Грань / The Brink (СИ)

Последним со стороны обвинения выступил коронер. Его показания оказались для Кевина самыми тяжелыми и болезненными. Во время встреч с адвокатом он старался избегать фотографий погибшей матери, однако в суде сделать это было невозможно, поскольку их вывели на экран. Пока обвинитель задавала свои вопросы, Чарльз оценивающе взглянул на своего подзащитного. Он был белый, как полотно, а алые губы посинели от напряжения.Он держался изо всех сил. Физически держался, чтобы не впасть в истерику. Парень до сих пор не осознавал в полной мере, что его матери нет в живых. Чарльз подумал, что было бы неплохо продемонстрировать это присяжным. Он вспомнил сестру, которая начинала реветь еще сильнее всякий раз, когда кто-то пытался ее утешить. Осознавая всю подлость своего поступка, Стэнхоуп протянул юноше носовой платок. Кевин отрешенно взглянул, сначала на адвоката, потом на платок. Из уголков глаз одна за другой скатились слезинки. Чарльз отвернулся, но продолжал слышать тихие всхлипы. Над его ухом чуть позади раздались перешептывания репортеров и щелчки камер.
После перерыва слово наконец предоставили стороне защиты. Стэнхоуп произнес краткую вступительную речь, в которой заявил о невиновности Кевина Квинси. Первым свидетелем выступила горничная из хостела Хижняк. Ее английский был действительно ужасен. Ко всему из-за волнения она еще и перестала понимать, так что с позволения судьи Стэнхоуп пригласил для нее переводчика. Женщина рассказала, что в день убийства слышала ругань со стороны кухни. Ссорились, как ей показалось, мужчина и женщина с третьего этажа. Именно об этой женщине горничная подумала, когда констебли начали расспрашивать ее в тот день. Адвокат попросил Хижняк описать приметы мужчины. Она ответила, что видела его лишь мельком, но вроде бы он был достаточно высокий и темноволосый. Вопреки протесту мисс Уолтер, Чарльз предложил свидетельнице опознать мужчину среди присутствующих. Женщина обвела взглядом аудиторию и отрицательно покачала головой.
— Что насчет моего подзащитного? — Стэнхоуп указал на Кевина.
— Это был не ребенок, — с сильным славянским акцентом произнесла она.
Чарльз взглянул в свой ежедневник. Он обвел шариковой ручкой слово «мотив». На предварительном слушании адвокат сам предоставил его, доказав, что Кевин подвергался домашнему насилию. Но корить себя за это он не собирался. По плану опровергнуть утверждение Уолтер о том, что Кевин ненавидел мать за то, что та издевалась над ним, должна была Маргарет. Но за день до заседания Чарльзу позвонил ее врач и сообщил, что из-за невроза и переутомления у нее случился обморок. Поразмыслив, Стэнхоуп вновь наведался в школу при церкви Сент Мари.
Пока обвинитель вела перекрестный допрос, он прошелся глазами по предварительному списку вопросов к следующему свидетелю. Для оценки личностных качеств Кевина Стэнхоуп пригласил его классного руководителя. Выбор пал на него не случайно. Преподаватель был достаточно образован, долгое время работал с детьми, да и его почтенный возраст внушал уважение. Он крайне положительно отзывался о бывшем ученике, не забыв упомянуть ни о его таланте, ни о завершении учебы экстерном, ни о заботе о больной матери. Обвинитель попыталась уцепиться за последний пункт и выставить Квинси лжецом. Стэнхоуп же предложил выслушать точку зрения самого Кевина, предположив, что его просто недопоняли.
Квинси занял место за кафедрой. У Чарльза впервые появилась возможность взглянуть на него со стороны, вне тесных стен тюрьмы или психиатрической клиники. Он был таким естественно изящным, без манерности и перегибов, таким сильным, без грубости и жестокости. Заключение изменило его внешне. Волосы Кевина отросли и теперь закрывали бледную шею и слегка торчащие уши. Его лицо сильно осунулось, отчего выглядело теперь более взрослым и угловатым. Но, несмотря на все это, на темные круги, на трещины и язвы на искусанных губах, он все равно был очарователен. Под пристальным взглядом Стэнхоупа Квинси смущенно опустил взгляд. Чарльз довольно улыбнулся.
— Моя ученая коллега, мисс Уолтер, много говорила сегодня о мотивах моего подзащитного, — произнес адвокат, обведя взглядом присяжных. — Она упомянула о домашнем насилии и нездоровых отношениях между матерью и сыном. Потому я спрашиваю вас, мистер Квинси, ваша мать избивала вас?
Стэнхоуп скрестил пальцы. Больше всего он сейчас надеялся, что череда слушаний, во время которых Квинси раз за разом поливали грязью, не сломила его, и он сохранил в себе воспоминания, о том прежнем Кевине, каким он был до знакомства с Чарльзом, до всей этой ужасной истории.
— Иногда, — с легкой грустью в голосе выдохнул парень. — Когда наши мнения в чем-то расходились, она швыряла в меня вещи или пыталась бить кулаками. Но я старался уходить от таких ударов, ведь она могла пораниться. Мне бы этого не хотелось, ей ведь и так в жизни не повезло. Я не хотел доставлять ей проблем.
Голос Кевина звучал с такой теплотой, что Стэнхоуп на секунду ощутил нечто похожее на ревность.
— Она была склонна к агрессии. Я правильно понял? — уточнил он.
— Не думайте о ней плохо, — сказал Квинси, обращаясь не только к адвокату. — Мама не такая. Она просто была больна. Алкоголизм ведь — болезнь.
В зале на секунду повисла тишина. Даже Уолтер, яростно строчившая что-то в своем блокноте, на секунду замерла.
— Мистер Квинси, — вздохнув продолжил Чарльз. — Расскажите все, что помните о том дне, когда ваша мама погибла.
— Как я уже сказал, мама была больна, — спешно проговорил Кевин. — И я собирался вылечить ее, чтоб она снова стала такой, как раньше. Я все просчитал. Содержание в клинике стоит тысячу шестьсот фунтов в месяц. Стипендия в колледже Голдсмит для студентов отделения искусств составляет девятьсот тридцать фунтов. Студенты, работающие неполный день, в среднем получают сто пятьдесят фунтов в неделю. С учетом затрат на проживание, еду и транспорт, я смог бы положить ее в клинику через два месяца.
В тот день я предложил маме поехать со мной в Лондон. Она ответила, что должна обсудить это с Саймоном. Вы упоминали о нем ранее. Мама встречалась с ним некоторое время. В целом она была не против переезда, вот только у нас почти не было денег. Саймон занимал у мамы, и она надеялась, что он вернет ей то, что она ему одолжила. Но он убедил ее в том, что в Лондоне я ее брошу и буду жить без нее. Саймон сказал, что для нее лучше уговорить меня остаться в Честерфилде. А чтобы мое место в Голдсмите не пропало, он вызвался поехать вместо меня. Естественно я разозлился на этого придурка, а еще меня расстроило, что мама никак не отреагировала на это. Просто посмеялась. Я толкнул Саймона, он схватил меня за грудки, а что было дальше, я не помню. Врач в психиатрической клинике сказал, что мои воспоминания, возможно, вернутся, что все это из-за сильного стресса. Но пока это все, что я могу сказать.
Последним свидетелем защиты выступил психиатр, проводивший повторную оценку психического состояния Кевина. Он сообщил, что не выявил у Квинси симптомов бредового психоза, диагностированного ранее до лечения. Он также высказал сомнения относительно вменяемости юноши в момент конфликта с сожителем матери. Об этом, по словам психиатра, свидетельствовала диссоциативная амнезия юноши.
Во время заключительной речи мисс Уолтер выглядела нервной и раздраженной.
— Давайте резюмируем все сказанное ранее, — звенящим голосом произнесла она.
— Подсудимый Кевин Квинси был арестован рядом с местом преступления. На его руках и одежде была найдена кровь убитой Элеоноры Квинси. На ноже, ставшем орудием убийства, были обнаружены его отпечатки пальцев. И что немаловажно, у подсудимого был мотив. Его мать не чуралась рукоприкладства, он сам заявил об этом. Узнав его обстоятельства, каждый может проникнуться к юноше сочувствием. Но любое убийство — это жестокое преступление. И совершивший его безусловно должен понести наказание, еще и для того, чтобы каждый, кто задумает преступить черту, знал что его проступок не останется безнаказанным. Я верю, что взвесив все аргументы, вы признаете Кевина Квинси виновным. У меня — все.