Поэзия Латинской Америки
Часть 86 из 124 Информация о книге
Под тополями
Перевод А. Гелескула
Как трубадуры в стенах каземата,деревья смолкли в роще тополиной,и зажурчал библейскою долинойречитатив кочующего стада.Седой пастух согнулся под овчиной,завороженный муками заката, —и две звезды уснули, как ягнята,в печали глаз, пасхальной и пустынной.Поет сиротство шелестом погостов,и колокольчик тает за лугами,стихая все осеннее, все глуше…Заткала синева железный остов,и в ней, тускнея мертвыми зрачками,хоронит пес пустынный вой пастуший.На рассвете
Перевод А. Гелескула
И сливался с ней, настолько с ней сливался!..Как ребенок, по тропинкам полудиким,по изгибам заповедным и упругимуходил я в нежный холод земляники —в ее утренние греческие руки.А потом она повязывала галстукзаговорными цыганскими узлами,и опять я видел камень угловатый,косолапую скамейку и окно,пели мельничные крылья циферблатаи кружились и наматывали самиобе жизни на одно веретено.Ночи милые, не знавшие утрат,я вспоминаю вас задумчиво и сиро.Стеклярус сладостей, мишурный виноград,слезами брызнувшийв могильной ступке мира!..Платки для слез?Вот самые красивые —узоры звезд, небесная канва:зеленые,сиреневые,синие,пропитанные сердцем кружева.И если ткань от желчи станет черной,легко коснется горькой головыбессмертной нежности покров нерукотворный —ветхозаветные ладони синевы.Брачное ложе вечности
Перевод П. Грушко
Любовь сильна лишь за чертою жизни!Большим зрачком становится могила,в чьей глуби воскресает и томитсятоска любви, как в чаше, где застыливека веков и черные зарницы.В миг поцелуя набухают губы,как нечто обреченное пролиться,и в судорожном трепете касаньяуста устам любимым дарят правожить этой жизнью, полной угасанья.И если это так — сладка могила,где все в конце концов соединятсяв пучине, как ее ни назови.И темнота сладка — здесь место встречивсемирное свидание любви.Дождь
Перевод И. Чежеговой
В Лиме… В Лиме хлещет ливень,мутной тоской отзываясь в крови.Смертной отравой вливается ливеньсквозь пробоину в крыше твоей любви.Не притворяйся спящей, любимая…Солги… И взглядом меня позови.Все человечье — необратимо:я решил уравненье твоей любви.Осколками геммы вонзается сновав меня твое подневольное слово,твое колдовское, неверное — «да»…Но падает, падает ливень дробныйна лежащий меж нами камень надгробный,под которым тобой я забыт навсегда.Вечные кости
Перевод А. Гелескула
Господь, я жизнь оплачиваю болью,твой хлеб тяжел и божий день немил.Но этот сгусток мыслящего прахана горсти слез замешан не тобою,и ты, господь, Марий не хоронил.Господь, господь, родись ты человеком,тогда б ты вырос в подлинного бога,но как ни бьемся, веря и терпя, —ты ни при чем, тебе всегда неплохо.Страдаем мы — чтоб выстрадать тебя.И в этой тьме, где глаз я не сведус огня свечи, как смертник на помосте,зажги, господь, последнюю звезду —и вновь метнем заигранные кости!Садись, игрок, — и с первого броскаслепая власть бестрепетной десницыпусть обратит два траурных очкав орбиты смерти — топкие глазницы…И эта ночь — конец твоей игры.И не в нее ли, злую, как ненастье,летит земля сквозь сонные мирыигральной костью, брошенной на счастье, —заиграна уже до круглоты,летит, чтобы в последнее мгновеньеостановиться в недрах пустоты,внезапной пустоты исчезновенья!Поэт своей любимой
Перевод Юнны Мориц
На кривых перекладинах губ в темнотеТы распята была, как Исус на кресте,Боль твоя означала — Исус на крестеБезутешно заплакал в крови, в наготе.Это — странная ночь, не такая, как те…Смерть трубила в берцовую кость в темноте,Посреди сентября, в дождевой чистотеИскупленье и грех обнялись на кресте.Мы умрем, только рядышком, рядом совсем,И высокая горечь исчезнет со всем,И усопшие рты припадут к пустоте.И не будет упрека в тебе, неживой,Мертвый, я не обижу тебя, как живой,Будем братом, сестрой при едином кресте.Зов
Перевод А. Гелескула
Сегодня не пришел ко мне никто,ничья душа на помощь не позвала.И при свечах ночного карнавалая не узнал кладбищенских цветов.Прости, господь, что умер я так мало!Все шли — и не молили и не звали,но шли и шли — и что-то забывали.И что-то оставалось в этом домеи, как чужое, жгло мои ладони.А дверь была закрыта —и звал я: «Если в чем-нибудь нужда,остановитесь — здесь оно забыто!»И ждал… Ведь никогда в ночи моейя но умел захлопывать дверей —и груз чужого сердце принимало.Сегодня не пришел ко мне никто…А вечер долог был — и умер я так мало!