Скрипка для дьявола (СИ)

- Прости меня, за то что причиняю тебе боль, – прошептал он, – Но если ничего не сделать, то мы не сдвинемся с мертвой точки.
Я откинулся на подушки и резко выдохнул:
- Не вмешиваться? Что ты имеешь ввиду под «не вмешиваться»?
- Ты не должен идти со мной. – тихо сказал Лоран, – Умоляю, Андре, останься здесь. Позволь мне самому сделать свой выбор.
- Что мне делать, если ты не вернешься? – задал я вопрос, – Как мне понять – отрекся ты от меня или с тобой что-то случилось? Я же изведусь от беспокойства.
- Я приду, – ответил он, – Либо навсегда, либо попрощаться. Я француз, а не британец и не исчезаю по-английски.
- Хорошо, будь по-твоему, – сдался я, – Но если пойму, что что-то не так, я пойду тебя искать.
Лоран молча кивнул.
Ушел Амати ближе к вечеру. Я отложил от себя книгу, наблюдая, как он надевает свой подбитый горностаем плащ, и, попрощавшись со мной взглядом, скрывается за дверью, чей стук оставляет неприятное ощущение озноба на коже. Лоран-Лоран... если тебе это будет необходимо, я отпущу тебя, но мне бы этого совсем не хотелось. Я так привык к тебе и я так люблю тебя. Я успел полюбить самые темные уголки твоей души, даже то, к чему питать теплые чувства на первый взгляд невозможно. Для меня невыносимо сознание того, что могу потерять тебя. Я даю тебе сроком четыре часа, а после иду искать. И будь, что будет.
Выйдя из пансиона, Лоран быстро зашагал к стоящим неподалеку скопом экипажам, мысленно пытаясь успокоить себя:
- «Что мне делать? Я не хочу, чтобы все происходило именно так!» – в отчаянии думал юноша, ежась от вечернего мороза. Стояли сумерки и нужно было как можно скорее добраться до кладбища, пока не стало совсем темно. Лоран и сам не знал, по какой причине так скрупулезно оттягивал повторное посещение погоста Пасси. Почему он не горел желанием туда возвращаться? И хотелось ли ему на самом деле встретиться с Валентином снова?
Да, он желал вновь увидеть своего Маэстро – того, кому был так беззаветно предан; того, кто заменил ему в свое время отца, а после стал возлюбленным.
И на смену этим образам приходили в голову мысли об Андре: о страстно и одновременно трепетно любимом им Андре, которого он заставляет страдать в угоду своему эгоизму и нерешительности.
В какой уже раз Морель почувствовал отвращение к своей порочности – вольной или невольной, вросшей в него, словно сорняк, ставшей его частью.
Лорана пугало неведение, относительно нынешнего Валентина. Он мог не знать этого человека. Быть может, это уже вовсе не тот Вольтер – его гениальный, импульсивный, но правдивый учитель, которого юноша знал ранее. Быть может, его ожидает очередное, бесчисленное уже по счету разочарование в человеческом существе.
- «Я должен знать! Он расскажет мне все!» – почти яростно подумал француз, запрыгивая в один из коричневых экипажей и бросая кучеру: – К Пасси!
Парижское кладбище как обычно сохраняло полное достоинства безмолвие и неподвижность. Лишь опадающие остатки задержавшихся на ветвях каштанов сморщенных почерневших листьев добавляло немного динамики в жизнь этого места.
Лоран же помнил, куда нужно идти. Он знал, что Валентин его ждет, и даже если бы он не пришел сегодня или даже через неделю – ждал бы изо дня в день, лишь для того, чтобы услышать его согласие или отказ. Или...для того, чтобы получить прощение, поставив Антихриста вровень с церковным падре?
- «Как убого и глупо», – подумал Морель, быстро скользя средь надгробий. Мане, Лефюэль... В этом месте столько известных имен, но одно из них он никогда не хотел бы видеть в виде надписи на холодном камне. Пускай улетит мраморный ангел – ведь его молитвы не нужны пока этой могиле, ибо она пуста. – «Если он жаждет лишь моего прощения за то, в чем не виновен, прощения для успокоения собственного стыда или совести – боюсь, я не смогу сдержать разочарования. Мария, не урони его в моих глазах».
Наконец, из туманной дымки легких зимних сумерек выплывает каменная плоть крылатого стража.
 
- И давно вы ждете?
Человек в теплом плаще из плотного бархата и меха поднял голову, тускло блеснув глазами в тени капюшона.
- Чуть более часа, дитя мое. Ты не сильно припозднился.
- Вот как...- негромко проронил Лоран, – А что было бы, если бы я не пришел сегодня? Не пришел бы никогда. Вы бы так и ждали меня изо дня в день?
- Это исключено, – ответил Вольтер и юноше в его голосе послышалась улыбка, – Ты никогда так не поступал и не стал бы. Твоя демократичная по отношению к окружающим натура всегда давала возможность выбора.
- Почему вы так уверены в этом?
- Потому что я знаю тебя, Лоран. Ты был моим птенцом на протяжении почти пяти лет. Твоя внешне порочная душа чиста внутри себя. И это сложно изменить.
- Маэстро...- Морель уже не мог удерживать сдержанно-холодный тон и потому слова прозвучали как-то умоляюще и нежно, – Зачем вы искали меня? Почему вы не забыли обо мне, как о страшном сне? Почему простили мне мое предательство и тот нож в грудь?
- Потому что я люблю тебя, – ответил Валентин, – Совершенно разной любовью: как сына, как маленького гения с неповторимой личностью, как влекущее меня к себе воплощение красоты.
- Вы даже не пытались забыть меня. – парировал Лоран, замечая слегка выдающую его неуверенность интонацию в голосе. Он не знал, как ему еще защититься, чтобы душа прекратила свои метания. Но все это снова не более чем эгоизм, чьи истинные, пускай малоосознанные и отвергаемые мотивы – перестать чувствовать свою вину, переложив ее на плечи Вольтера. Закричать: «По твоей вине я сейчас вынужден испытывать все это! Ты – те холодные и жесткие пальцы, что нещадно стиснули мое сердце, что так легко и беззаботно билось, пока ты не воскрес для меня!»
Эгоизм.
Малодушие.
Страх.
Содержание сердца слабого, потерянного где-то в темных лабиринтах жизни ребенка. Он судорожно шарил пальцами по густой колючей траве. Он так хотел найти погасший от резкого порыва ледяного ветра фонарь.
- О нет, mon cher. Я пытался забыть тебя и забыться сам, стереть твой след из памяти и своей жизни, но не смог. Я лишь усвоил еще один печальный урок: что человеческие желания могут быть порочны, ибо приносят больше скорби и боли, чем счастья.
- Что с вашим лицом? – прошептал юноша, снимая капюшон с головы скрипача. Замерзшие руки коснулись ледяной поверхности жесткой кожи. – Почему вы в маске?
- О, ничего страшного, ангел мой. Это всего лишь последствия пожара. – отозвался Вольтер, тронув пальцами руку Мореля у маски.
- Могу я взглянуть на них? – спросил Лоран.
- Думаю, не стоит. Боюсь, что в противном случае ты не захочешь или не сможешь больше разговаривать со мной. А мне так много хочется узнать о том, как ты жил все это время, пока я скитался в другой стране...
- В другой стране?
- Да, дитя. Это была вынужденная ссылка...- Лоран все же взялся за края половинчатой маски и зажимы, и, отняв от лица белую преграду, судорожно вздохнул: почти вся правая половина лица Валентина была испещрена рубцами и шрамами, сквозь которые проглядывали знакомые черты некогда редкостно гармоничного лица.
- Я же предупреждал тебя, ma petite, – с печальной улыбкой сказал рыжеволосый, замечая, что в глазах Мореля невольно появился призрак слез. – Но ты, как всегда, не послушал и теперь плачешь.
- Расскажите мне, что с вами произошло, – дрожащим, севшим от душивших его горло горестных спазмов голосом, заикаясь, промолвил юноша, – Я...я обещаю, что выслушаю и... не буду осуждать вас. Я хочу знать обо всем, что с вами случилось за этот год...в мельчайших подробностях… Прошу вас.
- Хорошо, любовь моя, – склонил голову Вольтер, – Я расскажу тебе все.
После того, как ты скрылся вместе с Амати, я упал и пролежал так все то время, пока меня не нашли. Храмовники Ордена – как я их называю, решили, что я умер и поспешили скрыться, пока их не похоронило заживо под горящими обломками. Вокруг все рушилось, и я не задохнулся лишь потому что лежал на полу, где воздух был чище и моя голова при падении оказалась повернута набок, так, что кровь, поднимаясь в гортань, вытекала сквозь зубы наружу, а не вставала в дыхательных путях. К тому же, помимо дыма и огня, с улицы пробивался кислород из разбитых окон, что не давало окончательно задохнуться. Не знаю, как это можно было назвать: божественной волей или простым везением, но даже когда крыша обрушилась, меня не придавило, а, если можно так выразиться, «прикрыло» сверху кучей обугленного мусора. Но в какой-то момент, пламя с одной из балок перекинулось на меня. Мне удалось погасить его, уткнувшись лицом в пепел и золу, но на тот момент я был едва ли в сознании, и потому слишком медлителен и это не прошло бесследно, затронув мое лицо...