Скрипка для дьявола (СИ)

Согнув мою ногу, Валентин скользнул рукой по колену к бедру, собирая наверх тонкую ткань сорочки.
- А сейчас будет немного больно, – прошептал он, целуя родинку у меня под животом, своими действиями заставляя меня слегка прогнуться в спине. Я буквально умирал от непонятного томления и возбуждения.
- Больно? – опьяневший от столь приятного опыта получения и дарения ласк, я слегка встревожился. Откуда здесь, среди этого блаженства, может быть место боли?
- Да, больно, но совсем недолго, – успокоил он меня, поглаживая по волосам, – После всё прекратится и ты вновь будешь получать удовольствие. Иди ближе сюда и поцелуй меня, милое, изумительное дитя. Твои губы слаще мёда, ты пахнешь тёмным соблазном. Не бойся меня, и я смогу помочь тебе.
Боль, которую я испытал, действительно была сильной. Настолько сильной, что я выгнулся и не закричал лишь потому что Валентин зажал мне рот рукой.
- Успокойся, Лоран, она сейчас пройдёт, – успокаивающе прошептал он. – Расслабь живот, – лёгкие поглаживания в указанном месте – и мышцы самопроизвольно поддались. Постепенно боль, а затем и дискомфорт исчезли, и я, чувствуя эти странные, незнакомые мне ранее ощущения, часто приносящие буквально ослепляющие вспышки удовольствия, уже понятия не имел, в сознании ли я нахожусь, настолько раскалены и затуманены были мой разум и чувства. Лишь ощущения от контакта оставались по-настоящему яркими и острыми.
Когда всё закончилось, я ещё минуту не мог прийти в себя после охватившего меня невероятного восторга от оргазма. Эти фееричные ощущения словно наполнили меня воздухом и одновременно выпили все силы.
Но, ощутив короткий поцелуй Валентина в губы, означавший окончание, я вновь притянул его голову к себе, впиваясь в тонкие уста. Я не хотел, чтобы он покидал меня, я хотел бесконечно долго чувствовать его поцелуи и прикосновения тёплых, больших рук.
Видя мое нежелание его отпускать, Вольтер снял одну из моих рук со своей шеи и – на некоторое время с закрытыми глазами приникнув губами к ладони, сказал:
- У тебя идеальные пальцы для скрипки, Лоран. Хочешь научиться играть?
- Да, – ответил я, в полусне не в силах испытать радость от такого предложения, ведь втайне всегда мечтал взять в руки его ненаглядную Амати и провести смычком по четырём хрупким струнам.
- Хорошо, да будет так, – он наклонился ко мне и снова поцеловал, на что получил чуть ли не жадный ответ. Даже затягиваемый чудовищной силой усталости в сон, я всё ещё хотел его, хотел вновь испытать эти будоражащие ощущения, но глаза закрывались, и я, попытавшись в очередной раз поднять веки, ощутил накрывшие их пальцы и тихий шёпот:
- «Спи, Амати» .
Проснулся наутро я в его объятиях. Валентин, лёжа на боку и подперев рыжеволосую голову ладонью, смотрел на меня. Заметив, что я открыл глаза, он сказал:
- Ты в самом деле дитя дьявола, Лоран.
- Почему? – вяло удивился я, выгибая спину дугой и едва заметно потянувшись. Скрипач коснулся рукой обнажённого участка кожи от соскользнувшей с живота рубашки, и, проскользив под застёгнутыми пуговицами сорочки вверх по груди и шее, коснулся моих губ.
- Ты ребёнок, но обладаешь недетской притягательностью. Я не знаю, что происходит, но... – он погладил кончиками пальцев мою щёку. Я видел его взгляд – пристальный и заворожённый. И испытывал смутное торжество: он мой. Его сердце больше не принадлежит Натали – трепетной, хрупкой Натали. Он мой, мой и больше ничей. – ...я не могу перестать смотреть на тебя, Лоран.
- На меня? – переспросил я. Спросонья голос был сиплым и приходилось шептать. Но это, похоже, нравилось моему маэстро: нравился мой слабый, нежный голос, мои спутанные волосы, закинутые за голову руки с расслабленными пальцами и полуобнажённое тело, лишь рукавами и застёгнутой на несколько пуговиц посередине рубашкой скрывающая наготу.
Видя его скрытое желание, я предложил:
- Хотите поцеловать меня? – протянув руку, я коснулся его щеки у почувствовал, как он едва заметно дрожит. – Или...- мой палец заскользил по тонким губам, – ...нет?
 
- Да, – он наклонился и впился в мои губы, осыпая поцелуями рот и шею. – Всегда... непрерывно...
- Вы мой, Валентин. Вы ведь любите меня? – спросил его я, тяжело дыша, когда очередной, достающий почти до сердца поцелуй прервался, чтобы мы могли глотнуть воздуха.
- Да, – он стиснул меня в обьятиях, вдыхая запах моего тела и медленно оглаживая руками мои плечи и спину. – Будь я проклят, но да. Ещё никто меня не волновал столь сильно, как ты – моя шелковистая прелесть. Но я глупец, и глупее себя в жизни не встречал человека: я влюбился в свою собственную смерть.
- Смерть?
- Именно, – он отстранился и его лицо помрачнело, – Если кто-нибудь узнает о том, что произошло между нами, мне конец. Ты должен сохранить это в секрете, Лоран.
- Хорошо, месье. Я никому не скажу.
- Спасибо. Значит, я смогу тебя любить и дальше. Хоть изредка, хоть издалека... – скрипач поцеловал меня в переносицу.
- Но я не хочу издалека, – возразил я, отстраняясь и нахмуренно глядя на него, – Я хочу вас, хочу чтобы вы меня целовали и обнимали, как прошлой ночью. Мне мало ваших взглядов. Я хочу ваше сердце и ваше тело.
У Валентина был такой вид, словно я его ласкал и больно кусал одновременно. И я знал, в чем причина боли – Натали.
Но, проблема решилась сама.
Едва успел я договорить фразу, как в дверь постучали и в проёме показалась фигурка леди Дю Лак, облачённая в синее домашнее платье.
- Валентин, ты здесь? Я не видела, как ты вчера шёл спать и подумала... – она внезапно остановилась.
Устремив на нас расширенные индиговые глаза, она в изумлении не могла выдавить ни слова. Несмотря на то, что мы были мужчинами, растерзанная одежда и мятый гобелен на диване говорили сами за себя.
- В-вот как... – наконец сорвалось у неё, и гримаса боли исказила лебединое лицо. – В-вот значит как... – я видел, как брызнули слёзы у неё из глаз, – Господи, не верю! – развернувшись, она скрылась, захлопнув дверь. В зале слышались гулкие, удаляющиеся рыдания и быстрый стук каблучков по мраморному полу.
- Подожди здесь, – сказал Валентин, и, на ходу застегивая рубашку, вышел следом, плотно прикрыв дверь. Вот тогда я и понял, что натворил: я разлучил их. Я соблазнил Валентина и предал Натали, которая относилась ко мне, как к своему младшему брату.
Тошнота накрыла меня с головой: я был омерзителен сам себе. Милая нимфеточная кукла со стеклянным сердцем. Картинный херувимчик с сидящей внутри змеей. Антихрист.
Стоит ли говорить, что остаток дня я держался от Вольтера подальше. Собственная совесть жгла меня хуже огня. Я мысленно просил прощения у Натали, за то что заставил её – прекрасную Сильфиду – испытать такую боль и горечь. В таком состоянии и нашёл меня Валентин в библиотеке.
- О боже, Лоран, что случилось? – он присел на корточки рядом со стулом у письменного стола, на котором я сидел, и, взяв мою голову в ладони, вытер катящиеся по щекам слёзы. – Почему ты плачешь?
- Прости меня, Валентин... – прошептал я, – За Натали... Ведь вы любили друг друга, а я всё разрушил. Я предал её. Я просто ужасен... – меня трясло и я ничего не мог с этим поделать.
Вольтер тяжело вздохнул и ответил:
- Да, неприятно вышло. Но когда-нибудь это должно было случиться. Я не мог бы вечно быть с ней, не подвергая её опасности, ведь орден безжалостен, и, если ему это будет нужно, то он убьёт любого для достижения своих целей. Пускай Натали сейчас далеко, пускай она ненавидит меня и тебя, но она останется жива и невредима. В этом тоже есть доля любви, дитя моё, хотя и жестокой. Мы лишь ускорили неизбежное расставание.
Отменяло ли это совершённый мной грех? О нет, никак нет.
Интересно, горевал бы я так, если бы знал, что тот день станет последним днём, когда мне суждено было быть самим собой?
Следующим вечером я и Валентин отправились на церемонию Посвящения.