Поэзия Латинской Америки

  
ЛУИС ВИДАЛЕС [142] [143]
   
Музыка
 
Перевод М. Самаева
 
 
 
Оркестрик в темной
 
углу кафе
 
струится странным
 
фонтаном.
 
Мелодия течет по волосам,
 
сбегает струйкой
 
по затылкам пьяниц,
 
клюющих носом
 
над рюмкой.
 
Она проскальзывает по шереховатой
 
поверхности картин,
 
слоняется по стульям
 
и по столам
 
и в спертом воздухе вдруг отдается
 
порывами —
 
изломанная,
 
жестикулирующая.
 
Вот залезает
 
ко мне в тарелку
 
и проползает
 
по беззащитному пирожному,
 
как муха.
 
И вдруг,
 
уже на пуговице пиджака,
 
волчком кружится.
 
Потом, лишаясь очертаний,
 
растягивается в пространстве
 
Тогда все начинает расширяться
 
и делаться расплывчато безбрежным.
 
 
 
Вот, наконец, спадает
 
ее прилив
 
и дрожи обнажает островки,
 
и с каждой убывающей волной
 
они все дальше,
 
все дальше.
 
 
  
ЭДУАРДО КАРРАНСА
 
Перевод И. Чижеговой
   
Ветер колосьев
 
 
 
Пшеничные поля, поля, поля,
 
и небо с чуть заметной правкой туч,
 
и вечер выткал на своем платке
 
голубку.
 
 
 
Колосья, как река, вокруг тебя,
 
и ты среди колосьев, словно колос,
 
как самый стройный колос, что дала
 
земля.
 
 
 
Соломенная шляпа, синий пояс
 
и платье, словно ранняя весна:
 
взлетает, весь в цветах и птицах, легкий
 
волан…
 
 
 
И, как весенний сказочный букет,
 
ты держишь радость, землю, солнце, ветер,
 
и над тобою голубиный вечер…
 
Такой ты снишься мне.
 
 
 
Твоих улыбок нежных голубятни,
 
в колосьях ветер, в небе — тучи стаей…
 
И ветер, ветер в золотистых прядях, —
 
как ты прекрасна!
 
 
 
Танцуешь ты, кружась среди колосьев
 
под свой напев, танцуешь без конца,
 
пока луна не пронесет над полем
 
свет своего лица…
 
 
  
Сонет Тересе
 
 
 
Тереса, в чьих глазах небес начало,
 
как запаха начало у цветка:
 
меня ты своенравьем ручейка
 
и нежностью вражды околдовала.
 
 
 
Лозой, и колосом, и розой алой
 
клонилась ты — легка, гибка, тонка,
 
и тело твое было как река
 
любви, что в море вечности впадала.
 
 
 
Тереса, для тебя встает заря,
 
и по ночам, вся звездами горя,
 
волшебных снов спускается завеса…
 
 
 
Тобой одной живу в разлуке я,
 
к тебе влюбленная строка моя,
 
и сердце бьется для тебя, Тереса.
 
 
  
Поэт прощается с девушками
  
 
 
О девушки! Не раз вы мной воспеты:
 
вы, чья походка музыкой влечет, —
 
когда в саду вы, в белое одеты,
 
мне чудится — в саду жасмин цветет…
 
 
 
Как обтекает ваши силуэты,
 
волнуясь, ветер, свой прервав полет…
 
Пока стихи слагают вам поэты,
 
поэзии не рухнет небосвод.
 
 
 
Сам бархат нежностью не спорит с вами,
 
и путаю я землю с небесами
 
там, где я вас встречаю, как зарю…
 
 
 
Но мне уж не идти с весною рядом:
 
я, провожая вас прощальным взглядом,
 
моей печали розу вам дарю.
 
 
  
Сердце в письме
 
 
 
Здесь образ сердца моего начертан:
 
к листу бумаги руку протяни,
 
и ты услышишь собственного сердца
 
счастливый стук, как в те, былые дни.
 
 
 
Разлуки нет, пока в нее не веришь;
 
мы снова, как вчера, с тобой одни:
 
тогда любви мы отворили двери,
 
сегодня вновь распахнуты они —
 
 
 
навстречу молчаливому горенью,
 
навстречу бегу смертному к забвенью
 
от ранящего сердце острия —
 
 
 
к лазурной бухте нового свиданья,
 
где поцелуи утолят страданье,
 
где обретет покой душа моя.
 
 
  
КАРЛОС КАСТРО СААВЕДРА [144]
 
Перевод М. Самаева
   
Тайные пахари
 
 
 
Работа мертвых движется в тиши,
 
упорно, день за днем и ночь за ночью.
 
Работают без жара, терпеливо,
 
и никогда их труд не пропадает.
 
Они так незаметны, так смиренны,
 
что им для сна хватает двух метров глины,
 
и там они корпят над красотой пшеницы.
 
Обязано им все, что расцветает,
 
все, что однажды вызреет в колосья
 
и станет жатвой хлебопашца.
 
Из нитей крови собственной они
 
ткут лепестки багряных маков
 
и тою малостью огня,
 
что в них еще от жизни сохранилась,
 
на лозах золотят хмельные грозди.
 
Так и растут они близ деревень,
 
преображаясь в смуглую пшеницу.
 
И все, что в мире зеленеет:
 
лесов неисчислимая листва,
 
трава младенческая и холмов покровы, —
 
берет начало в них.
 
Еще добавлю, что земля священна,
 
и топчущая борозду нога
 
тревожит тишину, среди которой
 
они своими снежными руками
 
неторопливо раскрывают зерна.