Поэзия Латинской Америки

  
Осенняя ночь
 
 
 
Луна висит, как стертая монета,
 
над озера холодным серебром,
 
укрыв на время куколку рассвета
 
в смоляно-черном коконе ночном.
 
 
 
Луна задернулась вуалью мглистой,
 
рыдает ветер, залетев в овраг,
 
поигрывает ивой многолистой,
 
колышет влажный, непроглядный мрак.
 
 
 
Все пуще дождь, и капли наудачу
 
кропят кустарник и цветы в полях,
 
и кажется, что это звезды плачут,
 
пылавшие в озерных хрусталях.
 
 
 
Вот капля падает на лист разлатый,
 
ползет по жилкам, зыблется, дрожит,
 
чтобы потом алмазом в три карата
 
сорваться в ночь и землю освежить.
 
 
 
Лишь изредка, как грохот барабанный,
 
вплетется гром в мелодию воды,
 
одевшей нежно пеленой стеклянной
 
ажурные октябрьские сады.
 
 
 
Узорны сучья в тишине беззвездной,
 
а там, вдали, сквозь листьев кутерьму,
 
рукою черной, пагубной и грозной
 
нас манит ночь в клубящуюся тьму.
 
 
  
Песня на горной дороге
 
 
 
Чернела ночная дорога,
 
и всполохи молний взрывали
 
кромешную темень в Андах,
 
я ехал змеящейся тропкой
 
на жеребце норовистом.
 
Копыта стучали дробно,
 
стеклянно сверкали брызги
 
разметанных сонных луж,
 
гудели свирепым оркестром
 
мильоны жужжащих мошек…
 
Внезапно на фоне сельвы,
 
задумчивой, темно-синей,
 
взметнулась горстка огней
 
искрящимся роем осиным.
 
Гостиница! В нетерпенье
 
я лошадь хлыстом ударил,
 
она встрепенулась, и воздух
 
пронзила приветливым ржаньем.
 
А сельва, как будто поняв, в чем дело,
 
ночной концерт оборвала
 
и словно похолодела.
 
И тут чей-то женский голос,
 
щемящий, чистый и низкий,
 
ко мне долетел внезапно
 
из этой гостиницы близкой.
 
Женщина пела. Мелодия,
 
медлительная и простая,
 
лилась протяжно, как вздох…
 
Казалось, что этой песне
 
нет ни конца, ни края.
 
 
 
Дремали колючие горы
 
в ночной тишине горячей,
 
а я все слушал, как льется
 
напев безыскусно-бродячий,
 
как будто из жизни другой
 
звучала та песня простая
 
И я натянул поводья,
 
слова разобрать пытаясь.
 
 
 
«Мужчины приходят ночью,
 
утром от нас уходят…»
 
 
 
Другой, тоже женский голос,
 
сливаясь с первым в дуэт,
 
запел тоскливо и нежно,
 
заканчивая куплет:
 
 
 
«Любовь — лишь привал минутный
 
на темной земной дороге».
 
 
 
Затем повторили вместе
 
с горечью и тревогой:
 
 
 
«Все к нам приходят ночью,
 
утром от нас уходят…»
 
 
 
Тогда я спешился
 
и отдохнуть прилег
 
на бережке какого-то болотца,
 
а из гостиницы звучала эта песня,
 
томила слух, усталость навалилась,
 
и я, закрыв глаза,
 
уснул, ее напевом убаюкан…
 
С тех пор, кружа по диким тропкам сельвы,
 
я не ищу покоя на привалах,
 
а сплю под звездным и открытым небом —
 
ведь тот напев, щемящий, безыскусный,
 
звучит во мне и память бередит:
 
 
 
«Мужчины приходят ночью,
 
утром от нас уходят,
 
любовь — лишь привал минутный
 
на темной земной дороге».
 
 
  
ХОСЕ ЭГУРЕН [235]
  
Перевод Г. Шмакова
   
Карминные короли
 
 
 
Розы зари распустились —
 
два короля карминных
 
золото копий скрестили.
 
 
 
Радужны перелески,
 
рдеют холмы и рощи
 
в нежно-пурпурном блеске.
 
 
 
Даль золотисто-янтарна:
 
там королевские соколы
 
бьются жарко и яро.
 
 
 
Свет разлился вечерний —
 
чертят разгневанно небо
 
их смоляные тени.
 
 
 
Ночь опустилась в долину —
 
бьются с чернильной мглою
 
два короля карминных.
 
 
  
Вечерние балконы
 
 
 
Горят вечерами балконы в мерцанье желто-латунном,
 
там девушки громко смеются, мечтательницы и щебетуньи,
 
 
 
балконы, повитые дымкой, в гвоздиках и розах карминных,
 
там девушки все мечтают о рыцарях и паладинах,
 
 
 
балконы, чьи стекла сияют в закатных златистых струях,
 
оттуда школьницы робко влюбленным шлют поцелуи,
 
 
 
о, как печальны балконы, глядящие в сумрак мая, —
 
по свету звезды погасшей там плачет дева святая.
 
 
 
Дрожат дубов очертанья на стеклах других балконов,
 
там чахнут надежды юных, там сердце исходит стоном,
 
 
 
там влажная темень, нагрянув в свой час глухой и урочный,
 
сквозь вязь решетки увидит недужный цветок полночный,
 
 
 
но есть балкон мавританский над озером светлооким,
 
о, как бередит он память о веснах моих далеких,
 
 
 
в ту пору в сребристом свете мой герб горделиво реял,
 
на нем красовались якорь и корабельные реи,
 
 
 
курился туман янтарный, играя отливом бледным,
 
озерная дева душу баюкала сном волшебным,
 
 
 
любовь под золой былого все тлеет в глуби бездонной,
 
когда пламенеют розой вечерние те балконы!