Взаперти (СИ)

- Тома обнаружили в Мумбаи. Живым, – сообщил он ей новость, полученную от Дауни.
И по тому, что она даже не удивилась, Хиддлстон понял — женщина знала. Все это время она знала, что ее бывший возлюбленный не погиб тогда, восемь месяцев назад.
- Ничего не хочешь мне объяснить? – раздраженно спросил мужчина.
Мирра только глаза опустила и тихо вздохнула.
- Вижу, ты прекрасно осведомлена о том, что мальчишка жив.
- Если ты все видишь, зачем спрашиваешь? – пожала плечами Мирра.
- Хочу понять, насколько я не могу тебе доверять, – ответил Джордж.
И опять молчание.
- Это ведь ты? Ты уговорила сестру спрятать Тома? Зачем? Как тебе в голову это пришло? Ты знала, что ни я, ни Румын в Сайфи не появимся, и решила, что Томаса никто не найдет? А если бы он пришел в себя, как бы ты поступила? Ты хоть понимаешь, под какую угрозу ты поставила наш бизнес своим идиотским решением?
- Заткнись! – хлестко, как плетью, осадила она Хиддлстона.
Тот оторопело уставился на Вайш.
- Да, я пожалела Тома. И испугалась. Того, что ты не уймешься и пошлешь головорезов Мареша добить его. Я сделала это, потому что в последний момент поняла, что просто не могу убить Тома. Он любил меня. По-настоящему любил. Так любят дети — ни за что, просто и безоговорочно. Он был самым светлым человеком из тех, кого я знала.
- Дрянь! – выкрикнул Джордж и занес руку, чтобы ударить. Только чтобы она заткнулась.
Но Мирра увернулась. И в следующее мгновение Хиддлстон увидел тонкое лезвие ножа, зажатого в направленной на него женской руке.
- Только попробуй меня тронуть, Джордж Хиддлстон! – змеей зашипела Мирра.
- Я попробую, – предупредил он, – только не так. Напомнить тебе, дорогая, что если полиция будет копать, выяснять причины покушения на Тома, то выйдет в первую очередь на тебя?
- Тогда и я напомню тебе, дорогой, что мы в одной лодке. Возьмут меня, и я утяну тебя на самое дно. Так что ты очень постараешься, чтобы виновных в покушении на Тома не нашли, правда?
В тот вечер они впервые спали порознь. И сегодня, ворочаясь на неудобном диване в гостиничном номере, Джордж впервые пожалел о том, что приказал Румыну убить Тома. Кто знает, может и не было бы всех этих проблем, если бы он избавился от Мирры? И не стоит ли ему заняться этой самой большой в его жизни проблемой прямо сейчас?
- Ты помнишь? – с сомнением глядя на Томаса, спросил Хемсворт. – Ты помнишь, как меня ранили?
Том кивнул головой. А Крис присел рядом с ним, осторожно, как будто он мог рассыпаться под его прикосновениями, погладил Тома по щеке, убрал со лба отросшую за эти восемь месяцев медовую прядь волос.
Том не понимал, откуда они берутся — эти воспоминания. Возможно, в его нынешнем состоянии больное сознание не только не дает вспомнить людей, которые долгое время проработали с ним рядом — таких, как Роберт Дауни, например. Хиддлстону было мучительно стыдно за то, что он, глядя на приветливо улыбающегося ему невысокого мужчину с умными карими глазами и элегантной эспаньолкой, только и мог что вежливо улыбнуться в ответ.
Но, видимо, помимо того, чтобы наказать Томаса амнезией, его травмированный мозг решил сыграть с ним в куда более веселую игру: теперь Том вспоминал то, чего, по его твердому убеждению, никогда не происходило с ним ранее. Он вспоминал Криса.
Том мог правую руку отдать на отсечение — никогда в прошлом он не встречался с доктором Хемсвортом. И тем не менее после того, как, очнувшись от долгого сна, он увидел высокого симпатичного блондина в белом халате, они откуда-то появлялись в его голове — эти воспоминания. Том как будто смотрел кадры кинохроники, будто бы видел со стороны: себя и Криса.
Воспоминания были разными.
Забавными. Когда, например, Том, желая подшутить над Хемсвортом, подмешал в шампунь средство для удаления волос. Физиономия Криса, растерянная и сердитая — позабавила его. Это была мелкая пакость и мелкая месть за то, что Крис теперь обосновался в доме Хиддлстонов. Кстати вот это обстоятельство — почему именно австралиец (откуда-то Том знал, что доктор прибыл в Лондон с зеленого континента) живет в его доме? Но Том не продавал свой дом! У него и в мыслях не было когда-либо избавиться от семейного особняка. И тем не менее, доктор Хемсворт теперь был хозяином родного дома Тома. А он сам был не более, чем гостем. Такая вот ирония. Том хотел было спросить у врача, правда ли это, но почему-то не стал спрашивать. Не хотел увидеть на красивом лице гримасу разочарования в нем, в Томе. Хемсворт так часто говорил, что его пациент держится молодцом и вообще после такой долгой комы и полученных травм прямо-таки прогрессирует, что он не хотел его разочаровывать. Да и говорить Томас пока что мог с трудом. Короткими предложениями. Больше слушал, что говорят ему. Мирра и Джордж любили поболтать, рассказывали Тому, как они скучали без него. Но Хиддлстон-младший часто уставал от разговоров, выключался прямо во время беседы. И после ему было неловко за то, как он, должно быть, глупо выглядел, когда просто брал и вырубался на половине фразы собеседника.
 
Иногда воспоминания были тревожными. Как те, в которых он дрался с каким-то неизвестным парнем, угрожал ему, наступив тяжелым ботинком на кисть. Ни разу в жизни Томас никому не угрожал. Даже не дрался никогда, разве что в спортзале, когда по молодости брал уроки бокса. Сейчас Том помнил страх, который чувствовал тот молодой человек, видел этот страх в распахнутых от ужаса и боли глазах, направленных на него, даже как будто запах страха чувствовал. И наслаждался. Самое страшное, что Тому было приятно чувствовать, что его боятся.
Он помнил другую схватку. На этот раз противник был серьезнее. И Тому пришлось повозиться, чтобы одолеть его. Тот мужчина порезал Криса. Том чуть было не убил его тогда. Если бы не Крис — точно бы убил. Хемсворт заставил его отступить, достучался до того Тома, который никогда в жизни никого пальцем не тронул. Тот Том, который чувствовал желание убивать, которого постоянно тянуло куда-то во тьму — это был не он. Не мог быть. Том не убийца. Никогда убийцей не станет.
Были и другие воспоминания. Теплые, пронзительные. Пропитанные нежностью и легкой грустью. Хиддлстон помнил раскрытое в сад окно, шум дождя и запах озона. Помнил грохот грома и всполохи молний над ночным Лондоном. И твердое плечо Криса, прижавшееся к его плечу. Он назвал тогда австралийца богом грома. Тот и вправду чем-то напоминал Томасу могучего Тора из скандинавского эпоса. Но несмотря на внешнюю суровость, Том знал: Крис может быть нежным. Он помнил, как аккуратно, будто боялся повредить, Хемсворт брал в свои руки его запястье. Как деликатно он касался его лица. Том помнил свое «я тебя чувствую», сказанное им в ответ на эти прикосновения. Томас был совершенно уверен — Крис никогда не сможет коснуться его так, чтобы причинить боль. И это вселяло уверенность. Том сам себе объяснить не мог, почему он был так уверен в Хемсворте. Просто это было аксиомой — Крису можно доверять. Как будто кто-то вложил в него это знание. Как дважды два — четыре.
Том помнил еще кое-что. И от этих воспоминаний было одновременно и сладко, и стыдно. Крис, нагой, разметавшийся по простыням в дешевом номере отеля. Надоедливое жужжание потолочного вентилятора, влажная духота Мумбаи, и чуть блестящее от пота мужское тело — совершенное, как у тех статуй, которые Томас видел в галерее Уффици. Томас помнил, как прикасался к этому телу, хотел ощутить под ладонями его силу, почувствовать всю мощь тренированных мускулов. И разочарование, настигшее его после — почему-то он не чувствовал своих же прикосновений к Крису. А то, что было потом, когда доктор проснулся, и вовсе заставляло Томаса сейчас если не сгорать со стыда, то по крайней мере смущаться всякий раз, когда он, вдруг «выключившись» во время очередного забавного рассказа Криса — а тот часто сидел в его палате, как будто никаких других дел и других пациентов у него не было, рассказывал что-то, пытался растормошить, развеселить Тома — представлял себе то, что было тогда, когда Крис проснулся. Как он говорил Тому: «Мой хороший!» и обнимал крепко. Как сплетались в бешеном, яростном танце их языки, когда Хемсворт целовал его. Как упала к ногам хлопковая простыня, которой австралиец стыдливо прикрылся, когда встал с постели. И как ладонь его уверенно и в то же время нежно сжала ягодицу Тома.