Вертоград Златословный

 
 
Ярославна
 
 
 
Ночь пахнет мглой. Запала свет заря.
 
И по дорогам мычет смагу Жля.
 
Шаг за порог, шаг за стену — и смерч
 
Закрутит женщину… За тыном вьется смерть.
 
На черную на тисову кровать
 
Она ложится… В чуждом поле рать
 
Уснула навсегда. Их сон глубок.
 
И не разбудит милого ни вздох,
 
Ни вкупе мертвая вода с живой.
 
Вкушает он не поцелуй — покой.
 
Он умер, щекот славий оборвав.
 
Лишь полозы ползут средь острых трав.
 
Зегзицею незнаемой… она…
 
Она одна… теперь всегда одна…
 
Прости, люблю тебя… последний стон.
 
Крадется тень… Не обойти заслон,
 
Не переплыть Донца… Лишь синь-вино
 
Да скатный жемчуг… Свет в ночи. Окно.
 
Лгут летопись и повесть… Лишь ковыль…
 
Кисаня дебрь… Шаг в темноту… Нет сил.
 
Любовь? Но как позволила она
 
Ему уйти. В колчане нету дна.
 
Рассыпаны все стрелы… нет и слез.
 
Из той страны придет он наг и бос.
 
Он оборотень… черный ворон… — волк.
 
Нет, Боже сохрани, засох, измолк
 
В гортани голос… и не разомкнуть
 
Ей обруч горя, что сжимает грудь.
 
Тугая, жирная, как сажа, тьма-печаль
 
Сжимает сердце, словно ржа ест сталь.
 
Испуганные губы… взмах руки.
 
Он подал весть с того конца реки.
 
Шаг… туфель в черноземе острый след.
 
Скажи, ты любишь… Кликнет див в ответ. —
 
Квартира… терем… княжеский чертог.
 
Троян иль Хоре?., но след твоих лишь ног
 
Останется… пускай ты не смогла…
 
Тот скорбный путь в Ничто, которым шла.
 
 
 
Тот путь в Ничто, который застит мгла.
 
 
1994
 
 
 
Звенигород
 
 
 
Осенний день. Прозрачный хрупкий воздух
 
Под куполом лазоревым. Костров
 
Горчащий дым. Смертельной желтизной еще
 
Луга не тронуты, но ждут оцепенело
 
Удара льдистого серпа Зимы.
 
Звон тишины, воды на перекатах.
 
Извивы зачарованных и странных
 
Дерев пред монастырскою оградой.
 
Березовою кистью Осень
 
Расписывает золотым и красным
 
Окрестные холмы. Шершавый камень
 
Вдыхает уходящее тепло, нам гладя руки.
 
 
 
Успенье-Городок, храм Рождества — два белых
 
Венца невесты, обрученной князю, страдавшему
 
За правду и гордыню — Георгию, не знавшему
 
Победы. Невесты, испытавшей злую ласку
 
Кривой татарской сабли. Но сторожко
 
Хранимой попеченьем и молитвой святого Саввы.
 
 
 
Час настает, и светозарный ангел
 
Закатывает солнце золотое
 
За край земли. И набегает ветер.
 
И город, и остылые поля
 
Охватывает тьма.
 
С последними лучами
 
Мы переходим реку. Оглянувшись, видишь
 
Лишь рану рваную, сочащуюся кровью
 
На черно-синем небе.
 
И слышишь звон реки на перекатах,
 
Спеленутой прибрежными кустами.
 
 
1996
 
 
 
Ослепление Василька Теребовльского
 
Триптих
 
 
 
I
 
Бесслезный караван уходит в ночь
 
Под скрип древесный из отверстых ран.
 
Ночь льнет к зрачку и умирает свет.
 
Во впадинах глазных зияет крик.
 
 
 
Где мы, о князь, о молодец-слепец?
 
Во Здвижень-городе, в юдоли липкой тьмы.
 
 
 
Шуршит вода в колодезе сухом,
 
И каплет снег с небесного серпа.
 
 
 
Глухой коростой на сорочке кровь.
 
Звенит ковыль в незнаемой степи
 
И бьется зимний колос на ветру.
 
_________________________________
 
Влечет нас пустота и гонит смерть.
 
От Господа. От дома. От тебя.
 
 
1997
 
 
 
II
 
Яблоко гложет змий.
 
Яблока ищет нож.
 
Ворог питает месть.
 
Брат воздвигает ложь.
 
Вновь вершит грех свой Каин.
 
 
2005
 
 
 
III
 
Сядь, горемычный князь,
 
Ощупай пустые глазницы.
 
Кровь превратилась в грязь.
 
Слезы стали водицей.
 
 
 
Сядь, человечий сын,
 
Горький подобник Бога.
 
Боль уходит за тын
 
По Теребовльской дороге.
 
 
 
Ищет лоза ножа,
 
Ждет вертоградаря сад мой.
 
Руки немые дрожат,
 
И рот мой незряч от жажды.
 
 
 
Точит свой нож Берендей.
 
Жадно визжит железо.
 
Брат-супостат-злодей
 
Грех в своем сердце режет.
 
 
 
Во сне или наяву
 
Вновь повторяет Каин:
 
«Не сторож я своему
 
Брату. Бог мне не хозяин».
 
 
 
Господи, слышишь песнь
 
Ножа, что дрожит от страсти.
 
Что это — вражья сеть
 
Или слепое счастье?
 
 
 
Я одинок, как глаз,
 
Исторгнутый из косицы.
 
Пусть совершится сейчас,
 
Что Бог предрешил свершиться.
 
 
2005
 
* * *
 
 
Представь этот город, где ветер рвет воздух,
 
Где дышит река в белом ломком покрове,
 
Где храмы, как свечи, стоящие в вате,
 
В подтаявшей соли февральского снега.
 
Представь этот город — лишь лай за забором
 
Напомнит о том, что еще он не умер,
 
Что теплится жизнь в ветхих хрупких домишках.
 
Представь этот город под небом посконным,
 
Чья серая ткань вся пронизана солнцем,
 
И блики играют в ручье и в оконцах,
 
В хрусталиках льда и зрачке твоем карем.
 
Представь этот город — и дрожь поцелуя,
 
И наши объятья, и ветер, и ветер…
 
Представь этот город, представь этот город…
 
 
1997