Над Кубанью зори полыхают

Алешка подумал и согласился. Вместе с Аксюткой он перешёл мост и свернул к балочке на лугу. Неожиданно из травы поднялись двое. Алешка попятился, но кто‑то ударом под колени свалил его в траву.
— Потерпи, дружок! Немного отведём тебя в сторонку да и вынем кляп! — сказал кто‑то, засовывая Алешке в рот мягкий ком.
Алексей по голосу узнал Якова–гармониста.
— Плохого, брат, тебе ничего не будет! — сказал другой голос. — Ты ведь сам давно хотел уйти в лес, да поджилки тряслись. Вот мы тебе и поможем. Чем к Шкуро идти, лучше у нас послужишь.
Говорили партизаны серьёзно, но в интонациях слышался добродушный смех.
Аксюта подвела лошадь, запряжённую в линейку. Через минуту линейка без шума покатила по мягкому лугу.
А у Колесниковых снова переполох. Атаман топал ногами и упрекал жену в том, что она во всём потакала сыну. Это она помогла ему стать дезертиром. Та плакала, во всём обвиняла мужа и его атаманство, из‑за которого нет спокойной жизни.
Покричали друг на друга и решили говорить всем, что Алешка ночью выехал в свою часть, и подождать несколько дней, может, за это время сын даст о себе знать.
…Малашка Рыженкова искала на лугу телёнка. Нашла его мирно дремавшим под мостом в затишке между сваями.
— Вот, вражья сила, куда забрался! — ворчала она.
Малашка выбралась из‑под моста как раз в то время, когда по нему проехала Нюра Заводнова. Соседка удивилась: куда это на ночь глядя поехала Нюрка.
«Может, Митька объявился и сидит на кошарах?» — подумала она.
И, конечно, не умолчала. С кем‑то поделилась своими предположениями.
А утром Тарас Заводнов заявил в правление, что у него свели со двора лошадей с линейкой.
В обед за Тарасом прибыл нарочный из станичного правления.
— Чево там? Аль лошади мои нашлись?
— Не знаю. Может, насчёт Митрия, дядя Тарас, — ответил нарочный.
— Неужели объявился? — испугался Заводнов.
— Поговаривают…
В правлении его спросили, куда девалась линейка с лошадьми. Тарае клялся и божился, что ничего не знает. А в это время у него дома каратели Кудинова перевернули все вверх дном, до смерти перепугав семью. Нюрка, как только вызвали свёкра, сразу смекнула, в чём дело, и, боясь допроса, спряталась у Ковалевых. Но и там её нашли. Она плакала и твердила одно, что лошадей с линейкой у неё отобрали какие‑то незнакомые люди недалеко от кошар. Атаман во время допроса сидел молчаливый и бледный. Его тревожила пропажа лошадей Заводновых и одновременное исчезновение его Алешки.
На кошары выехал участковый вместе с Аркашкой-поповичем и десятком конников–карателей. Тайник был обнаружен. В нём уже не нашли оружия и запасов солёного и вяленого мяса. Не оказалось на месте и чабана, бросившего отару на произвол судьбы.
Когда Нюрку отпустили, атаман вышел за нею в коридор и, придержав за локоть, спросил:
— Может, все‑таки кого знакомого узнала из тех, что лошадей у тебя забрали? Нет, значит!
Атаман облегчённо вздохнул:
— Ну, господь с тобой!
К вечеру запылали кем‑то подожжённые кошары Заводновых.
— Не иначе дело рук карателей, — говорили в станице, когда на взгорье взвилось кровавое зарево пожара.
Тарас со всем своим семейством смотрел в ту сторону, где пылали кошары, но ехать на пожар побоялся. В утешение себе он пробурчал:
— Бог дал, бог и взял. Его святая воля!
— Бог!.. Чтой‑то нынче таких богов, что убивают и жгут, появилось слишком много, — зло бросила Нюра.
Охваченные горем Заводновы на её слова не обратили внимания. Только старый дед со вздохом произнёс:
— Пришла беда — отворяй ворота. Не горюй, сынок, есть кости — будет мясо. От сумы да от тюрьмы не отвертишься, а жизню пережить — не море переплыть. Так‑то! Потерпи, сынок.
И старик полой бешмета вытер набежавшую слезу.
Вскоре ночью на стене станичного правления крупными буквами вкривь и вкось кто‑то продрал побелку до серой глины:
«Огонь революции вам не потушить! Скоро кадетам конец».
Измазанная известью кочерга валялась тут же, у стены. Бабы, выгонявшие на зорьке коров, шарахались от кочерги и, глядя на стенку, кричали друг дружке:
 
— Видишь, кума?
— Ну, вижу!
— А к чему это?
— К чему‑нибудь да предназначено.
А догадливая Гашка, та прямо определила:
— Не иначе как партизанские матюки! — И тут же прибрехиула: — А я прямо‑таки всю ночь нынча не спала: так собаки брехали, так брехали! Либо и нам хто хотел чево нацарапать!
— Вам? За што? — усомнились бабы.
— Мало ли врагов–пенавистников!
Бабы махнули руками: и вечно эта Гашка чего‑нибудь придумает!
Утром участковый поручил Илюхе Бочарникову разузнать, чьих рук дело — надпись на стене правления?
Илюха со злосчастной кочергой перелез через пле–тень и нырнул в Низшие двери хатёнки Мавры–самогонщицы. В его делах сметливая и ловкая Маврутка не раз была помощницей.
— Обтяпаешь одно дело, кума Мавра, большой магарыч. от самого начальника получишь!
У Мавры загорелись глаза.
— Какой магарыч! — сразу заинтересовалась она.
— Ну, ты, Маврутка, как цыганка — сразу ей золоти ручку!
— А ты, куманёк, как же думал? Вить не подмажешь, не поедешь!
Бочарников хлопнул Мавру по спине.
— Ну и стерва же ты, кумушка!
Мавра осклабилась:
— От такова слышу!
Илюха не обиделся. Сощурив глаза, он показал кочергу:
— Вот што, Мавра, гляди‑ка сюда! Ты видишь эту кочергу?
— Ну, вижу! — Баба взяла из рук Илюхи кочергу и повертела её в руках. — Кочерга как кочерга…
— Так вот, милая моя, найди нам хозяина этой проклятой кочерги!
Мавра пожала плечами.
-— Найти по кочерге? Да вить, у всех кочерёжки одинаковые.
— Одинаковые, да не совсем! Но дело не в этом, а вот в чём: нынче утром не у всех в запечках стоят кочерёжки: у кого‑то не хватает. Поняла? Пойди к Рябцевым, к Шелухиным и к тем, у кого прятались дезертиры. В общем, пройдись по своему проулку и спроси кочерёжку. Придурись малость. Ты на это мастерица! Так, мол, и так, кочерёжку какой‑то черт унёс с пьяных глаз. Не подбросили, мол.
— Ладно, кум, соображу, что сказать. Только вот сумление меня берет, не насмеяться ли ты надо мной захотел?
— Насмеяться? Дура ты, Маврутка! Ты погляди на эту кочерёжку. Как по–твоему, в чём она?
— Ну, в мелу. Мелом измазана! . — скосила глаза на кочергу самогонщица.
— В извёстке, а не в мелу. А на стенке станичного правления, знаешь, что было ею нацарапано?
— А я почём знаю? Неграмотная я.
— Вот и хорошо, што неграмотная. С неграмотных на том свете бог меньше спросит… Нам, Маврутка, надо человека найти, который правленческую стену кочергой драл. Вот какое дело!
Мавра обошла все улицы Козюлиной балки, по хозяина кочерги не нашла и только удивила всех своими вопросами.
А Саня Шелухина, та прямо в глаза ей сказала:
— Ты што, Мавра, в сыщики нанялась? Аль в шпиенки пошла? Вот тебе бог, а вот и порог. Проваливай!
И Саня в самом деле схватила кочергу с припечка.
— Тю! Сбесилась! — попятилась Мавра. — Да мне твоя хата век бы не снилась!
Мавра ни с чем пришла на дом к куму.
Илюха сидел в горнице и вертел в руках злосчастную кочерёжку и о чём‑то раздумывал. Мавра с ненавистью взглянула на кочергу и решила:
— Не иначе как хтой‑то с Хамселовки писал. Прошла по всем куткам нашей балки — у всех кочерги дома! — И совсем мрачно добавила: — Черт меня дёрнул встрять в ваше дело! Сраму только набралась с вашей кочергой!
В это время в горницу вошла мать Бочарникова. Увидя кочерёжку в руках сына, она сначала обрадованно всплеснула руками, а потом принялась ругать и отчитывать его:
— Идол проклятый! Я её все утро ищу. Пришлось золу из печи лопатой выгребать!
— Да что вы, мама! — испугался Илюха. — Да это же не наша!
— Как это не наша? — ещё больше рассердилась старуха, разглядывая кочергу. — Ты что, ослеп, что не видишь вот этой щербинки! Наша кочерёжка! Я её вчера оставила на дворе, а сегодня с ног сбилась искавши.