосом, – простите, что я не спросил вашего разрешения.
Коралия за спиной Морин почувствовала, как крючок влечения к молодому человеку опять впивается ей в сердце. Жилка у нее на шее бешено пульсировала. Эдди же, хоть и заслонил рукой глаза от солнца, видел только неясный силуэт в дверях кухни.
– Я тут не выдаю разрешений, – отрезала Морин. – Так что уж лучше удирайте отсюда подобру-поздорову, пока хозяин не обнаружил, что вы вторглись на его территорию. А то он вам покажет, где раки зимуют.
– Это всего лишь фотограф, – пытался объяснить Уильям Ривз. – Он не сделал ничего плохого.
– Пусть он хоть король Бруклинский, это не имеет значения! – язвительно бросила Морин Ривзу и вновь обратилась к Эдди: – Сэр, я прошу вас удалиться. Если у вас есть хоть одно полушарие в мозгу, послушайтесь моего совета.
Прижав руку к сердцу, Эдди умоляюще произнес:
– Не прогоняйте меня, пока я не сфотографирую вас!
Морин негодующе фыркнула, однако молодой человек явно произвел на нее благоприятное впечатление. В мешковатых брюках, с длинными руками и ногами, он был похож на огородное чучело с красивым загорелым лицом.
– Этого еще не хватало! – отрубила она.
– Позволь ему это сделать, – проговорила Коралия. – Тебя никогда еще не фотографировали. Вреда от этого не будет.
Морин удивленно взглянула на свою воспитанницу и, увидев, с каким напряженным выражением она смотрит на молодого человека, сразу поняла: это тот, о ком Коралия говорила и которого она не может забыть.
– Если это тот самый, – произнесла Морин задумчиво, – то не такой уж он красавчик, скажу я тебе. Слишком костляв.
 
– Ну давай! – Коралия слегка подтолкнула экономку. – Иди.
– С ума сошла? А что, если твой отец увидит?
– Ну и пусть, – ответила Коралия. Дружелюбие, с каким Эдди обращался к своим моделям, поднимало ее дух. Это был нормальный человек, который не отшатывался от того, что отклонялось от нормы, – напротив, оно скорее притягивало его, и это было не низменное любопытство, а изумление перед чудом. – Я ему доверяю, – добавила она.
– Неужели? – буркнула Морин. – Сказать тебе, что я думаю по поводу доверия к абсолютно незнакомому человеку? Мой вид ничего тебе не говорит?
– Он ведь хочет всего лишь тебя сфотографировать.
– Можно узнать, какому человеку в здравом уме может понадобиться моя фотография?
Коралия взяла руку Морин в свои ладони.
– Пожалуйста, сделай это ради меня.
Фотограф жестом пригласил Морин пройти в огород. На небе не было ни облачка, тени были густыми, черные полосы испещряли траву. Устанавливая пластину в камеру, Эдди думал о яблонях в Челси и огромных вязах на Верхнем Манхэттене, о русских лесах и пожелтевших соленых болотах, по которым он бродил этим утром. В окуляре фотоаппарата ему открывалась красота мира, но он никогда не думал, что человек может быть так же прекрасен, как болото, дерево или луг. Морин стояла между грядками салата и гороха, глядя прямо на него, ничего не пряча. Даже передник не сняла. Ее лицо было прекрасным, изуродованным и абсолютно естественным. Закончив съемку, Эдди подошел к ней и опустился на одно колено.
– Благодарю вас, – сказал он.
Он знал, что это его лучший снимок, и ни один из тех, что он делал в прошлом или сделает в будущем, не сравнится с ним. Он жалел, что нельзя будет показать Мозесу Леви фотографию, когда он ее проявит. Может быть, он все-таки был не совсем уж безнадежным учеником.
– Не валяйте дурака, – проворчала Морин. От ее одежды исходил запах подсолнечного масла. – Надеюсь, я не увижу эту фотографию. Я даже в зеркало не смотрюсь.
Эдди поднялся с колен, смущенный взрывом собственных эмоций. С того дня, когда произошел пожар и он фотографировал трупы сначала на улице, а потом в самодельных гробах, он стал слишком возбудимым. Его глаза горели, как у истинно верующего, ибо, хоть он и заявлял о своем отречении, в нем жила пугливая и неуверенная искра веры. Он отряхнул землю с колен. Выпрямившись, он увидел Коралию на ступеньках террасы. Возможно, то, что произошло с ним в этот момент, объяснялось его повышенной эмоциональностью, возможно, тем, как она смотрела на него, но он влюбился с первого взгляда. Он не отдавал себе отчета в том, что с ним происходит, у него лишь было ощущение, что он тонет, хотя он прочно стоял обеими ногами в огороде. Длинные черные волосы Коралии были перехвачены лентой. На ней было простое черное платье и старомодные хлопчатобумажные перчатки, какие большинство девушек в такую теплую пору отбрасывают за ненадобностью. Чем дольше он смотрел на нее, тем красивее она становилась. Эдди чувствовал боль, совершенно неожиданную, но резкую и несомненную, в нем вспыхнуло желание, которое легко могло поглотить его целиком.
– Все ясно, – кивнула Морин, заметив его реакцию. – Теперь вы знаете, где хранится наше сокровище. Если вы ее обидите, будете иметь дело со мной. – Для вящей убедительности она пихнула Эдди локтем.
Коралия подошла к нему с сияющими глазами. Они представились друг другу и, не думая ни о чем, кроме того, чтобы уединиться, отошли в глубину двора. Кора грушевого дерева издавала острый приятный запах. Усики зеленого горошка в изобилии торчали над планками изгороди.
– Я видела вас с собакой однажды у реки, – сразу призналась Коралия, подавив робость. – Но никогда не думала, что мы встретимся здесь, в Бруклине.
Они остановились неподалеку от мусорной кучи, где освещение было более сумрачным, а под ногами скрипела зола.