Зверобой

Минги, сбившиеся было в беспорядочную кучу, снова расположились плотным кольцом. Женщины, как водится, оказались позади, среди них мелькнуло и пропало лицо Уа-та-Уа. Но Расщепленный Дуб уже объявил, что пытка будет продолжена немедленно, – и без того слишком много времени потрачено на бесполезные разговоры и споры.
– Стойте! – Джудит рванулась к старейшинам, надеясь любым способом остановить вождя. – Ради Бога, ирокезы, выслушайте меня…
Девушка не успела закончить, как крепкая рука Уа-та-Уа рывком вытащила ее из круга перед костром.
– Иди за мной, – шепнула делаварка, – тихо, твоя сестра уже в безопасности. Сейчас все начнется…
И тут же какой-то молодой индеец одним прыжком прорвался сквозь ряды дикарей; глаза его пылали презрением и отвагой. Все это произошло так стремительно, что минги не успели опомниться. Полдюжины часовых и разведчиков в разных местах косы все еще следили за озером, и Расщепленный Дуб решил было, что один из них примчался с важным донесением. Движения индейца были так быстры, а его боевой наряд, состоявший из простой набедренной повязки, имел так мало отличий, что сразу невозможно было понять, кто он – враг или друг.
В следующее мгновение незнакомец оказался рядом с деревом, к которому был привязан пленник, и молниеносно перерезал веревки, стягивающие руки и ноги Зверобоя. Никто не успел даже вскрикнуть, а Зверобой уже стоял перед мингами рядом с Чингачгуком; в руках у каждого было по карабину, нацеленному на толпу.
Ружья ирокезских воинов, разряженные, как попало валялись под деревьями. Дикари могли пустить в ход лишь ножи и томагавки, но их будто заколдовали – минги даже не пошевелились, настороженно выжидая, что же последует за этой смелой выходкой. Панического страха среди них не было, лишь изумление от того, что эти двое решились выступить против целого отряда опытных и закаленных воинов.
Торжествующе глядя на мингов, могиканин кивнул на знаменитый карабин Тома Хаттера в руках у охотника, как бы давая им понять, что один такой великолепный «оленебой» стоит десятка ржавых ирокезских ружей.
– Ирокезы! – прокричал чужак. – Земля огромна, за Великими Озерами достаточно места для вашего племени; по другую их сторону хватает простора и для делаваров. Я Чингачгук, сын Ункаса из рода Таменунда. Уа-та-Уа моя невеста; белый охотник – мой друг, мое сердце плакало, когда я потерял его. Я пришел за ним в ваш лагерь, минги, проследить, чтобы вы не причинили ему зла. И все делаварские девушки ждут Уа-та-Уа… У нас своя дорога, простимся же мирно.
– Это ваш заклятый враг, Великий Змей, вождь из могиканской псарни, – отчаянно завопил Терновый Шип. – Не слушайте его лай. Если сейчас он вырвется отсюда, кровью будет отмечен каждый след ваших мокасин отсюда до самой Канады. Я – минг душой и телом и докажу вам это!..
С этими словами Терновый Шип молниеносно метнул свой длинный изогнутый нож в обнаженную грудь Чингачгука, однако Уа-та-Уа, успевшая броситься к изменнику, коротко ударила его по руке. Клинок, сверкнув на солнце, вонзился в ствол обгорелого дерева, к которому еще недавно был привязан Зверобой. В следующую секунду такое же оружие просвистело в воздухе, нарушив напряженное безмолвие, и сраженный наповал негодяй-делавар рухнул ничком на тлеющие головни, разбросанные в траве.
Все это произошло с такой невероятной быстротой, что дикари не успели выйти из оцепенения, и лишь смерть Тернового Шипа заставила их прийти в себя.
– Великий Змей! – взревели ирокезы. – Смерть врагу!..
Прогремел яростный боевой клич, и вся толпа на поляне пришла в движение.
 
Глава 25
 
Остановил дикарей мерный тяжелый гул, неожиданно донесшийся из леса со стороны суши. Ирокезы настороженно застыли – в этом гуле чудилось приближение неведомой, но страшной опасности; испуганные женщины беспокойно шептались, воины не сводили глаз с неподвижной стены деревьев, сжимая в руках томагавки.
 
Не прошло и нескольких минут, как на опушке леса появился военный отряд. Солдаты шли, сомкнув строй, с ружьями наперевес, остро сверкали на солнце штыки; пурпур британских королевских мундиров тревожно пламенел среди ярко-зеленой листвы.
Появление солдат можно было сравнить только с внезапным землетрясением.
Паника и отчаяние охватили весь лагерь; ирокезы лихорадочно пытались спастись бегством, но от этого хаос только увеличивался, яростные вопли индейцев смешались с громогласным «Ура-а-а!!!».
Ни один мушкет, ни одно ружье еще не выстрелили, хотя твердый и размеренный шаг шеренги, насчитывавшей не меньше полусотни солдат, стремительно ускорялся. Дикари очутились в крайне невыгодном положении: с трех сторон их окружала вода, а с четвертой путь к отступлению был отрезан грозным, хорошо обученным войском. Индейские воины бросились к своим ружьям, беспорядочно разбросанным под деревьями, а все остальные рассыпались в кустарнике, надеясь найти укрытие на мысу.
Среди всеобщего смятения лишь Зверобой и Чингачгук сохранили присутствие духа. Первым делом охотник поспешил увести Джудит и Уа-та-Уа с поляны, а затем стал разыскивать Хэтти. Однако девушки нигде не было – возможно, ее увлекла за собой толпа ирокезских женщин и детей. Тогда он бросился вдогонку за отступающими ирокезами, которые мчались к южной оконечности мыса, рассчитывая перебраться через залив по мелководью. Хэтти не оказалось и среди них…
В это мгновение прозвучали первые, еще редкие, выстрелы – минги, отходя, открыли огонь в надежде задержать солдат. Зверобой прицелился. Пуля его «оленебоя» поразила сразу двоих ирокезских воинов – и тотчас последовал беглый ответный огонь со стороны индейцев; среди грохота и трескотни пальбы прогремел боевой клич Чингачгука.
Вымуштрованные солдаты все еще не отвечали на беспорядочную ружейную пальбу ирокезов, они продолжали наступать в полном молчании, если не считать коротких команд и позвякивания оружия и амуниции. Из рядов англичан раздался только один выстрел: Гарри Непоседа не выдержал напряжения.
Вскоре послышались крики, стоны и проклятия, которыми обычно сопровождается штыковой бой, и почти все лучшие воины ирокезов пали в неравной схватке. Лишь немногим удалось ускользнуть, а двое или трое дикарей были захвачены в плен…
Этим кровавым штыковым побоищем завершился злополучный поход мингов в чужие для них края. Спустились сумерки, а вскоре и ночь равнодушно распростерла свой звездный покров над озером и мысом, далеко вторгшимся в его хрустальную гладь…
Когда солнце вновь поднялось, знаменуя наступление утра, от трагических событий, разыгравшихся здесь накануне, почти не осталось следов. Новый день начинался спокойно и размеренно, ни в чем не нарушая порядка, установленного природой. Дикие утки и нырки как обычно покачивались на неподвижной глади озера, над вершинами могучих сосен парили орлы, готовые в любое мгновение скользнуть вниз и схватить добычу, шелестели высокие травы, скрывая мелких грызунов, озерная вода лениво облизывала прибрежные скалы и галечные пляжи.
Только в Плавучем Доме кипела жизнь.
Часовой в мундире королевского стрелкового полка мерной поступью прохаживался по причальной платформе; ружья, составленные в козлы, находились под бдительным надзором еще одного часового. Человек двадцать солдат толпились на площадке настила или бездельничали в ковчеге. Два офицера пристально осматривали побережье в подзорную трубу. Их взгляды были прикованы к роковому мысу, где между деревьями все еще мелькали красные мундиры, – на поляне хоронили убитых, как индейцев, так и англичан. Раненых еще накануне вечером доставили в замок.
Победа досталась не без потерь – дикари сопротивлялись упорно и отчаянно. Рука сержанта Артура Торнтона висела на черной перевязи, но капитан Уэрли, командовавший отрядом, отделался легкими царапинами. Сейчас именно он внимательно следил за происходящим на берегу. Это был рослый и крепкий мужчина лет тридцати пяти, розовощекий, с резкими чертами лица и отменной военной выправкой.