Алекс & Элиза

Элиза едва заметно склонила голову.

– Можете. Если это необходимо.

Секунда – и Алекс ловко вскочил на коня, устроившись на крупе, позади седла. Его ноги, накрытые разорванными юбками Элизы, прижали их к бокам коня. Потянувшись за поводьями, он заключил девушку в кольцо своих рук, но тут же почувствовал, как она напряглась, отталкивая его.

– Я, безусловно, в состоянии управлять Гектором, полковник Гамильтон. Вы могли бы оставить поводья мне и сосредоточиться на шпорах.

– Конечно, миледи, – согласился Алекс, отдавая поводья ей.

И крепким хлопком заставил Гектора тронуться с места так резво, что Элиза откинулась на грудь молодого офицера. И снова ему почудился легкий аромат рыбьего жира. Рыбьего жира? На этот раз обычно отвратительный запах показался ему сладким. Может быть, потому что им пахла она?

Несколько минут они ехали в молчании. «Он и не подозревает, – поняла Элиза. – Этот самодовольный вояка не верит в то, что я умею ездить верхом». И все же дружба Элизы и Гектора уже началась, ведь девушка держала поводья бережно, направляла его мягко, без рывков удилами. Она видела, как уши коня легли вперед, что говорило о спокойствии. В это время молодой офицер за ее спиной никак не мог усесться удобно. Без стремян и поводьев ему не за что было держаться, и его подкидывало на крупе, как лодку на волнах.

– Прошу прощения, мисс Скайлер, – нерешительно начал он, – но не будете ли вы так любезны перевести Гектора на шаг? Простите, но, боюсь, я совершенно…

Внезапно он ухватился за талию Элизы.

Та вздрогнула, но промолчала. Вместо слов девушка щелкнула поводьями, заставив Гектора перейти на рысь. Удержаться на конской спине Алексу помогла лишь отменная реакция и то, что он изо всех сил вцепился в край седла.

– Тише, мальчик. Вот так.

Элиза натянула поводья, так же внезапно остановив лошадь. Затем обернулась к Алексу.

– Сэр, вы можете держаться за мою талию, но лишь с моего на то согласия. Я ясно выразилась?

– Так же ясно, как морозная ночь, мисс Скайлер. И так же холодно.

Элиза не смогла удержаться от улыбки.

– В таком случае могу ли я предположить, что получил разрешение леди продолжать с комфортом держаться за седло – пусть даже это потребует некоторого содействия от нее? – уточнил Алекс.

Элиза гордо подняла голову. Как же хорошо было снова ощущать, что контролируешь ситуацию.

– Можете, сэр, и я искренне надеюсь, это значит, что мы продолжим наше путешествие без дальнейшего нарушения приличий. Согласны?

– От меня вы не услышите и слова протеста, мисс.

Они опять продолжили путь в молчании, но на этот раз полковник сидел, касаясь ногами ног Элизы и, словно обручем, обняв ее руками под грудью.

Зимнее солнце давно уже скрылось за деревьями. В темноте Гектор споткнулся о корень, торчащий на обочине изрытой колдобинами дороги. Алекс инстинктивно стиснул руки на талии Элизы и с удивлением отметил, что она не возразила. Ощутив мягкость ее спины, Алекс понял, что на девушке нет корсета, отсутствие которого, безусловно, объяснялось дальней дорогой. Однако до сих пор ее осанку отличала безупречность, словно она была затянута в жестчайший из корсетов. Нечастое дыхание едва поднимало ее грудь, и он заметил, что старается дышать как можно глубже, словно пытаясь этим теплом согреть ее затылок.

Теперь он видел, что ее плечи немного расслабились. То, с какой грацией она держалась в седле, напомнило ему, какой грациозной она была на том балу.

– Должен заметить, мисс Скайлер, – начал он, – с последнего визита у меня остались самые приятные воспоминания о вашей семье.

– Визита? Вы так это называете? Это больше походило на нападение.

– Мисс Скайлер, я бы хотел, чтобы вы знали – мои официальные отношения с вашим отцом ни в коей мере не отражают моего личного к нему отношения. Напротив, я питаю к нему глубочайшее уважение. Искренне прошу простить меня за то, что принес плохие вести, и за неуместные слова о Тикондероге. И, надеюсь, вы примете запоздалые извинения за то, что подверг сомнению доброе имя вашего отца в ночь нашей предыдущей встречи.

– Продолжайте же, сэр.

– Я с абсолютной уверенностью заявляю, что и сам генерал Вашингтон всегда верил, что при осаде Тикондероги ваш отец проявил себя как истинный патриот. Более того, он отметил, как уверенно войска под командованием вашего отца противостояли значительно превосходящим силам противника. Несомненная заслуга генерала еще и в том, что он отказался взваливать вину за падение форта на чужие плечи.

– Тогда вы выбрали странный способ показать, чего стоят все похвалы, которыми вы осыпаете отца. Отправить его под трибунал за нарушение долга! – упрекнула она.

– Уверяю вас, если бы был хоть один способ избежать этого унизительного судилища, я бы им воспользовался.

– Если вы так думали, то зачем принимали в нем участие? Позвольте предположить – вы просто «следовали приказу».

– Следовал, – подтвердил Алекс. – Приказу вашего отца.

– Если вы рассчитываете, что я поверю, будто мой отец сам настоял на суде, вы явно держите меня за дуру.

– Но так и было, – настаивал Алекс. – Я думал, вы знаете. Ваш отец не желал, чтобы даже малейшая тень подозрений в недобросовестности пала на его действия в битве при Тикондероге. Он отказался принимать решение о вынесении порицания, предложенное Континентальным конгрессом, и вместо этого настоял на проведении военного трибунала, поскольку был убежден, что его полностью реабилитируют – что, впрочем, и случилось.

– Но… но почему папа ничего не рассказал собственной семье?

– Не могу сказать. Возможно, он хотел скрыть от вас неприглядные стороны политики или не желал, чтобы вы разочаровались в правительстве, служению которому он посвятил жизнь.

– Так вы не собирались ни в чем обвинять его? Вы считали, что он не был виноват в падении Тикондероги? – уточнила она.

– Он не просто не был виноват, а проявил исключительную дальновидность. Если бы ваш отец не решился на те меры, что принял тогда, пала бы не только Тикондерога, но и вся Новая Англия.


– Вы знаете, мы лишились усадьбы и хозяйства в Саратоге, – сообщила Элиза с печальной гордостью. – Генерал Бергойн сжег наш дом дотла.

– Я знаю об этом. Как и о том, что ваш отец, со свойственной лишь истинным джентльменам щедростью, предложил тому самому генералу Бергойну приют в своем доме, когда тот потерпел поражение.

Элиза тяжело вздохнула, дав тем самым Алексу надежду, что сердце ее немного смягчилось.

– Да, он уступил генералу собственное супружеское ложе больше чем на месяц. И, должна заметить, мама полагала, что это слишком щедро. – Вспомнив об этом, Элиза хмыкнула. – Им с папой пришлось спать в одной из гостевых спален.

Алекс машинально пробормотал:

– Уверен, она была удобнее сеновала.

– Прошу прощения?

Внезапно спина Элизы снова напряглась. Алекс не ответил, и они опять утонули в молчании.

Когда стало ясно, что девушка не собирается возобновлять беседу, он попробовал начать с другой стороны.

– Так, значит, – заговорил он, – можно предположить, что именно мысль о разладе между мной и вашим отцом мешает вам подарить мне даже легкое подобие улыбки?

Элиза с трудом скрыла смешок, наклонившись вперед насколько могла, чтобы увеличить расстояние между ними.

Но он продолжил:

– Видите ли, я ждал больше двух лет, чтобы иметь возможность сообщить, насколько сильно обрадовала меня присланная вами после бала записка и как горько я был разочарован, когда вы не сдержали данное в ней обещание, – с внезапной вспышкой эмоций выпалил он, удивив и себя, и Элизу.

– Простите, какая записка? И какое обещание? Если бы я писала записки каждому встреченному мной джентльмену, то проводила бы все дни, стараясь придумать похвалу тем, кто едва может провести даму в танце. Мне стоит напомнить вам, что идет война? У меня есть более важные и полезные занятия.

– Провести даму в танце – так это называется в наши дни? – Алекс прищелкнул языком. – Простите мою старомодность, но я полагал, что был единственным, кому вы писали!

– Клянусь, полковник Гамильтон, вы слишком высокого о себе мнения. Вы действительно считаете, что настолько хороши в танцах? И поверите ли, если скажу, что весьма смутно помню тот вечер? Честно говоря, сэр, я запомнила вашу ссору с моим отцом намного лучше, чем то, что имело место быть между нами.

– Ах, мисс, вы раните меня в самое сердце…

– С трудом верится, что правдивые слова могут вас так расстроить. Для военного вы слишком уж чувствительны.

– Меня расстроили не ваши слова. Скорее, действия, им предшествовавшие, и очевидно легкомысленное отношение к этим действиям.

– К вашим танцевальным талантам? – рассмеялась Элиза.

– Вы же не думаете, что мы стали бы танцевать на сеновале?

– Прошу прощения, полковник Гамильтон! Должна признаться, что осталась равнодушной ко всем прочим вашим талантам, кроме танцевального.

Алекс изумленно покачал головой. Затем стянул перчатку и сунул руку во внутренний карман, достав одно из самых ценных своих сокровищ.

– Вы сделаете вид, что не узнаете это?

Элиза обернулась, чтобы взглянуть на мятый кусок ткани в руке Алекса.

– Слегка испачканный носовой платок?

– Я не стирал его более двух лет, – оскорбился Алекс.

– Это объясняет его состояние.

– Мисс Скайлер, вы просите меня поверить в то, что не помните о том, как я отдал вам этот самый платок?

Алекс видел лишь профиль девушки, но и по нему было заметно, что она заинтригована.

Внезапное воспоминание о событиях того вечера вспыхнуло в ее голове.

– О, да! Признаю поражение, – сказала она. – Насколько я помню, мы с Анжеликой и Пегги подошли к вам в одной из гостиных, где вы пытались впечатлить мисс Тамблинг-Гоггин и мисс ван Ливенворт своими военными талантами. Совсем вылетело из головы.

– И вы утверждаете, что не помните о том, как вернули мне платок тем же вечером, вместе с запиской?

– Правда? – Элиза пожала плечами. – Ну, с моей стороны это было очень любезно, не так ли? Хотя, учитывая его плачевное состояние, я понимаю, почему хотела от него поскорее избавиться.

Алекс не на шутку растерялся. Может ли быть, что Элиза Скайлер – самая рассудительная из сестер Скайлер, та, которую, по слухам, больше интересовали идеи революции, чем новые наряды или даже книги, – оказалась настолько легкомысленной, что забыла о написанном ею самой любовном послании? Невозможно было представить подобное!

– Вы должны извинить меня, мисс Скайлер, – слова изо рта Алекса вырывались с облачками пара, – хоть я и знал, что вы отнюдь не застенчивая фиалка, но все же полагал, что вы намного более здравомыслящая особа.

– Ох, святые небеса, полковник Гамильтон! Это ведь всего лишь платок.

– Нет, вовсе не «всего лишь платок». Это сама суть отношений между мужчиной и женщиной.