Поэзия Латинской Америки

  
Трущобная луна
 
Перевод А. Гелескула
 
 
 
С темного неба, как из ночлежки душной,
 
сонное и тупое,
 
смотрит лицо ее с миною злой и скучной
 
от перепоя.
 
 
 
По ней стосковались бары,
 
вакхово стадо млеет, —
 
сброд салютует дымом дрянной сигары
 
луне городских окраин, трущобной фее.
 
 
 
И та не в обиде — как дома в любой подворотне.
 
И по сердцу каждый бражник
 
луне городских окраин — бывалой сводне,
 
искусной в полночных шашнях.
 
 
 
Трущобный содом хохочет,
 
ликуют ловцы удачи;
 
луна воровская, кума непроглядной ночи,
 
о темных делах судачит.
 
 
 
А свет фонарей в тумане
 
сочится, как яд из ампул,
 
и плачет шарманка, — и тяжко толпу дурманит
 
таинственный вальс сомнамбул.
 
 
 
Но кратко веселье плебса, а гаснет фонарь последний —
 
я вот над трущобным мраком
 
куда-то на новый шабаш луна улетает ведьмой,
 
махнув помелом гулякам.
 
Ищет ночлег оборванец,
 
стихают шаги за дверями,
 
полночный патруль выправляет зигзаги пьяниц,
 
и мостовые стелятся пустырями.
 
 
 
И, грязный от слез и пудры, один лишь Пьерро с гитарой
 
слоняется, шут печальный, в ночи пустынной и душной,
 
спеша для луны исторгнуть какой-то куплетик старый
 
и никому не нужный.
 
 
  
ХОСЕ САКАРИАС ТАЛЬЕТ [156]
   
Румба
 
Перевод Н. Горской
 
 
 
Мама, румба, барабаны и труба!
 
Мамимба-барабан, мабомба-барабан!
 
 
 
Мама, румба, барабаны и труба!
 
Мабимба-барабан, мабомба-барабан!
 
 
 
Эту румбу пляшет черная Томаса!
 
Эту румбу пляшет Хосе Энкарнасьóн!
 
 
 
У Томасы ляжки заходили ходуном;
 
а у негра ноги — живые две пружины,
 
и живот пружинит, и, весь пружиня,
 
к ней на каблуках подходит он.
 
 
 
Каблуки-чаки-чаки-чараки́!
 
Чаки-чаки-чаки-чараки́!
 
 
 
Тугие ягодицы девчонки Томасы —
 
два огромных шара — вокруг оси незримой
 
в сумасшедшем ритме начали вращаться,
 
бросая дерзкий вызов дрожью сладострастной,
 
когда пошел в атаку Че Энкарнасьон;
 
у Че — марионетки — мускулы крепки,
 
весь дугой он выгнут, корпус откинут,
 
руки — недвижны, ноги — в работе,
 
волны равномерно сотрясают чресла,
 
и вперед он устремлен.
 
 
 
Продолжайте пляску-чече-пляску-пляску!
 
Продолжайте пляску-чече-пляску-пляску!
 
Продолжайте пляску-чече-пляску-пляску!
 
 
 
Черная Томаса дразнится упорно, —
 
ускользают бедра, подбородок вздернут, —
 
поднимает разом две руки атласных,
 
в их ладонях гладких — эбеновый затылок, —
 
предлагает груди: круглые гранаты
 
колыхнулись влево, колыхнулись вправо,
 
и на них глазеет Че Энкарнасьон.
 
 
 
Каблуки-чаки-чаки-чараки!
 
Чаки-чаки-чаки-чараки!
 
 
 
Негр неистово ринулся на приступ,
 
перед нею машет шелковым платком —
 
будь готова к бою, черная Томаса,
 
видишь, твой противник взбешен, разъярен!
 
 
 
«Стой, смуглянка!» — завывает смуглый.
 
(Из глотки — хрип, а глазшца — угли,
 
это дьявол или Че Энкарнасьон?)
 
 
 
Черная Томаса ловко увернулась,
 
«Нет!» — ему сказала и расхохоталась —
 
до чего ж обидный тон!
 
Прямо перед носом задом крутанула —
 
пусть он знает место, Хосе Энкарнасьон!
 
 
 
Мама, румба, барабаны и труба!
 
Мабимба-барабан, мабомба-барабан!
 
 
 
Взвизгивают флейты,
 
звякает марака [157],
 
трезвонит колокольчик,
 
грохочет барабан.
 
 
 
Приседает низко, почти касаясь пола,
 
в полуповороте Хосе Энкарнасьон.
 
И девочка Томаса расслабилась невольно,
 
и пахнет сельвой,
 
и пахнет полем,
 
и пахнет самкой,
 
и пахнет зверем,
 
и пахнет сельской глушью
 
и пыльным городским двором.
 
 
 
Головы танцоров — темных два кокоса,
 
на которых кто-то начертал известкой
 
сверху знак вопроса, тире — со всех сторон.
 
И два тела влажных — два кувшина черных,
 
И сияет каждый, пóтом окроплен.
 
 
 
Взвизгивают флейты,
 
звякает марака,
 
трезвонит колокольчик,
 
грохочет барабан.
 
 
 
Каблуки-чаки-чаки-чараки!
 
Чаки-чаки-чаки-чараки!
 
 
 
И дрожат танцоры в бешеном экстазе,
 
в пароксизме страсти Че Энкарнасьон,
 
больше не до шуток девочке Томасе,
 
барабан безумный изрыгает стон.
 
 
 
Пики-тики-пан, пики-тики-пан!
 
Пики-тики-пан! Пики-тики-пан!
 
 
 
Падает на землю девчонка Томаса,
 
падает на землю Хосе Энкарнасьон;
 
они в клубке едином завершают пляску,
 
надорвался в крике большой барабан,
 
кон-кон-кончилась румба, ко-мабó-бам-бам!
 
 
 
Па-ка, па-ка, па-ка-пам! Па-ка, па-ка-пам!
 
Пам! Пам!.. Пам…