Поэзия Латинской Америки

  
ПАБЛО НЕРУДА [283]
   
Осенняя бабочка
 
Перевод А. Гелескула
 
 
 
Кружится бабочка на солнце,
 
вся загораясь временами.
 
 
 
Листа коснется, застывая,
 
частица пламени живая —
 
и лист колышет это пламя.
 
 
 
Мне говорили: — Ты не болен.
 
Все это бред. Тебе приснилось.
 
 
 
Я тоже что-то говорил им.
 
И лето жатвою сменилось.
 
 
 
Печальных рук сухие кисти
 
на горизонт роняет Осень.
 
И сердце сбрасывает листья.
 
 
 
Мне говорили: — Ты не болен.
 
Все это бред. Тебе приснилось.
 
 
 
И время хлеба миновало.
 
И снова небо
 
прояснилось.
 
 
 
Все на земле, друзья, проходит.
 
Все покидает и минует.
 
 
 
И та рука, что нас водила,
 
нас покидает и минует.
 
 
 
И те цветы, что мы срываем.
 
И губы той, что нас целует.
 
 
 
Вода, и тень, и звон стакана.
 
Все покидает и минует.
 
 
 
И время хлеба миновало.
 
И снова небо
 
прояснилось.
 
 
 
А солнце лижет мои руки
 
и говорит: — Тебе приснилось.
 
 
 
И ты не болен. Это бредни.
 
Взлетает бабочка и чертит
 
круг огнецветный
 
и последний.
 
 
  
Аромат полей Лонкоче [284]
 
Перевод Л. Мартынова
 
 
 
Злой дух здесь овладел землею омраченной,
 
сгреб нивы нежные, кривые горы сдвинул;
 
когтями он изрыл поверхность защищенной
 
прямолинейными аллеями равнины.
 
 
 
И насыпь поднялась, стряхнув свою усталость;
 
ладонью скорбною раскрылся холм; и, точно
 
хмельные всадники, галопом тучи мчались
 
в отрыве от небес, от бога и от почвы.
 
 
 
И землю взрыл поток; земля от наводненья
 
бежала с мокрым лбом, утробу раскрывая.
 
В проклятых сумерках в различных направленьях
 
катились поезда, как тигры, завывая.
 
 
 
Я — слово этого пейзажа неживого,
 
я — сердце этого пустого небосвода;
 
когда иду в полях с душой, открытой ветру,
 
в моих артериях шумят речные воды.
 
 
 
А ты куда идешь? Как глина голубая,
 
пространство под рукой ваятельницы-ночи.
 
И не зажгут звезду. Глаза мне застилая,
 
медовый аромат плывет с полей Лонкоче.
 
 
  
Это утро набухло бурей…
  
Перевод М. Ваксмахера
 
 
 
Это утро набухло бурей,
 
рвущейся из жаркого сердца лета.
 
 
 
Колышутся, словно прощальные платочки,
 
белые тучи в руках бродячего ветра.
 
 
 
О наше влюбленное молчанье бьется
 
огромное сердце тревожного ветра.
 
 
 
Чудесным оркестром гудит в деревьях
 
колокол ветра, полный бурь и песен.
 
 
 
Ветер крадет опавшие листья,
 
швыряет птиц, как живые стрелы.
 
 
 
Листва взлетает, как желтое пламя,
 
как металл невесомый, как волна без пены.
 
 
 
И тонет в буре корабль поцелуев,
 
сраженный неистовым ветром весенним.
 
 
  
Я люблю тебя…
 
Перевод М. Ваксмахера
 
 
 
Я люблю тебя здесь,
 
Где в темных соснах запутался ветер,
 
Где мерцает луна над волной бродячей
 
И тянутся дни, похожие друг на друга.
 
 
 
Танцуют в тумане неясные тени.
 
Чайка горит серебром на фоне заката.
 
И парус порой. И высокие-высокие звезды.
 
 
 
Черный крест корабля.
 
Одинокий,
 
Прихожу на заре и даже в душе своей чувствую влажность.
 
 
 
Шумит и снова шумит далекое море.
 
Это гавань.
 
Здесь я люблю тебя.
 
 
 
Здесь я люблю тебя, и напрасно тебя горизонт скрывает.
 
Я люблю тебя даже среди этого холода.
 
Порою плывут поцелуи мои на тяжелых больших кораблях.
 
Корабли эти рвутся туда, куда им вовек не доплыть.
 
Мне кажется, я так же забыт, как этот проржавленный якорь.
 
Как печалей причал. К нему пришвартован лишь вечер.
 
 
 
Как устала моя бесполезно голодная жизнь!
 
Нет у меня того, что люблю я. Ты так далеко.
 
С горечью вижу, как лениво спускаются сумерки.
 
Но тут надвигается ночь и петь для меня начинает.
 
Луна заставляет кружиться и сны и мечты.
 
 
 
На меня твоими глазами смотрят огромные звезды.
 
Я люблю тебя — и поэтому темные сосны
 
Поют на ветру твое имя бубенцами иголок.
 
 
  
Я могу написать этой ночью стихи…
 
Перевод О. Савича
 
 
 
Я могу написать этой ночью стихи бесконечной печали.
 
 
 
Написать, например: «Этой звездною ночью
 
лихорадит далекие синие звезды».
 
 
 
Ветер ночи кружит в небесах и поет.
 
 
 
Я могу написать этой ночью стихи бесконечной печали.
 
Я любил ее: по временам и она меня тоже любила.
 
 
 
Вот такою же ночью, как эта, ее обнимал я.
 
Сколько раз я ее целовал под открытым для вечности небом.
 
 
 
Любила она меня; по временам я любил ее тоже.
 
Да и как не любить было эти большие прямые глаза?
 
 
 
Я могу написать этой ночью стихи бесконечной печали.
 
Подумать — она не со мной. Ощутить, что ее потерял я.
 
 
 
Слышать эту огромную ночь — без нее она стала огромней,
 
И росою на пастбище падает на душу стих.
 
 
 
Ну и что ж, что любовью не мог я ее удержать?
 
Этой звездною ночью она не со мною.
 
 
 
Это все. Чей-то голос поет вдалеке. Вдалеке.
 
Но душа не смиряется с тем, что ее потерял я.
 
 
 
Я ищу ее взглядом, как будто хочу подойти к ней.
 
Сердце ищет ее, а она не со мною.
 
 
 
Такая же ночь, и белеют под нею все те же деревья.
 
Мы тоже ведь были тогда, но уже мы — не те.
 
 
 
Не люблю ее, нет, но, быть может, люблю.
 
Так любовь коротка, так огромно забвенье.
 
 
 
Потому что в такую же ночь я ее обнимал,
 
душа не смиряется с тем, что ее потерял я.
 
 
 
Хоть это последнее горе, которое мне причиняет она,
 
и это последние строчки, которые я ей пишу.