Окно выходит в белые деревья...
Часть 28 из 70 Информация о книге
Впервые в полном виде напечатано в 1997 году.
НЕ ВОЗГОРДИСЬ
Ю. Нехорошеву
Смири гордыню — то есть гордым будь.Штандарт — он и в чехле не полиняет.Не плачься, что тебя не понимают —поймет когда-нибудь хоть кто-нибудь.Не самоутверждайся. Пропадет,подточенный тщеславием, твой гений,и жажда мелких самоутвержденийлишь к саморазрушенью приведет.У славы и опалы есть однаопасность — самолюбие щекочут.Ты ордена не восприми, как почесть,не восприми плевки, как ордена.Не ожидай подачек добрых дядьи, вытравляя жадность, как заразу,не рвись урвать. Кто хочет все и сразу,тот беден тем, что не умеет ждать.Пусть даже ни двора и ни кола,не возвышайся тем, что ты унижен.Будь при деньгах свободен, словно нищий,не будь без денег нищим никогда!Завидовать? Что может быть пошлей!Успех другого не сочти обидой.Уму чужому втайне не завидуй,чужую глупость втайне пожалей.Не оскорбляйся мнением любымв застолье, на суде неумолимом.Не добивайся счастья быть любимым, —умей любить, когда ты не любим.Не превращай талант в козырный туз.Не козыри — ни честность, ни отвага.Кто щедростью кичится — скрытый скряга,кто смелостью кичится — скрытый трус.Не возгордись ни тем, что ты борец,ни тем, что ты в борьбе посередине,и даже тем, что ты смирил гордыню,не возгордись —тогда тебе конец.КАЗАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
ОТРЫВКИ
ЛОБАЧЕВСКИЙ
Худое поведение студента Николая Лобачевского, мечтательное о себе самомнение, упорство, неповиновение, грубости, нарушения порядка и отчасти возмутительные поступки; оказывая их, в значительной степени явил признаки безбожия.
К холере можно привыкать и в ней обдерживаться.
Как одно из темных преступлений,для тупиц недоказуем гений.Что за юнец с локтями драными,буян с дырявыми карманами,главарь в студенческой орде,так заговорщицки подмигиваети вдруг с разбега перепрыгиваетпрофессора, как в чехарде?Что за старик над фолиантамии с перстнем царским бриллиантовым,руке мешающим писать?Соизволенья не испрашивая,через эпоху ошарашеннуюон тайно прыгает опять.Да, он таким остался редкостнымполустудентом-полуректором.Адью, мальчишества пушок!Достойней, чем прыжок для зрителей,прыжок невидимый, презрительный —угрюмой зрелости прыжок.Легко в студентах прогрессивничать, свободомыслием красивничать,но глядь-поглядь — утих левак,и пусть еще он ерепенится, —уже висят пеленки первенца,как белый выкинутый флаг.Кто титулярные советники?Раскаявшиеся студентики.Кто повзрослел — тот «поправел».Но зрелость гения не кается,а с юностью пересекается,как с параллелью параллель.«Либо подлость —либо честность.Получестности в мире нет», —аксиома твоя,Лобачевский,не вошедшая, правда, в предмет.Греч на тебя своих борзых науськал.У всех невежд — палаческая спесь,и если декабристы есть в науке,то Муравьевы-вешатели есть.Твой гений осмеяли,оболгали.А между тем,пока под финь-шампаньжрал вальдшнепов с брусничкою Булгарин,ты от холеры защищал Казань.«Окстись, бабуся, —охренела?Куда ты прешься —входу нет!»«Солдатик, боязно —холера…Спастись бы в университет».Не спит уже неделю ректор.Как совести гражданской рекрут,он вдоль костров бредет сквозь дым,вконец бессонницей подкошен,нахохлясь мрачно, словно коршун,под капюшоном дехтяным.И чтобы не сойти с умаи принимать еще решенья,«Холера лучше, чем чума» —единственное утешенье.Пылают трупы в штабелях,и на виду у всей Казанигорят дворянки в соболяхи крепостные бабы в рвани.О, гений,сам себя спроси:«Неужто,право,непреложнолишь при холере на Руситы,демократия,возможна?»Но власть в руках у лицемера,бациллами начинена,как ненасытная холера —гораздо хуже, чем чума.Ты открой глаза —черно в них.Погляди —по всей Россиина чиновнике чиновник,как бацилла на бацилле.Клюкой стучится в окна страх.Ратуйте, люди,крест целуйте!Что плач по мертвым!В штабелях,крича,горят живые люди.В холеру эту и чуму,дыша удушьем, как озоном,уж лучше вспыхнуть самому,чем в общей груде быть сожженным!И ректор видит отблеск тот,когда в отчаявшемся бунтенародоволец подожжетсебя, как факел,в Шлиссельбурге.Как разгорится тот огоньи вспыхнут, стать бессмертны вправе,буддист у входа в Пентагон,студент Ян Палах в пленной Праге.Но все же малотолько вспыхнуть.Что после?Пепел и зола.Самосожжение — не выход.Горенью вечному хвала!Кто в мире факел,кто окурок,и скажетсинеглазый турок,носить привыкший робу в тюрьмах,а не в гостиныхвицмундир:«Ведь если он гореть не будет,ведь если ты гореть не будешь,ведь если я гореть не буду,то кто тогда согреет мир?!»Шаркуны,шишковисты,насильники,вам гасить —не гореть суждено.На светильники и гасильникичеловечество разделено.И светильники не примиряютсяс темнотойв наитемные дни,а гасильники притворяются,что светильники —это они.Но победу,гений,можешь праздновать,даже если ты совсем один,если у тебя,светильник разума,гривенника нет на керосин.Свет — в отставке.Ректорствует темь.Словно некто,вроде постороннего,Лобачевский выброшен из стенуниверситета,им построенного.Лобачевский слепнет.Бродит призраком,кутаясьв засаленный халат.Горек мед быть за границей признанным,ежели на родине хулят.«Варя, свет зажги!..Дай мне-я сам…»А жена,иссохшая от горя,поднося свечук его глазам,шепчет:«Ты совсем не видишь, Коля…»«Вижу! — он кричит,но не жене,а слепцам,глумящимся бесстыженадо всеми зрячими в стране. —Вижу —понимаете вы —вижу!»Слепота в России, слепота.Вся —от головы и до хвоста —ты гниешь,империя чиновничья,как слепое,жалкоечудовище.«Умираю…Варя, постели…Мы еще душою крепостные,но потомки наши —пусть не мы! —это демократия России.И Россия путь отыщет свой,полыхаяболевымболидомпо не предугаданной Эвклидомпьяной,но направленной кривой»,Еще зеркало не занавесили,но лежит,барельефно суров,тот старик,что мальчишкой на лестницеперепрыгивал профессоров.Есть у всех умирающих прихоти,и он шепчет,попа отстраня:«Перепрыгивайте,перепрыгивайте,перепрыгивайте меня».