Судьба и свобода (СИ)
— Фил, я тебе нравлюсь не как друг, да? — Марк глянул на рисунок. Затем в глаза Филу. — Друзья не рисуют тайно и красивее, чем на самом деле.
Филу хотелось сказать, что его каракули не отражают и сотой доли того, каким он видит Марка! Он долго молчал. Марк так и не отпускал его. Разум Фила повелевал ему молчать или соврать, или сбежать в конце концов, но он не смог не сказать правду.
— Да, — тихо ответил наконец Фил.
— Я подозревал это последние пару месяцев.
У Фила что-то оборвалось в душе. Наверное, это были надежды на продолжение их отношений.
— Нашей дружбе конец? — обреченно спросил он.
На напускную улыбку больше не было сил. Потерять самое прекрасное случившееся в его коротенькой жизни — что может быть серьезнее и больнее?
Но Марк не отнял руки. Только крепче сжал ее, а потом… Тот, от кого он не мог отвести глаз, погладил его по руке. Мягко, нежно. Почти незаметно для посторонних.
— Ты мне тоже, Фил.
— Что «тоже»? — Фил чувствовал, что губы его онемели от ужаса происходящего.
— Ты мне тоже нравишься. Очень. Я не говорил никому, никогда, что мне нравятся парни. Я так боялся тебя потерять!
В голосе Марка было столько отчаяния! Фил не верил своим ушам.
— Я не хочу теряться, Марк! Я не могу! Ты — самое ценное в моей жизни! — чуть не закричал Фил.
Вспомнив, где он, Фил снова испуганно оглянулся. Но вроде бы никто не обратил на него внимание. Вернее, уже было просто некому. Все разошлись по домам.
— Правда?!
— Угу. Давно, — Фил смог сказать это тихо.
Он опустил голову. Взгляд его наткнулся на руку Марка, по-прежнему лежащую поверх его запястья.
— Ты мне тоже давно, — шепнул Марк.
— Правда?! — Фил снова посмотрел в глаза Марку.
— Угу.
Эти короткое «угу» значило сейчас для Фила больше, чем все красивейшие слова на свете вместе взятые.
Они сидели и пытались прийти в себя. Марк наконец отпустил руку Фила, чтоб их ни в чем не заподозрили.
— После такого обычно целуются, — наконец произнес Марк.
— Прямо здесь? — нервно хохотнул Фил.
— Идем ко мне, а? Мать сегодня поздно придет, у нее дела какие-то. Хотя, думаю, что она к любовнику своему пошла. Мерзкий тип, — Марка передернуло. — Хорошо, что он с нами не живет.
— Идем.
Фил не мог прийти в себя. Каминг-аут перед тем, кого любишь, в реальности оказался совсем не таким, как он себе иногда представлял. Это было больно, страшно и стыдно. У него подгибались колени, а услышанное в ответ почему-то пока не радовало. Будто кто-то (наверняка защитные механизмы его психики — он увлекался психологией и догадывался, что происходит с ним, но от этого было не легче) щелкнул невидимым тумблером в его теле и в голове и отправил в нокаут бесчувствия. Каминг-аут, нокаут — почти небытие, когда от старой маски остались бесполезные обломки, уничтоженные одним рисунком и точным вопросом того, кто дорог тебе и кому, как оказалось, дорог и ты.
Словно в тумане он дошел до дома Марка, снял куртку, разулся. И только когда услышал звук закрываемой задвижки на двери, немного расслабился. Он растерянно стоял посреди знакомой ему комнаты. Фил не раз бывал у друга в гостях. Кровать, небольшой шкаф и письменный стол — Филу комната Марка часто казалась похожей на келью своей аскетичностью. Несмотря на то, что уже стемнело, Марк не стал зажигать люстру и даже настольную лампу не включил. Только свет фонаря с улицы освещал помещение.
Фил смотрел в окно, не в силах обернуться. А Марк подошел к нему и обнял. Несмело, едва касаясь.
— Фил, — шепнул Марк ему на ушко, — я почти полтора года мечтал тебя обнять.
— Марк, — уткнулся ему в плечо Фил.
— Хочу поцеловаться с тобой! Говорят, это приятно. Хотя я ни с кем не делал этого еще.
— Я целовался, — тихо сказал Фил, тоже обнимая друга и все еще не до конца веря своему счастью. — С девчонками в летнем лагере, куда меня родаки сплавляли. Но мне не понравилось с ними.
— Научишь меня? — шепнул Марк, прижимаясь всем телом к Филу.
— Да… Да, Марк! Да…
Очень быстро Марк сообразил, что следует делать и перехватил инициативу. Фил ощущал, как ступор его наконец понемногу отступает, а эмоции возвращаются и накатывают жаркой, неодолимой волной. Мечты, желания захлестывают с новой силой с каждым прикосновением языка Марка к его языку, с сначала легким, но со временем все более настойчивым исследованием его губ, его зубов, десен. Марк уже был повсюду — изучал его рот так же ненасытно, как зачитывался книгами. А сейчас он читал его — Фила. Со всей страстью, безудержно и властно Марк брал его, достойного только одной участи — быть узнанным, прочитанным и присвоенным. Фил почувствовал, что начинает заживо плавиться в объятиях того, о ком так долго мечтал.
— Марк, — выдохнул он, прервав поцелуй.
— Я что-то не так делаю? — встревоженно посмотрел на него любимый, сжимая в объятиях.
«Любимый…» Фил больше не мог себя сдерживать!
— Всё, всё так! Я люблю тебя! Не могу больше молчать об этом! Прости! Не могу! Люблю!
Фил снова уткнулся в плечо тому, кто только что вырвал из его души признание своим поцелуем — чувственным и таким же глубоким, как его темные глаза. В ответ Марк правой рукой прижал голову Фила к своему плечу, а левую… А левую, сметая все сомнения, положил ему на ягодицу и тоже привлек к себе, позволяя ощутить свое возбуждение в полной мере.
— Фил… Я… Я тебя тоже… Люблю.
— Правда?!
— С первого взгляда, — шепнул Марк.
— Я поверить не могу…
— Я тоже! Я когда за руку тебя взял, а ты не отдернул ее, я думал, с ума сойду.
— И я!
Послышался звук открывания входной двери.
— Черт, мать вернулась, — пробормотал Марк и пошел тихо отодвинуть задвижку.
Фил включил настольную лампу.
— Марк, ты почему не спишь еще?! — окликнула его мать.
— Мы с Филом занимались, — ответил Марк.
— Добрый вечер, Валентина Ивановна, — поздоровался с матерью Марка Фил.
— Добрый.
— Я пойду уже, Марк.
— Да.
Когда Фил пришел домой, то едва смог сдержаться, чтоб ничего не показать матери. Закрылся в комнате, собрал свои рисунки и закутался в одеяло. Он нарисовал еще один. На этом рисунке они с Марком целовались. Он спрятал его в ворохе остальных. К счастью, родители не имели привычки копаться в его вещах.
Ему захотелось пойти к матери и все ей рассказать. Как в детстве, поделиться. Но это означало каминг-аут еще и перед ней. И он вовсе не был уверен в том, что мать отнесется к нему и его чувствам с пониманием.
Отец был в командировке, а мать Фила, которую звали Кристиной, еще не спала. Смотрела телевизор.
Фил подошел к ней.
— Мам!
— Филипп, ты чего не спишь? Поздно уже, тебе завтра на пары.
— А ты почему не ложишься?
— Тяжело уснуть, — вздохнула она. — Когда папа в командировке, всегда тяжело засыпаю. А тут еще и передача по телевизору. Бедные дети! Как все-таки жестоки бывают люди. Выгнать ребенка из дому только за то, что он любит человека своего пола! Или за то, что чувствует себя не мальчиком, а девочкой!
Фил обомлел. Наверное, нагружать мать своими проблемами не стоило, но он опять брякнул:
— Мам, а что бы ты делала, если бы твой ребенок оказался таким?
Мать Фила обернулась. Посмотрела на присевшего рядом с ней на диване сына.
— Фил, ты что, девочкой себя ощущаешь? — тихо спросила она.
— Нет, мам… Но… Я…
— Фил, что с тобой?!
У Фила глаза были на мокром месте. Он не выдержал, обнял ее и разрыдался.
— Мам, я парня люблю… Очень… Давно, уже полтора года… Жить не могу без него!
— О, Господи, — только и смогла прошептать Кристина. — А с девочками как?
— Никак. Я пробовал с ними даж целоваться. А потом увидел его — и все… Жить не могу без него, жениться хочу или замуж выйти, все равно, лишь бы с ним быть! — в голосе Фила было столько отчаяния. — Прости, мам, прости! Я не должен был тебя грузить своими проблемами. Прости!