Взаперти (СИ)
Хиддлстон никогда не врал. Тем более не врал самому себе. В конце концов за любую ложь впоследствии придется отвечать. А отвечать перед самим собой иногда бывает вдвойне труднее, чем перед кем бы то ни было. Так вот, будучи совершенно честен перед самим же собой, Том мог сказать — тогда, когда его ТАК касался мужчина, именно этот мужчина, когда его касался Крис, ему было хорошо. Волнительно, немного страшно — ведь ни один мужчина не посягал на святая святых Тома Хиддлстона — его пятую точку — но с Крисом ему было обалденно хорошо. Почему он тогда оттолкнул австралийца? Почему не пошел дальше? Воспоминания здесь прерывались. Только обрывками — как на плохо склеенной кинопленке — разве я тебе нужен: такой?
Были и другие воспоминания. Непонятные. Несвязные. Как осколки, из которых Хиддлстон пытался сложить картинку. Картинка складываться не хотела. Рассыпались хрупкие осколки в еще более мелкое крошево. А Тому так хотелось сложить их вместе. Чтобы наконец стать целым.
- Ты правда помнишь, как я получил эту рану? – повторил свой вопрос Крис. А Том еще раз кивнул в ответ.
- А что еще ты помнишь? – Тому показалось, что Крис слишком уж настороженно смотрит на него, как будто боится услышать ответ.
- Разное, – все еще немного непослушным языком произнес Хиддлстон, – мало. Я хочу тебя вспомнить.
Крис заморгал — часто-часто, как будто хотел сморгнуть попавшую в глаз песчинку — и отвернулся от Тома. Но тот не хотел, чтобы Хемсворт от него отворачивался. Сейчас руки слушались его чуть лучше, чем это было сразу после пробуждения, и Том даже мог дотронуться до руки Криса, позвать его, как бы говоря: “я здесь, смотри на меня, не отворачивайся!”
- Том, послушай меня! – Крис опять посмотрел на своего пациента. – Прямо сейчас решается твоя судьба. Все будет зависеть от того, где тебе сделают операцию. Здесь, в Мумбаи, я не могу доверить оперировать тебя никому. Я сам бы провел операцию, но у меня нет лицензии. Твой дядя хочет отвезти тебя в Швейцарию.
- Швейцария. Хорошо, – уверенно произнес Томас.
- Швейцария — это плохо! – почти что в отчаянии выкрикнул Крис. – Знаю, ты не можешь быть во мне уверен. Мы почти... почти незнакомы. Я не знаю, что мне сказать, какие найти слова, чтобы ты меня послушался. Нельзя лететь в Швейцарию. Только в Лондон. В Центр профессора Браны. Только там ты будешь в безопасности.
- Я верю тебе, Крис, – успокоил его Томас, – Швейцария — это плохо.
- Да! – и пронзительно-голубые, как далекое австралийское небо, глаза Хемсворта влажно блеснули. – Да, Том! Швейцария — это очень плохо.
И когда через полчаса в палату зашел Джордж Хиддлстон, чтобы сказать племяннику о том, что самолет, который доставит их в швейцарский Берн, найден, Томас произнес очень твердо, так, как если бы он объявлял о каком-нибудь управленческом решении на посту генерального директора крупнейшего фармацевтического концерна. Так, чтобы ни у кого из присутствующих не возникло сомнений в том, что он здесь главный.
- Мы летим в Лондон, – сказал Том, – и это не обсуждается.
====== Глава 22 ======
Видимо, упрямство было родовой чертой Хиддлстонов, и Джордж решил переупрямить племянника. По крайней мере он делал все, чтобы если не изменить решение Томаса лететь в Лондон, то вообще отложить полет.
Сразу же после заявления Тома о том, что он не желает лечиться в Швейцарии, Хиддлстон-старший прямиком направился в кабинет главврача и обвинил его в некомпетентности, грозя судами и прочими неприятностями за то, что доктор Капур допустил к такому сложному пациенту Хемсворта, не имеющего разрешения на врачебную практику в Индии. И никакие бумаги, заверяющие, что Крис как независимый консультант может наблюдать Томаса, Джорджа не убедили.
Он настаивал на консилиуме, высказывал опасения, что его племянник в этом состоянии может быть нетранспортабельным, заявлял, что ни при каких условиях не даст согласия на перевозку любимого племянника, если его жизни может угрожать хоть малейшая опасность. Он ругался с Крисом, обвиняя того в халатности, и требовал не лезть не в свое дело, раз уж юридически Том не является его пациентом. Крис бесился, орал на старшего Хиддлстона, доказывая ему обратное — что чем дольше Томас находится здесь, тем меньше у него шансов встать с больничной койки.
Ситуацию спас Дауни, который развел спорщиков по разным углам и сунул дядюшке под нос бумаги, согласно которым его племянник являлся полностью дееспособным и был волен сам принимать решения относительно своего лечения, и еще одну бумажку, где английским по белому было написано, что окончательное решение о транспортабельности пациента принимают медики санитарной авиации. И прямо сейчас представители авиакомпании-перевозчика готовы приехать, чтобы выдать свое заключение о состоянии Тома.
Явившиеся через час врачи санитарной авиации, осмотрев Томаса и изучив его медицинскую карту, дали добро на транспортировку. И Крис не ошибся, когда предположил, что если бы не Роберт занимался организацией перевозки младшего Хиддлстона в Лондон, то и решение «независимых», именно так, в кавычках, медиков было бы не в пользу Тома.
Как бы то ни было, вопрос «лететь или не лететь» на повестке дня больше не стоял, и Джорджу, хотелось ему того или нет, пришлось принять поражение.
Крис, воодушевленный победой, хотел было разогнать и любящего дядюшку, и любимую невесту из палаты Томаса, чтобы дать тому отдохнуть перед нелегким путешествием — осмотр врачей санавиации и споры Джорджа с Хемсвортом, которые часто велись прямо в присутствии больного — старший Хиддлстон не всегда давал себе труд покинуть палату прежде чем сцепиться с Крисом, и даже уговоры последнего, а иногда и прямые действия — Крис просто хватал Джорджа за локоть и тащил его в коридор — не всегда действовали. Доктор Хемсворт видел, как его пациент тратит и без того невеликие свои силы на то, чтобы «наслаждаться» этим спектаклем, который раз за разом устраивал Джордж. И в ночь накануне вылета, опять же не без помощи Роберта Дауни, Крису удалось-таки спровадить чрезмерно заботливого родственника подальше от утомленного его заботой племянника. А Мирре, которая, будто сговорившись с Джорджем в том, что касалось опеки над Томом, не оставляла своего места в удобном кресле рядом с кроватью больного, доктор Хемсворт напомнил, что ее родная сестра в данный момент находится в этой же клинике, и состояние ее, в отличие от состояния Тома, сейчас гораздо хуже, и ей как хорошей сестре следовало бы уделять внимание еще и Джае.
Младшая из сестер Вайш только глазами в Криса стрельнула — метко, в самую душу его посылая луч ненависти — но тем не менее покинула палату, оставив, наконец, врача наедине с его пациентом.
Том устало прикрыл глаза, затем вдруг встрепенулся, поднял голову с подушки, попробовал — безрезультатно, впрочем — опереться на локти и тут же повалился на спину.
- Ну, что ты? – Крис немедленно оказался возле кровати больного. – Говорил же тебе: не пытайся пока садиться, рано еще.
- Я больше не могу, – Том закусил от досады нижнюю губу, изогнул брови под каким-то неестественным углом — Хемсворт не уставал поражаться тому, что у человека могут быть такие подвижные брови, что каждая, казалось, живет своей отдельной жизнью, – я больше не могу быть таким беспомощным!
- Потерпи, – попросил Крис, – ты не беспомощен, ты просто пока не набрал достаточно сил.
Том саркастически хмыкнул, левая бровь вновь поползла вверх. Крис улыбнулся. Глядя на Тома, ему всегда хотелось улыбаться. Потому что живой. Потому что он, Крис, успел. Потому что все сделает для того, чтобы Хиддлстон однажды встал на ноги.
- Поспи, – и Хемсворт поправил сползшее набок одеяло, которым был укрыт Том, – завтра утром тяжелый перелет. Если хочешь, могу вколоть тебе ударную дозу седативного — проспишь весь полет как младенец.
Хиддлстон отрицательно покачал головой:
- Не нужно. Я и так восемь месяцев проспал.
- Как скажешь, – Крис опять улыбнулся, – а сейчас спи. Тем более нужно отдохнуть перед дорогой.