Алекс & Элиза

– Ну, не совсем так, сэр.

– По какой-то причине ваше «не совсем так», скорее, похоже на «именно так».

– Я… сэр? – лейтенант Ларпен, очевидно, не понял остроты Алекса.

– Так зачем вы торопитесь вернуться в Морристаун?

Лейтенант Ларпен открыл было рот, но тут же закрыл его. Спустя некоторое время он виновато протянул:

– О, это пустяки, сэр.

– Лейтенант, не заставляйте меня вам приказывать.

– Это просто, ну… это вечеринка, сэр.

Алекс удивленно поднял брови. Он не слышал ни об одной приближающейся вечеринке для офицеров, как младших, так и старших.

– У кого-то день рождения?

– Не совсем сэр.

– Лейтенант.

Ларпен тяжело вздохнул.

– Скорее, это прощальная вечеринка, сэр.

– Я не слышал, чтобы какой-нибудь полк, кроме Третьего, получал приказ о выступлении. Было бы крайне неприятно узнать, что вечеринку устраивают для солдат моего полка, а меня на нее не пригласили.

– Это не такое прощание, сэр.

– Бог мой, лейтенант, полагаю, вам следует участвовать в предстоящих переговорах с генералом вместо меня! Вы избегаете прямых ответов лучше кого бы то ни было по эту сторону Атлантики.

Последовал очередной тяжелый вздох лейтенанта.

– Это такое, эм, празднование, сэр.

– Празднование? Ради всего святого, что могут солдаты сейчас праздновать?

Внезапно Алекс понял: на этой вечеринке Генри Ливингстон собирался отпраздновать предстоящую свадьбу с Элизой Скайлер.

– Простите, полковник Гамильтон, мне не следовало упоминать об этом.

Алекс не был настроен проявлять снисходительность.

– Именно, что не следовало, лейтенант Ларпен. Мы получили задание государственной важности. В британских тюрьмах гниют тысячи американских солдат, чье освобождение зависит от того, чего мы сможем добиться за эти несколько дней. А вы думаете лишь о том, как бы упиться сидром вперемешку с шерри!

– При всем моем уважении, сэр, я не поэтому сожалею, что упомянул о вечеринке. Мне жаль, потому что я знаю, как сильно вы любите мисс Скайлер, сэр.

Алекс резко обернулся к лейтенанту, готовый наброситься на него. Но увидел, что тот смотрит на него с искренним сочувствием и не как подчиненный, а как парень всего на пару лет младше него, прекрасно понимающий душевные страдания товарища. Гнев Алекса испарился. Он подъехал поближе к Ларпену.

– Вольно, лейтенант. Признаюсь, я был на взводе всю последнюю неделю. – Он выдавил смешок. – Так вы, значит, сочувствуете мне – но не так сильно, чтобы отклонить приглашение моего соперника?

Лейтенант Ларпен рискнул хмыкнуть.

– Как вы и сказали, полковник Гамильтон, там будет море сидра и шерри. Зима была долгой, и ничего крепче кукурузной бормотухи, которую Шестой Массачусетский гнал под амбаром Лэнгли, мы не видели. А мужчине нужно время от времени расслабиться.

Алекс кивнул.

– Что ж, ясно. Тогда вперед, и я обещаю приложить все усилия, чтобы вы успели назад в срок.

Он пришпорил коня, и лейтенант Ларпен последовал его примеру.

– Если это вас утешит, полковник, – крикнул он, пока они скакали к реке, – все солдаты считают полковника Ливингстона обычным пустобрехом, и вы можете быть уверены, что я буду пить на его вечеринке – но за ваше счастье!





28. Девичник





Резиденция Кокранов, Морристаун, штат Нью-Джерси

Апрель 1780 года



– Элиза, это так волнительно! Мы будем сестрами! Это слишком восхитительно, чтобы быть правдой.

Китти Ливингстон, старшая сестра Генри и подруга Элизы с самого раннего детства, взялась организовать для нее небольшую вечеринку в честь предстоящей свадьбы. Но она стала настоящим провалом.

В связи с недостатком времени и отсутствием у Китти знакомых среди местных девушек ей не удалось собрать на празднование никого, кроме нее самой, Пегги и тетушки Гертруды, которая в данный момент сладко посапывала в высоком кресле рядом с камином.

Тем не менее, наверное, чтобы возместить недостаток гостей, Китти разоделась так, словно собиралась на королевский бал. Высота ее парика заставила бы мадам де Помпадур позеленеть от зависти, а густой макияж поражал своей контрастностью.

Ее лицо и декольте поблескивали серебром, словно она была Галатеей Пигмалиона – ожившей статуей, идеальной и в то же время соблазнительно живой.

Платье на ней было отдельным шедевром. Акры и акры муара цвета лавра, густо расшитые причудливыми узорами оранжевого и винного цветов, приглушенных, но изысканно-глубоких; они напоминали россыпь мятных, лимонных и вишневых леденцов, присыпанных сахарной пудрой. Ширина кринолина достигала трех футов, а юбки добавляли еще столько же, поэтому единственным местом, куда она могла присесть, оказался самый длинный из тетушкиных диванов, при этом места для других там не оставалось. Элиза подумала, что Китти, вероятно, надела его специально.

– Только представь, Элиза, – тараторила Китти, – вскоре мы сможем рассылать приглашения, в которых будет написано «Кэтрин и Элизабет Ливингстон с мужьями имеют честь пригласить вас в Либерти-Холл на официальное открытие сезона в Элизабеттаун» или «Кэтрин и Элизабет Ливингстон с мужьями приглашают вас…»

– Но, Китти, – перебила ее Элиза, – если будет написано «Кэтрин и Элизабет Ливингстон с мужьями», разве тогда твоя фамилия не изменится, ведь ты выйдешь замуж?

– О, я об этом уже думала. Всегда говорила, что не выйду замуж ни за кого менее знатного, чем ван Ренсселер или Ливингстон – ну, может, еще Скайлер. Хотя Филипп слишком мал и я вряд ли стану его дожидаться, – добавила она, подмигнув Элизе. – И, раз уж Пегги, похоже, умыкнула подходящего ван Ренсселера, я положила глаз на парочку кузенов по папиной линии.

– О, Китти, – сказала Пегги со смехом, – ты говоришь о муже так, словно он – долговременное вложение денег, вроде куска земли, который покупаешь под разбивку сада.

– А разве это не так? Сколько было Стивену, когда ты начала его обхаживать? Одиннадцать? Двенадцать? Ты обработала парня не хуже опытной куртизанки.

– Китти! – Элиза зажала рот рукой. – Ты заходишь слишком далеко.

– Ты подумала, что я говорю о Пегги гадости, но ведь я, напротив, сделала ей комплимент. Твоя сестра станет богатейшей женщиной в Соединенных Штатах. Если, – хитро добавила она, – ей удастся заставить его сделать предложение.

– А почему ты думаешь, что не сделает? – робко спросила Пегги.

Как и Китти, она приоделась для сегодняшней вечеринки. Хоть крайне бережливая Кэтрин Скайлер урезала расходы дочерей на гардероб, Стивен постоянно присылал своей возлюбленной отрезы самого изысканного шелка из Европы. Сегодня на ней было платье из узорчатого шелка шокирующего оранжевого цвета, который, по мнению Элизы, не польстил бы ни одной девушке. Но Пегги пошла дальше, заставив свою горничную выкрасить ее волосы хной, как у древних египтянок, придав им глубокий каштановый оттенок. Собранные в высокую прическу, ее локоны напоминали хохолок какой-то экзотической птицы, может быть, из Южной Америки, или изящного длинноногого журавля, живущего на южных болотах. Теплая палитра ткани подчеркнула цветущую свежесть кожи Пегги, обсыпанной слюдяной пылью под стать серебристой пудре Китти.

– Он сделал предложение? О, ну же, признавайся! – взмолилась Китти, наклонившись вперед. – Я знаю, что он пока не имеет доступа к семейному состоянию, но ты всегда можешь сбежать с ним, как Анжелика, а затем подождать, пока ему исполнится двадцать один. Конечно, если родители не лишат его наследства.

– Лишат наследства?! – воскликнула Пегги.

Элиза не поняла, действительно ли сестра оскорблена или притворяется.

– За женитьбу на одной из Скайлеров! – Пегги громко расхохоталась. – Ван Ренсселеры должны быть благодарны за возможность породниться с нашей семьей!

– Разве они вам уже не родственники? Со стороны миссис Скайлер? Или мистера Скайлера? Или обоих? – спросила Китти.

– Мама была мисс ван Ренсселер и, конечно же, состояла в родстве с Ливингстонами по линии ее матери. Мать нашего папы была ван Кортланд, а не ван Ренсселер.

Элиза не смогла удержаться от смеха.

– О боже, у нас такие запутанные родственные связи, что просто удивительно, как это нам до сих пор удается не выходить замуж за кузенов, как бедняги Габсбурги, начавшие в конце концов плодить уродливых идиотов.

Она хотела сказать это в шутку, но оказалась настолько близка к правде, что Пегги и Китти уставились на собеседницу с недоумением.

– О, Элиза, это чересчур омерзительно даже для тебя, – наконец сказала Китти. – Давайте-ка немного развлечемся! Уверена, мой брат своего не упускает.

Китти ссылалась на холостяцкую вечеринку Генри, которая шла в полную силу рядом с офицерскими казармами в паре кварталов от дома Кокранов. Генри пригласил каждого офицера в чине от лейтенанта и выше – всего около сотни человек, большинство из которых были не старше двадцати пяти и хотели повеселиться в последний раз до того, как вместе с приходом теплых дней в их жизни вернется война.

Чуть раньше днем, выйдя на прогулку, Элиза увидела, как несколько дюжин бочонков с пивом, сидром и шерри закатывали в длинный каменный амбар, ранее вмещавший лазарет С.

Горя любопытством, она заглянула внутрь и увидела, что все койки убраны. Количество печей выросло с четырех до восьми, и у каждой была сложена большая стопка дров, которых хватило бы, чтобы поддерживать комфортную температуру в амбаре целую неделю… или устроить одну дикую вечеринку на всю ночь.

– Извините, капрал, – сказала она, отозвав одного из солдат, готовящих амбар к вечеринке, – но где же все больные?

Капрал отчаянно покраснел.

– Простите, мисс, но я вынужден отказаться отвечать на этот вопрос из соображений приличия.

– Тогда и вы простите меня, капрал, если я скажу своему жениху, полковнику Ливингстону, что вы отказались помочь леди.

– А, мисс Скайлер, я не знал, что это вы. Искренне прошу меня простить. – Он снова покраснел. – Полковник Ливингстон велел нам перенести всех больных в дом на Уайтлаун.

– Дом на… – Элиза опешила от изумления. – Вы имеете в виду тот, что на углу с Фэрриер-стрит?