Взаперти (СИ)

И доктор, проверив показания приборов, поспешил покинуть больного.
- Крис, подожди! – окликнул его Томас.
Хемсворт вернулся в палату.
- Я все хочу спросить… – начал Том, но Крис, не желая утомлять Тома разговорами, приложил палец к губам:
- Тссс! Потом спросишь.
С момента пробуждения речь Хиддлстона с каждым днем становилась все лучше и лучше, и тот оказался не в меру болтлив, как будто бы наверстывал те долгие месяцы абсолютного молчания.
- Сейчас! – заупрямился Том. И Крис сдался:
- Ну хорошо, только недолго.
- Откуда ты взялся, доктор Хемсворт? – задал вопрос Томас. – В моем доме. В моей жизни. Я не помню тебя до аварии. Но каким-то образом я помню тебя после. Урывками. Как будто кино смотрю сам про себя. Это странно.
Крис молчал. Не знал, как объяснить Томасу, что с ним было после аварии. Несмотря на обещание все рассказать, данное призраку, сейчас Хемсворт просто не мог обрушить на едва-едва пошедшего на поправку пациента все то, что случилось с ним самим, с его жизнью, с его возлюбленной, с его домом, даже с его собакой.
- Что ты молчишь? – требовательно, настойчиво спросил Хиддлстон и, так и не дождавшись ответа, отвернулся и, глядя куда-то в стену, тихо и грустно произнес:
- Мне все врут. С того момента, как я очнулся. Я знаю. Чувствую. Ты тоже врешь, Крис Хемсворт.
- Это не так, поверь… – попытался оправдаться австралиец, но Том перебил его:
- Я помню какого-то индийского шамана. Древнего, высохшего от времени. Он говорил, что между нами связь. Что ты пришел помочь мне. Почему он так говорил, Крис?
- Потому что я пришел помочь, – пожал плечами Хемсворт.
- Почему? – настаивал Томас. – Пришел помочь, а сам врешь.
Крис снова помолчал. Он не врал. Просто не говорил всей правды.
- Я помню, как ты целовал меня, – продолжил Том, – а я тебя. О, не смущайся! Думаешь, узнай я о том, что целовал мужчину, в обморок грохнусь, как кисейная барышня? Просто скажи, когда это было? Если я все это время провалялся тут, в больнице?
- Послушай, Том, – Крис устало потер виски, судорожно пытаясь прямо сейчас, по-быстрому придумать действительно какую-нибудь ложь, сказать, что это больное сознание Тома сыграло с ним злую шутку, и все, что он помнит, не более чем бред. Но что-то внутри, там, где сердце, шептало: не лги ему, Том не простит.
Он так ничего и не решил, потому что внезапно раздавшийся за дверью шум привлек внимание Криса.
- Прости, я должен посмотреть, что там, – пробормотал он и вышел из палаты.
В коридоре Джордж Хиддлстон о чем-то спорил с неизвестным Крису мужчиной. Этот человек, как будто сошедший с агитационного плаката, призывающего молодых людей поступать на службу в полицию, был никем иным, как инспектором Скотланд Ярда, Стивеном Роджерсом. Это уже сказал Хемсворту подпирающий стенку и с интересом глядевший на спорщиков Роберт Дауни.
- Стивви хочет задать нашему больному пару вопросов. А Джорджи пытается оградить бедного мальчика от бездушных дядек-полицейских, – объяснил Дауни.
- В первый раз я согласен с Джорджем, – прорычал Крис, – завтра непростой день, можно уже дать Тому отдых?
- Вы лечащий врач? – Роджерс заметил человека в белом халате и, отмахнувшись от Джорджа, развернулся к Хемсворту. – Я помощник комиссара Роджерс. Мне нужно повидать мистера Хиддлстона. Это в интересах следствия.
- Это может подождать? – Крис не хотел тревожить Томаса.
- Я всего лишь покажу ему несколько фотографий, доктор…
- Хемсворт, – подсказал полицейскому Дауни, – я рассказывал тебе о нем, Стив. Думаю, к нему у тебя тоже будут вопросы.
Тот утвердительно кивнул.
- Так вы пропустите меня к больному? – продолжал настаивать Роджерс. – Мне даже ордер не нужен, чтобы его допросить, и будьте уверены, я это сделаю, с вашего разрешения или без.
Крис поморщился и отступил в сторону, давая капитану проход в палату.
- Только учтите! – бросил он вслед. – У вас пять минут.
И ровно через пять минут Стивен Роджерс покинул больного, имея при этом крайне довольный вид. Том Хиддлстон, не колеблясь, указал на фотографию Себастиана Стэна и сказал, что видел его утром накануне аварии в том же отеле, где останавливался он сам. А также рассказал полицейскому, что не просто не справился с управлением на мосту через реку Талож, а пытался на большой скорости уйти от преследующего его синего пикапа. Впрочем, относительно цвета автомобиля и типа кузова больной был не уверен. Но даже эти показания говорили о том, что имело место быть покушение на убийство. И теперь у Стивена Роджерса был тот козырь, пойдя с которого, он мог попытаться заставить ушедшего в глухую несознанку Стэна развязать язык.
 
Попрощавшись с полицейским, Крис заглянул к Тому. Он, вопреки ожиданиям, не выглядел утомленным. Скорее, заинтересованным. И Хемсворт почувствовал, как та самая невидимая кошка скребет острым коготком его измученную переживаниями за Тома душу — должно быть, сейчас Томас, разговаривая с капитаном, по-настоящему ощутил себя полезным, а не беспомощным пациентом, над которым, как перепуганные куры, квохчут родственники и врачи.
- Том, я все расскажу тебе, обещаю, – твердо, веско произнес Крис, – все-все, что произошло, то, чего ты, возможно, еще не вспомнил.
- Я слушаю, – кивнул головой Хиддлстон и внимательно посмотрел на собеседника. И только сейчас доктор Хемсворт заметил, что его пациент чуть более бледен, чем обычно, и что под глазами у него залегли глубокие темные тени. Все-таки он устал, хотя изо всех сил крепился, пытался не отключаться, быть в гуще событий.
- Обязательно расскажу. Только позже. После того, как ты сможешь самостоятельно сидеть на кровати.
- Тогда сделай так, чтобы это произошло как можно скорее, Крис!
- Обещаю. Ты только верь мне. Я… и доктор Брана… мы сделаем все, чтобы ты как можно быстрее поправился. А сейчас отдыхай.
И Крис опять подоткнул под бок Томаса съехавшее одеяло.
- А что? Поцелуя на ночь не будет? – и Том — сама невинность — похлопал длинными ресницами и картинно надул губки.
Крис только глаза закатил — да он еще издевается, засранец!
- Спи, неугомонный! – шикнул на Томаса Хемсворт и вышел из палаты, чувствуя, что совершенно по-дурацки улыбается.
- Это разрешение на твою депортацию в Лондон, – помощник комиссара Скотланд Ярда протянул заключенному лист бумаги, – ознакомься.
Стэн только глаз скосил на документ и едва заметно улыбнулся — если уж сидеть, то в Лондоне. Тюрьма в Мумбаи, мягко говоря, комфортом не отличалась.
От Роджерса не укрылось едва заметное движение губ. И тут же возникло желание стереть, кровью смыть эту ухмылочку с лица заключенного. Он даже руки засунул поглубже в карманы. От греха. И напомнил себе о том, что рукоприкладство по отношению к арестованным запрещено законом. Инспектор Бхаттар бы поднял его на смех, фыркнул бы недовольно, заявил бы что-то вроде «чистоплюй хренов», но Стивен был убежден в том, что как только он поднимет руку на заключенного, тогда сам станет с ним на одну планку. Сам будет ничем не лучше преступника. Только карающая десница Закона может опускаться на головы тех, кто этот самый Закон нарушил. И если волею случая ему, Стивену, придется во имя Закона применить оружие, то только если того потребует его долг. И никак иначе.
Себастиан Стен раздражал обычно спокойного, собранного помощника комиссара. Не только тем, что не желал сотрудничать — таких, молчащих на допросах, Роджерс за всю то время, что он служит в полиции, повидал немало, – а тем, что всем своим видом как бы говорил Стивену: «я выше Закона, а значит и выше тебя».
 
Роджерс, безоговорочно веривший в торжество справедливости над беззаконием, пять лет назад, когда ему пришлось отпустить Себастиана Стэна, подозреваемого в убийстве нелегальных букмекеров, братьев Ивлингов, был на сто процентов уверен, что рано или поздно справедливость восторжествует, и он сам или кто-то из коллег-полицейских усадит Стэна на скамью подсудимых. И сейчас как раз был такой шанс. Пусть пока что доказательств было недостаточно, но Роджерс чувствовал: Стэн виновен. По крайней мере покушение на доктора Хемсворта и Роберта Дауни доказать будет несложно: свидетелей предостаточно. Но с тем, чтобы доказать причастность Стэна к покушению на Тома Хиддлстона, придется повозиться.