Агент из подземелья

— Пока, мой дорогой Георг, нам удалось только выяснить, что ваш подчиненный Беккер не очень-то верит в силу немецкого оружия. Он уверен в том, что падет не только Майнсдорф, но и Берлин, — язвительно произнес штандартенфюрер. — Как вам это нравится?

— Это неправильно, согласен. — Охман побледнел. — Но позвольте замечание, герр штандартенфюрер. Во-первых, он не одинок. Во-вторых, это личное мнение Беккера. Он его не распространяет среди сослуживцев. Я уверен, что этот офицер будет до последнего выполнять свой долг и, как бы ни повернулась война, сделает это с честью. Будем откровенны, штандартенфюрер, далеко не все военные на фронте уверены в нашей победе. Это не мешает им биться до последнего и умирать героями. Слова «присяга» и «Германия» для них — не пустой звук. Я уверен, что и Беккер будет с нами до конца. Мы можем его, конечно, арестовать, предать суду. Но это будет не очень умный шаг. Не стоит разбрасываться ценными сотрудниками в столь тяжелый для страны момент.

— Если этот ценный сотрудник не является русским шпионом, — сказал Райхенбах.

— Сомнительно, штандартенфюрер. Впрочем, мы продолжаем работать над этим вопросом.

— И еще одно наблюдение, Георг. Все ваши сотрудники так или иначе заканчивают день выпивкой. Вас это не угнетает? Впрочем, вопрос риторический. Подозреваю, вы и сами от них недалеко. Что вам известно по сестре Беккера?

— Там была драма, лезть в дебри которой — только время терять. В семье — потомственные военные, начиная с прадедов. Муж Тельмы бросил ее в сорок третьем, после чего у нее и начались проблемы со здоровьем. Пара инсультов, отнялась нога, стала отказывать печень. Детей у них не было. Связи Беккера наши люди тщательно проверяют. Вчерашний артиллерист в баре — это явно не то. Он прибыл с позиций на два дня, сегодня утром вернулся в расположение. Теперь по капитану Коффману. Проблема с зубами не надуманная. Наши люди нанесли визит в клинику, проверили медицинские карты. Обширный пульпит. В зубы мы ему, конечно, не смотрели.

— А вы посмотрите, — посоветовал Райхенбах.

— Если вы настаиваете, штандартенфюрер. Все контакты Коффмана нами также изучаются. Проверили дантиста, фрау Циммер, к которой он зачастил в последнее время. Эта женщина в сорок четвертом году переехала сюда из Нюрнберга, где у нее также была врачебная практика. Причины переезда на данный момент устанавливаются. Ей сорок лет, в тридцать первом году она окончила медицинский факультет Мюнхенского университета, прошла магистратуру, курсы интернов. Характер грубоватый, как говорят ее пациенты, но доктор она неплохой, профессией владеет.

— И на что мы только не расходуем наше ценное рабочее время! — Райхенбах сокрушенно покачал головой.

— Не согласен с вами, штандартенфюрер. Из мелких фрагментов выстраивается картина. Личность женщины из ресторана «Потсдам», к которой набивался на знакомство Кромберг, установить не удалось. Особу, ушедшую ранее, тоже никто не знает. Вероятно, это обычные посетительницы. Клиентура ресторана состоит не только из завсегдатаев. Но не исключено, что дело тут обстоит сложнее, и все, что видел наш человек, — ловко разыгранный спектакль. Допустим, Кромберг знал, что его пасут, а сообщить связному что-то ценное он был обязан. Но это только предположение. Швейцара и официантов допросили. Они вспомнили этих женщин, но ничего про них не знают. Передавал ли что-то Кромберг своей новой знакомой или это сделала она, работники заведения не заметили. Тот момент, когда она передумала ехать к нему, видел не только наш человек, но и швейцар. Это тоже могло быть фрагментом спектакля. Кстати, есть еще один любопытный факт, — вспомнил Охман. — Наши люди довели Кромберга до его квартиры на Анхенштрассе, дождались, пока в окнах погаснет свет. Но Кромберг, как выяснилось, не уснул. Через полчаса он снова вышел из дома, прошел мимо моих людей, сел в «Фольксваген» и уехал.

— Это интересно, — оценил новость Райхенбах.

— Не совсем. — Охман вздохнул. — Переодеваться Кромберг не стал, был в форме. Он направился в район Краухен на северо-западе города. Улица Леменштрассе, дом четырнадцать, частный. Похоже, прибыл туда без предупреждения. Моему человеку удалось спрятаться у ограды. На стук в дверь вышла заспанная женщина в ночной сорочке. Диалог произошел примерно следующий: «Герр Кромберг? Это так неожиданно. Мы не договаривались». — «У тебя клиент, Хельга?» — «Нет, герр Кромберг, сегодня никого. Проходите. Вы же помните цену?» Поведение человека, который рассчитывал на интимную близость, но потерпел фиаско, вполне понятно. Ему оставалось ехать к проститутке. Женщина впустила гостя. Вышел Кромберг только под утро, причем весьма довольный, съездил домой и направился на работу. В доме проживает проститутка Хельга Браун. Семьи нет. Раньше работала на швейной фабрике, теперь продает немецким офицерам свое тело. — Охман криво усмехнулся. — До недавнего времени трудилась в борделе фрау Зенке на Унгерштрассе, но по каким-то причинам оттуда ушла. Теперь принимает клиентов у себя дома. Она действительно проститутка, герр штандартенфюрер. Если досконально проверять всех особ такого рода, с которыми когда-либо пересекался Кромберг… — Штурмбаннфюрер не стал завершать очевидную мысль.

— Подключайте внештатных агентов, Георг, — резко произнес штандартенфюрер. — Займитесь наконец работой и добейтесь хоть каких-то результатов!

Это был не просто рядовой момент в работе. Ввиду очевидного краха на фронте поиски советского крота выглядели мышиной возней, не имеющей смысла. Кого волнует выявление шпиона, если завтра все рухнет?

Но интуиция подсказывала опытному лису фон Райхенбаху, что дело того стоит. От сведений, посылаемых шпионом в центр, зависел ход наступления Красной армии. Надо взять его тихо, заставить сотрудничать, сделать это быстро. У СД и гестапо много наработанных методик такого рода, причем не все они связаны с пытками и избиениями. Пара хитрых ходов поможет сделать так, что Красная армия сядет в лужу, и не видать большевикам Германии, как своих ушей. Ведь били же их в сорок первом, миллионами брали в плен, гнали на восток, как стадо баранов.

Он подгонял своих нерадивых работников, требовал задействовать все каналы и возможности, но прорыва пока не наблюдалось.

В городе работала рота пеленгационной службы. Фургоны, похожие на продуктовые, блуждали по городу, связисты отслеживали все радиосигналы, но зря.

Беккер снова ездил к сестре, Коффман посещал дантиста. Кромберг и следующую ночь провел на Леменштрассе, в объятиях знойной Хельги Браун.

В пять часов вечера в кабинет штандартенфюрера с очередным докладом вошел Охман. Глаза его загадочно поблескивали.

— Герр штандартенфюрер, это Кромберг. Богом клянусь, что он и есть! — Выдержка изменяла штурмбаннфюреру, он кипел от волнения. — Ваше предложение подключить внештатных сотрудников — это гениально! Мы привлекли к работе всех, кого могли, и теперь имеем результат. Вчера, перед визитом к проститутке Хельге Браун, Кромберг заскочил в заведение «Мюнхенский дворик», хотел якобы пропустить пару кружек пива. Наш сотрудник совершил оплошность, довел его до дверей, но внутрь заходить не стал. Кабачок крохотный, посетителей мало, он боялся себя выдать. Кромберг пробыл в заведении минут пятнадцать, потом поехал к проститутке. На наше счастье, некто Пауль Херман, бармен из «Мюнхенского дворика», является осведомителем СД. Мои люди разговаривали с ним два часа назад. Это была просто дежурная беседа, никому и в голову не могло прийти… Сыщик показал ему фотографию Кромберга, напомнил, что вчера этот субъект заходил в «Мюнхенский дворик». Херман человек наблюдательный, и память у него не девичья. Он вспомнил посетителя. Тот забежал минут на пятнадцать, хотел пропустить кружку-другую. Он сидел за стойкой. Рядом с ним пристроился некий субъект в толстой куртке, в кепке, надвинутой на глаза, небритый, тихий такой. Он заказал кружку баварского и больше ничего. Они не разговаривали. Бармен уверен в этом. Он отвернулся к полкам и случайно увидел в зеркальной витрине, как человек в кепке передает Кромбергу записку или что-то в этом роде. Когда он повернулся, те сидели, как ни в чем не бывало, в разные стороны смотрели. Он подумал еще, что так ведут себя шпионы. Субъект удалился, а Кромберг посидел еще, допил пиво. Повторяю, парень наблюдательный, герр штандартенфюрер. Он не будет сочинять, врать сотруднику гестапо. Что такое этот тип мог передать Кромбергу? Да, это может быть невинная вещь, но почему такая конспирация? Какие будут распоряжения, герр штандартенфюрер?

У фон Райхенбаха хищно раздувались ноздри. Он чуял добычу, как охотничья собака. Субъекта в кепке искать бесполезно, на него можно выйти только через Кромберга, да и важно ли это сейчас?

— Георг, у вас есть шанс все сделать умно. Продолжайте следить за Кромбергом, не вздумайте спугнуть его. Пусть работают только лучшие сотрудники. Ни он, ни его сообщники не должны почуять слежку. Если это случится, то мы не сможем реализовать наши далеко идущие замыслы. Брать его надо тихо, не ранее ночи, чтобы не узнали сообщники, разрабатывать тут же, да только дров не наломать. Он сейчас в отделе? Прекрасно. Пусть работает. Наблюдение вести ненавязчиво, ваши сотрудники должны постоянно меняться, чтобы не примелькались.

В восьмом часу вечера Рудольф Кромберг покинул управление и направился к «Фольксвагену». Через десять минут он уже был в своей квартире на Анхенштрассе. Еще через полчаса капитан вышел на улицу, походил вокруг «Фольксвагена», покурил. На город опустился вечер, в воздухе летали крупные снежинки. Кромберг выбросил окурок, сел в машину.

А еще через тридцать минут работник службы наблюдения отправил по цепочке весть о том, что Кромберг вошел в дом проститутки Хельги Браун. До утра, скорее всего, он оттуда не выйдет.

Сотрудники тайной полиции пока не знали, является ли потасканная красотка Хельга Браун его сообщницей. Она могла быть обычной шлюхой. Даже русским шпионам не чуждо ничто человеческое, особенно если начальство в неведении. Частный дом номер четырнадцать по Левенштрассе обложили люди в штатском, ждали указаний. Требовалось подтверждение работы Кромберга на вражескую разведку.

В спальне за задернутыми шторами горел приглушенный свет, оттуда доносились глухие голоса, иногда сдавленно смеялась женщина. Пару раз загорался свет на кухне. Потом в доме стало темно и тихо.

В первом часу ночи к дому на Айхенштрассе, где Кромберг проживал в служебной квартире, подъехал темный, как ночь, «Мерседес». Трое сотрудников гестапо миновали пустую подворотню, вошли в дом и бесшумно поднялись на нужный этаж. Они отмычкой открыли дверь, задернули шторы и в свете фонарей пошли по комнатам.

Обыск продолжался минут сорок. Люди работали аккуратно, вещи не разбрасывали. Точной уверенности в том, что Кромберг — шпион, у них пока не было. Квартиру они шерстили методично, сверху донизу, не ограничиваясь поверхностным осмотром.

Тайник был найден в дальней комнате, которую Кромберг использовал в качестве спальни. Ничего оригинального. Участок полового покрытия под батареей был набран из отдельных плашек. Две из них не были прибиты. Никаких неудобств для квартирантов это не составляло. Туда никогда не ступала нога человека.

При помощи перочинного ножа сотрудник гестапо снял эти плашки. Тайник в полу был неглубокий, всего сантиметров восемь. В нем находилась небольшая стопка документов. Это были рукописные копии секретных материалов из школы абвера. Забрать оригиналы Кромберг не мог, переписывал вручную. Даже беглого взгляда на них хватило, чтобы понять — это то, что надо. Списки преподавательского состава абвершколы, места дислокации филиалов учебного центра, фамилии курсантов и их позывные. Отдельным абзацем шли люди, находящиеся на выполнении задания, их фамилии и звания, согласно легенде, места выполнения разведывательных и диверсионных миссий.

Сведения в документах были устаревшие, большинство из них утратило актуальность, но сути дела это нисколько не меняло. Один из сотрудников гестапо помчался с радостной вестью в управление, двое остались в квартире.

В половине второго ночи служба пеленгации засекла работу незнакомой радиостанции. Шифрограмма была короткой, несколько символов. Сигнал исходил из квартала, куда входила и часть Леменштрассе. Сотрудники гестапо и СД сработали оперативно, плотно сжали кольцо вокруг дома и пошли на захват. Несколько человек остались под окнами, остальные вломились в дверь.

Они вытряхнули из кровати ошарашенного Кромберга. Он хлопал глазами, возмущался и ничего не мог понять. На простыни остались следы постельной баталии, но проститутки Хельги Браун там не оказалось.

Кромбергу дали возможность одеться, связали руки и посадили в угол. Несколько раз он пытался что-то сказать, но получал по голове. Сотрудники тайной полиции обыскали дом, чердак, придомовую территорию. Хельга пропала.

— Кретины, она же в подвале! — выкрикнул оберштурмфюрер, руководящий группой.

Дверь в подземелье гестаповцы обнаружили не сразу, она сливалась со стеной недалеко от кухни и была заперта изнутри на засов. Сначала ее ломали с помощью кухонных ножей, потом кто-то принес ломик. Люди скатились вниз по крутой лестнице.

В подвале горела керосиновая лампа. Он был небольшой, использовался для хранения ненужных вещей, муки и круп. На тумбочке стояла радиостанция, приспособленная для переноски за плечами. К ней подсоединялись наушники. Это означало, что радиостанция недавно кем-то использовались! Именно ее сигнал и засекла техническая служба!

Хельги Браун в подвале не было. Но не испарилась же она по волшебству!


Крышка люка в земляной стене была обнаружена быстро. За ней находился лаз.

Гестаповцы идиотами вовсе не были, сразу поняли, что тут произошло. Кромберг отправился спать, а Хельга Браун удалилась в подвал, где находилась рация. Она услышала шум наверху и быстро сделала ноги, бросила сообщника.

Сотрудник СД, не страдающий ожирением, погрузился в лаз, прополз по земляной норе, укрепленной распорками. Она была короткой, метров двадцать, выходила в сарай, расположенный на краю участка.

Перепачканный человек вылез из люка и обнаружил, что стенка сарая частично разобрана. На снегу отпечатались свежие следы. Фрагмент ограды тоже легко отодвигался. Дальше был переулок, уходящий в темень.

Принятые меры ни к чему не привели. Пока подтянулись дополнительные силы, ушло время. Женщина исчезла, причем без верхней одежды, если таковая, конечно, не была припрятана в подвале. Следы обрывались в районе дороги, с которой ветер вымел весь снег. Сотрудники тайной полиции прошли по окрестным домам, осмотрели переулки, все укромные места, но тщетно. Хельга Браун бесследно пропала.

Узнав об этом, Георг Охман схватился за голову. Ему пришлось поднимать из постели штандартенфюрера Райхенбаха. Мол, есть хорошая новость, штандартенфюрер, но есть и плохая. Райхенбах пришел в бешенство. Эти остолопы ничего не могут сделать нормально!

Впрочем, основания для сдержанного оптимизма у него имелись. Радиостанция нейтрализована, сомнительно, что у шпионов имеется вторая. Подполье разгромлено. Весть о провале Кромберга еще не скоро дойдет до советских контрразведчиков. Время пока есть. Нужно лишь ковать железо, пока оно горячо.

В три часа ночи сотрудники тайной полиции ворвались в бордель фрау Зенке на Унгерштрассе, заведение почти легальное, обслуживающее офицеров непобедимой германской армии, оторванных войной от своих семей. Практически все девицы в это время были заняты.

Фрау Зенке суровые лица гестаповцев не впечатлили. Она кричала, что у нее приличное заведение, работницы лезут вон из кожи, чтобы поднять моральный дух офицеров, и вообще, она будет жаловаться самому командующему укрепрайоном генералу от инфантерии Рахтенбергу!

Узнав, в чем дело, фрау Зенке примолкла. Да, Хельга Браун недолгое время являлась ее сотрудницей, но обязанности выполняла плохо. Фрау Зенке регулярно получала жалобы от клиентов. Им пришлось расстаться, и о дальнейшей судьбе этой ленивицы ей ничего не известно.

С кем из сотрудниц та общалась? Фрау Зенке неохотно назвала несколько имен.

Весь остаток ночи гестаповцы проводили щепетильные допросы жриц любви. Их жилища были проверены. Беглянки там не оказалось. Где она может скрываться, никто не знал. Про круг ее общения вне стен борделя тоже не было сведений. Особых приятельниц в заведении фрау Зенке Хельга не заводила, женщина была замкнутая, неразговорчивая.

Однако приказ копать землю никто не отменял. Гестаповцы продолжали трудиться, забыв про сон.

В подвал отделения тайной полиции фон Райхенбах спустился около четырех часов утра. Здесь находились штурмбаннфюрер Охман и шеф местного отделения гестапо оберштурмбаннфюрер Людвиг Брюннер, человек еще молодой плечистый, светловолосый. Он проводил допрос лично, присутствие помощников было излишним. Китель его висел на спинке стула, галстук был расслаблен, рукава засучены. При появлении Райхенбаха все присутствующие вытянулись по стойке «смирно», и даже узник дернулся на табурете.

— Продолжайте, господа, — сказал штандартенфюрер и удалился в угол.

Допрос проходил без перерыва уже полтора часа. Руки арестанта были развязаны, но висели плетьми, иногда подрагивали. Он подался вперед, тяжело дышал. Его, конечно же, крепко били в живот. Кожа на виске была рассечена, из раны тонкой струйкой вытекала кровь. Левый глаз заплыл, осталась только щелка.

— Брюннер, вы в курсе, что этот человек нам нужен живым и в ясном сознании? — проворчал фон Райхенбах.

— Да, я знаю, штандартенфюрер. Все под контролем. Герр гауптман оказался довольно вредным человеком. Он сильно расстроил нас, вот мы и не сдержались. Вы не передумали, господин Кромберг? — Брюннер склонился над арестантом, расставив ноги.

Задрожало опухшее лицо, Кромберг втянул голову в плечи. Он был в сознании, но разум его поглотила муть от боли, отчаяния, обиды, невозможности что-то сделать.

— Прошу вас, не надо, — хрипло выдавил он из себя. — Я не понимаю, что происходит. Меня обвиняют в том, чего я не делал. Вы поймите, это же абсурдно!

— Все так говорят, дружище, — сказал Брюннер и пожал плечами. — Может, в качестве разнообразия сменим пластинку? Глупо запираться, капитан, вы придавлены тяжестью улик. Теперь самое время сознаться.

— О каких уликах вы говорите? Это чушь невероятная!.. — Кромберг закашлялся, стал выплевывать на колени мокроту.

Брюннер на всякий случай отстранился от него. С прачечными в последнее время стало как-то напряженно.

— Кромберг, прекращайте запираться, — заявил Охман, до этого не принимавший участия в допросе. — Оберштурмбаннфюрер прав, улик предостаточно. Поберегите свое и наше время. У нас еще есть шанс подружиться. Вы же понимаете, что я хочу сказать, не так ли?

— Нет, я не понимаю.

Тяжелый кулак Брюннера ударил под дых, и новый приступ страшного кашля затряс узника. Возражения со стороны присутствующих не последовало. Кромберг кашлял, его воспаленные глаза вылезали из орбит. Он побагровел, вздулись вены на висках. Аудитория терпеливо ждала. Райхенбах украдкой сделал знак Брюннеру. Мол, больше не бить. Бык здоровый, но кто его знает, что там у него внутри. Дыхание заключенного возвращалось в норму, опустилась голова.

— Давайте заново перечислять улики, Кромберг, — сказал Охман. — Бармен из заведения «Мюнхенский дворик» видел, как вы вступили в контакт с незнакомым субъектом, который вам что-то украдкой передал. Это событие само по себе не преступление, но объяснить вы его не можете.

— Это невероятно, такого не было, — простонал Кромберг. — Да, я заходил в «Мюнхенский дворик», выпил кружку пива. Даже не знаю, кто сидел рядом со мной, не помню. Я бы не забыл, если бы мне что-то передали. У вас ложные сведения, вы занимаетесь непонятно чем, вместо того чтобы ловить настоящих преступников.

Райхенбах опять сделал предупреждающий знак. Сказано же, не бить! Брюннер пожал плечами и отвернулся.

— В вашем доме сегодня ночью под половицей обнаружен тайник, — невозмутимо продолжал Охман. — В нем лежали рукописные выписки из секретных документов бывшей Краковской разведшколы, списки преподавателей, курсантов, их псевдонимы, выполняемые задания и тому подобное. Зачем вам это, Кромберг? Признайтесь, не на память же? Вы и сейчас по долгу службы проводите много времени в школе, переехавшей из Кракова, общаетесь с курсантами, с руководством, в том числе с господином Шиндлером и его помощницей фрау Нитке. Подозреваю, вы узнаете от них много нового и немедленно передаете эту информацию своим хозяевам на восток.

— Это необоснованные обвинения, — прохрипел Кромберг. — Я всегда был верен Германии и поддерживал идеи фюрера. Как вы смеете меня обвинять в предательстве наших интересов! За все годы службы я не выдал ни одного секрета, тем более врагам. У меня в квартире нет и не было никакого тайника. Как вам могла прийти в голову такая глупость? Не знаю, что вы там обнаружили. Вас водят за нос, а вы верите. Какие еще выписки? Проверьте и убедитесь! Это не может быть мой почерк.

— Да, это не ваш почерк, а женский, — сухо отозвался Охман. — Мы даже догадываемся, чей именно. Это рука вашей сообщницы Хельги Браун. В ее доме мы нашли старые письма и сравнили почерк. Теперь давайте перейдем к самому интересному. Это будет третья, самая убедительная улика. В подвале госпожи Браун была обнаружена рация. Именно она в начале текущей ночи выходила в эфир.

Кромберг застонал, схватился за голову. Он убедительно разыгрывал неведение, полное непонимание происходящих вещей. А что еще ему оставалось делать?

— Это умно, признаю. Регулярные визиты к проститутке — не самое целомудренное занятие, но неплохое прикрытие.

— При чем тут это, что вы такое говорите? Куда вы клоните, герр штурмбаннфюрер? Это извращение фактов. Да, я не самый морально устойчивый человек, люблю общаться с женщинами и имею на это право. Мы с Гретой, моей формальной женой, расстались еще до начала войны. Теперь она вместе с нашей дочерью живет у своих родителей в Мюнхене. За всю войну мы только несколько раз обменялись письмами. Да, я посещал заведение фрау Зенке, и мне понравилась одна из ее сотрудниц — Хельга. Это хорошая, скромная женщина, раньше она работала на фабрике. Просто понравилась, понимаете? Несколько раз мы встречались у фрау Зенке, потом Хельга ушла оттуда. Я почти забыл про нее, у меня было очень много работы. Пару дней назад я познакомился с женщиной в ресторане. Мы обо всем договорились, но в последний момент она убежала. Знаю только, что ее зовут Инга. Состояние было пакостное. Вспомнил про Хельгу, поехал, всплыл в голове ее адрес. Она оказалась одна, все было прекрасно, потом опять, сегодня — в третий раз. Я платил ей, она старалась ради меня. Эта женщина хороша в постели, с ней приятно поболтать, можно забыть о том, что происходит вокруг, об ужасах войны. Я понятия не имел, герр штурмбаннфюрер, что Хельга связана с нашими врагами. Прошу поверить мне. — Породистое лицо Кромберга страдальчески скривилось.

— Имейте мужество смириться и признать свой провал, — сухо сказал Охман. — Мы предъявили вам целый ворох улик. Хватило бы и одной, чтобы вас изобличить, а тут сразу три. В случае запирательства вы будете расстреляны через двое суток, и все это время вам придется терпеть пытки. Но у вас есть шанс сохранить жизнь. Подумайте об этом. Сколько времени вы уже работаете на русских?

— Какая чудовищная нелепость! — гнул свою линию Кромберг.