2:36 по Аляске

Танец на битых осколках керамики. Крис забывал поморщиться, даже наступая на них.

Горячая вода кончилась раньше, чем закончили они, и Крису пришлось прерваться. Проглотив очередной стон, он схватил с умывальника полотенце и обернул им Джейми, едва стоящую на ногах. Ровно минута ушла на то, чтобы вернуться в спальню, а затем Крис снова прижимал ее к себе – мокрую, со спутанными волосами и простреленным бедром. Швы на нем он целовал в тщетной попытке стереть губами, как чернильную кляксу, поставленную по глупой случайности. Простыня впитала в себя всю влагу, что была на них, и даже больше; Крис успел мимолетно продумать, как незаметно сменить постельное белье утром.

Когда они легли, Джейми принялась исследовать метки от стали и пуль, что испещряли его кожу по всему телу. Он хотел бы рассказать ей о каждой из них, но они – часть той истории, без которой спать по ночам она будет крепче. Поэтому он попытался отвлечь ее, целуя снова и снова, пока Джейми не начала млеть, засыпая под его плечом. Лишь убедившись, что ее ничего не тревожит, он позволил уснуть и себе.

Это была первая ночь, дарованная ему без кошмаров.

Первая и последняя.





25. Оков не стало




– Ох, как же я плохо спал сегодня! Всю ночь снились кролики, прыгающие на кровати, а я никак не мог их прогнать. Не знаешь, к чему это? – пожаловался Себастьян. – А еще кто-то истратил всю горячую воду в баке и сломал полку… Чуть не загнал себе в пятку здоровенный осколок спросонья!

Крис ничуть бы не удивился, скажи ему кто-нибудь, что в момент своего появления на свет Себастьян не разразился пронзительным плачем, а рассказал смешную историю из прошлой жизни. Он болтал без продыху, но Крис был и не против: погруженный глубоко в свои мысли и сосредоточенный, он слушал его вполуха, как радио. А еще предполагал, что болтовня у Себастьяна – что-то вроде нейролептиков Криса, – без нее он просто сойдет с ума.

– Ты меня совсем не слушаешь, – буркнул он оскорбленно. – В общем-то ты меня никогда особо не слушал, но сейчас не слушаешь абсолютно. Короче, что-то с тобой не так.

Снегопад кончился, и, стянув с носа шарф, Крис остановился на склоне, высматривая пригодные места для капканов. Горная река еще не замерзла (слишком сильным было течение), поэтому сюда могли забрести гризли, измученные жаждой. Решив, что это не совсем та дичь, которую им стоит раздобыть к ужину, Крис пошел глубже в лес.

– Роуз! Мы же договаривались идти на юг.

Он действительно не обращал на Себа никакого внимания. Сконцентрироваться на охоте и без того было невероятно сложно, уж не говоря о поддержании светской беседы. Ведь в голове вместо этого…

Алые полосы на его спине. Узкие бедра, разведенные в стороны, чтобы пропустить его внутрь. Уходя утром, Крис наклонился, чтобы поцеловать на прощание плечо Джем, торчащее из-под одеяла, и вдруг уловил на ней свой собственный запах. Она пропиталась им до самых волос – мускус и кожа. Она пахнет им, а он пахнет ей – тимьяном и нежностью. Клеймо, привязавшее их друг к другу.

– Так, значит, вы переспали?

Крис замер на полушаге и уставился на Себастьяна, вытряхивающего снег из курчавых волос. Белый, на иссиня-черных локонах он походил на жемчуг и так же ослепительно сверкал.

– Ну наконец-то! – радостно воскликнул он, увидев в выражении лица Криса негласное «да». – Может, теперь ты перестанешь быть таким нервным.

– Как ты узнал?

– О, а где же отрицание и твои попытки списать все на мою больную фантазию?

Крис затряс головой, и, пользуясь его замешательством, Себастьян поскакал вперед, умножая расстояние между ними. Крис поспешил следом, хотя ноги едва волочились, увязшие в сугробах. За ночь снега выпало по колено.

– Постой, объяснись-ка! Мы что, так шумели?

Себастьян не сбавил шагу и (о Боже!) промолчал.

– Себастьян! – разозлился Крис, и тогда тот обернулся со злорадствующим торжеством на лице.

– Что, не нравится бежать за кем-то и кричать в пустоту?

Крис закатил глаза и дернул того за капюшон парки. Себ смилостивился и притормозил, приспустив с плеча старое гладкоствольное ружье, найденное за сервантом на ферме.

– Да просто я как раз поднимался наверх, когда ты зашел в ванну «выручать» Джейми, – пояснил он. – А когда мужчина и женщина оказываются ночью в тесной комнате, которую обычно принято посещать голыми, тут только один исход…

– А если я скажу, что ничего не было?

– Ну, если только у тебя проблемы с потенцией…

Себастьян весело хохотнул и двинулся вперед. Справившись с внутренней агонией, Крис последовал за ним и тоже спустил винтовку. Следы на снегу, явно оставленные зайцем, должны были привести к норам.

– Только при Джейми это обсуждать не вздумай, – хмыкнул он, прицеливаясь при виде белесой шкурки впереди, роющейся в кустах можжевельника.

– Для этого у нее есть Флейта, – сказал Себ, прицеливаясь тоже. – Спорим, они прямо сейчас перемывают тебе косточки?

– Джем снова легла спать, когда я ушел.

– П-ф! Ты плохо знаешь женщин. Никакая усталость не остановит девчонок от обмусоливания горячих подробностей!

Себастьян выстрелил первым. Пуля угодила в ствол над макушкой зайца, и тот стартовал прочь от неудачливых охотников.

Крис фыркнул, опуская винтовку.


– Ну ты и косой!

– Эй! Это охотничье ружье еще моего деда повидало. У него отдача как у гранатомета, – оправдался Себ, продевая руку через ремень. – Пошли догоним.

– Нет уж, – воспротивился Крис и демонстративно сбросил в сугроб полупустой рюкзак. – Это ты его упустил, сам и догоняй. А я пока расставлю ловушки.

– Лентяй, – Себ закатил глаза и, навострив дуло, поплелся по крошечным следам вдоль лесного утеса.

Крис принялся раскладывать сети перед кустами брусники. Наконец-то все вокруг стихло. Закончив, он опустился спиной на снег, вглядываясь в высокие сосны, пронзающие небо, как когтистая лапа. Он бы хотел однажды вытащить из дома Джейми, чтобы доказать ей, что Аляска – это не только обморожение и волчьи пасти, готовые вонзиться тебе прямо в глотку. Иногда Аляска – это синоним свободы, раздолья и первозданности. Ей можно не бояться открыть свой истинный лик. Кем бы ты ни был, Аляска примет тебя – это и убежище, и приют для заблудших душ.

Но порой это и сущее наказание.

Крис поднялся на корточки, зарылся подбородком в обмотанный шарф и оглянулся на голос, рефлекторно вскинув винтовку. Палец спустил курок ровно в тот момент, когда зубастый рот банши принял форму овала, чтобы издать оглушительный визг. Выстрел прошиб сутулой старушке берцовую кость, и та подкосилась.

Не выдыхая, Крис передернул затвор.

– Стой!

Из-за спины банши показалась темная голова ребенка. Одетый лишь в одну длинную рубаху и подпоясанные штаны, он вышел вперед и продел свою ручонку в ее серую ладонь.

– Ее зовут Салли.

Крис почувствовал, как задрожал, и опустил винтовку. Мальчик был арабской наружности, с коричневой бронзовой кожей и престранными болотными глазами, подернутыми пеленой. Он подрос за эти месяцы, но все еще был Крису по пояс. Когда они прощались, только минул его десятый день рождения.

– Оливий, – прошептал Крис. – Ливви! Ты не должен уходить так далеко от Прайда.

Ливви выпятил нижнюю губу от обиды, и Крис быстро осознал свой промах: мальчик надеялся, что он обрадуется его появлению. Перешагнув через собственную ловушку, Роуз упал на колени и обнял его, с опаской поглядывая на Салли, покорно зависшую рядом. Оливий попытался стиснуть его изо всех своих щенячьих сил, обняв в ответ.

– Я знаю, – буркнул он, ужавшись в Криса. – Но Салли присматривает за мной. Я нашел ее у пристани. Ей было очень одиноко.

– Саре не понравится, если ты приведешь с собой еще одну банши, – заметил Крис, и Салли, будто не согласившись с этим, предостерегающе оскалилась. Оливий тут же стиснул ее руку крепче, и та успокоилась.

– Салли очень милая. Уверен, Саре она понравится.

– Ты так и не завел себе друзей? Ну, кого-то более… живого.

– Нет, я хочу дружить только с ними. И с тобой.

– Поэтому ты пришел? – Роуз нахмурился. – За мной?

Мальчик потупился, опустив слепые глаза.

– Да, я соскучился. Ты обещал взять меня с собой, но не взял.

– Ты же знаешь, Лив, – вздохнул Крис обреченно. – У меня не было времени, да и тебе – не верю, что говорю это! – безопаснее в Прайде. Я не смогу позаботиться о тебе должным образом.

Оливий поднял взгляд на уровень его лица и ощупал гладкими теплыми пальцами щеки Роуза. Рожденный с атрофией зрительного нерва, он видел разве что очертания, Крис великодушно наклонился поближе. Банши были не только его «друзьями» и «няньками», но и заменяли преимущества зрения: они вели его, куда требуется, по одному только зову мысли. Способ их общения до сих пор был непонятен никому, кроме самого Ливви. Может, именно поэтому Вселенная наградила его столькими талантами сразу? Компенсация того обыденного, чего он был лишен, брошенный матерью-алкоголичкой и непутевым отцом-летчиком.

– Тогда давай вернемся вместе.

Крис ожидал такой просьбы, и от этого его чувство вины только усилилось. Он знал, что Оливий никогда не сдастся, поэтому не удивился, услышав и это:

– Можем забрать Себастьяна тоже… Сара часто говорит о нем. Он ведь здесь с тобой, да? Салли сказала, он пошел охотиться на зайцев. И те девушки на ферме за рекой… – Крис похолодел, и, словно почувствовав это, Оливий суетливо добавил: – Дом, в котором вы живете, раньше принадлежал Салли. Они с сыном держали там свинок и коз…

– Ты рассказывал об этом кому-нибудь? О том, где мы прячемся?

– Нет, – затряс головой Лив. – И не стану. Я просто хочу, чтобы мы жили все вместе, как раньше. Неужели это так сложно?

Крис не ответил. Даже если бы он попытался объяснить Ливви, то не смог бы сделать этого без описания тех зверств, что содеяла Сара. А о таком детям знать нельзя. Поэтому Крис только потрепал его по волосам и, стянув с себя вязаную шапку, надел на голову ему. Та оказалась велика и сползла Ливви на нос. Улыбнувшись, Роуз поправил ее.

– Тебе надо возвращаться домой, пока Сара не спохватилась.



– Я не хочу!

– Надо, Лив. Это не обсуждается.

Губы у того задрожали, и Крис, опасаясь дать слабину, быстро поднялся на ноги, отряхивая штаны от снега. Мельком взглянув на неподвижную Салли, что выглядела, как из воска, он хмыкнул:

– Позаботься о нем, гадина, поняла меня?

Никто из банши не мог причинить Оливию вред, но он все равно беспокоился, когда видел их поблизости от безоружного ребенка. Это тоже было тем человеческим, что еще оставалось в нем, помимо любви к Джем. Нечто из прошлой жизни, что давно смылась кровью.