Алекс & Элиза

Говоря это, он вскинул свободную руку и вцепился в шаль Элизы, грубо стягивая ее с плеч девушки.

– Что? С декольте я поторопился. Вы только посмотрите! Кто же знал, что вы настолько… одарены!

Элиза знала, что должна быть потрясена, но вместо этого на нее опустилось леденящее спокойствие. Действия Генри настолько выходили за рамки приличий, что высказывать неодобрение практически не имело смысла. Имело смысл обезоружить его.

– В прихожей довольно прохладно. Давайте пройдем в гостиную, где горит камин. Я могу налить вам шоколада.

Не дожидаясь ответа, она отвернулась и направилась в гостиную, по пути поправляя шаль.

– Шоколада? Нет, спасибо, – проворчал Генри, падая на диван, который меньше часа назад оккупировала Китти.

– Мисс Ливингстон была столь любезна, что привезла несколько баночек из своего последнего путешествия.

– Китти? – Генри завертел головой, словно его сестра могла по-прежнему находиться в комнате. – Да, она чересчур увлеклась всеми этими европейскими излишествами. Честное слово, Элиза, чего я больше всего жду после окончания войны, так это возможности вышвырнуть из нашей страны всех иностранцев. Всех британцев, немцев и особенно французов, с их расфранченными мужчинами и замороженными женщинами. Дайте мне хороших, основательных, приземленных американских мужчин и женщин, которые не пудрятся, не носят париков и, черт возьми, не моются.

Элиза мысленно поморщилась от грубости Генри, но внешне сохраняла полное спокойствие и передала жениху чашку. Сделав глоток, он закашлялся, на щеках его выступил румянец, а на лбу – бисеринки пота.

– Что это? – спросил Ливингстон, когда дар речи вернулся к нему.

– Шоколад, как я и говорила, – сдержанно ответила Элиза, потянувшись за кофейником, который прихватила с собой, чтобы добавить Генри напитка. – Он немного горчит, но отлично согревает.

– Он ужасен, – выдохнул Генри, сделав очередной глоток, который пошел намного лучше первого. – И вы, женщины, это пьете?

– Да.

– Боже мой! Я вас недооценивал. У вас, похоже, пищевод, как у коз.

– Я думаю, он очень вкусный, – заметила Элиза, снова наклоняясь с кофейником к его чашке. – Еще?

– Нет! – отшатнулся он, выплеснув половину содержимого чашки на ситцевую обивку дивана.

– О, что случилось? – Его голова мотнулась из стороны в сторону. – Такое чувство, что я в кукольном домике, который трясет разгневанный ребенок.

– Мне кажется, комната ни капли не шатается, – возразила Элиза. – Возможно, вам лучше прилечь и закрыть глаза.

Она забрала чашку и блюдце из его рук и поставила их на маленький столик рядом; тогда Генри откинулся на спинку дивана с такой силой, что шляпа, которую он до сих пор не снял, слетела с головы и скрылась под диваном. Его глаза закатились, рот приоткрылся, а пальцы правой руки слабо затеребили шейный платок, словно никак не могли развязать узел. Элиза сидела очень спокойно, дожидаясь неизбежного, по ее мнению, храпа, а с ним и возможности сбежать. И, на самом деле, один громкий всхрап вырвался из горла гостя, но этот звук, похоже, разбудил Генри, заставив его нетрезво качнуться вперед и пнуть столик, от удара разлетевшийся в щепки. Фарфоровая чашка упала на пол и разбилась с громким звоном.

– Хуже! – простонал Генри. – Лежа я чувствую себя еще хуже.

Он рухнул вперед, едва успев ухватиться за высокую спинку кресла тетушки Гертруды.

– Это яд! – послышался новый стон. – Вы отравили меня!

Элиза хотела было сказать, что они с Китти и Пегги пили этот же шоколад без каких-либо последствий, но когда Генри посмотрел на нее, в его взгляде внезапно мелькнула странная усмешка, заставив слова оправдания застрять у нее в горле.

– Так это все был ваш план, да? Заманить меня сюда и воспользоваться?

– Как воспользоваться? – сухо спросила Элиза. – Заплести вам косички, как маленькой девочке, или раскрасить лицо, как куртизанке?

Услышав это, Генри разразился безудержным хохотом, таким сильным, что Элиза испугалась, как бы он не свалился в камин.

– Вы смешная! И дерзкая! Думаю, женитьба на вас будет не такой уж ужасной. Если я пообещаю всегда оставаться навеселе, вы пообещаете всегда распалять меня своим змеиным язычком?

– Распалять вас? Неужели вы так низко себя цените, что готовы принимать оскорбления за флирт?

Генри снова хохотнул, но уже не так уверенно, словно пытался понять, что она сказала. Затем, прежде, чем она успела понять, что происходит, он, пошатываясь, пересек гостиную и наполовину наскочил, наполовину рухнул на нее.

– Не прикидывайтесь, будто не понимаете, что делаете. Обычно мужчинам нравится представлять девушек этакими невинными овечками, не знающими этого жестокого мира, но я не из таких. Вы, маленькие кокетки, всегда стремитесь манипулировать нами, чтобы удовлетворять свои малодушно скрытые желания. И знаете, что скажу? Я готов их удовлетворить!

Он схватил ее за плечи и потянулся блестящими губами к лицу. Элиза с отвращением отвернулась и ощутила, как влажные губы прошлись по ее скуле и спустились на шею.

– Полковник Ливингстон, вы забываетесь! Вы джентльмен и мой жених. Своим поведением вы унижаете нас обоих.

– Вы правы, – невнятно пробормотал Генри, притягивая ее ближе, едва она попыталась выскользнуть из его объятий. – Я – ваш муж. Завтра в это время мы будем уже женаты, и тогда закон заставит вас подчиниться мне. Так почему бы не сделать этого сейчас? Начать ваш путь в качестве жены с верного шага – дать мужу то, что он хочет.

Он схватил ее, и Элиза оттолкнула его, услышав, как рвется ткань платья. В первый раз ей стало страшно. Снова оттолкнув наглеца, она смогла выбраться из-под его тяжелого тела и тут же вскочила на ноги. Ее пальцы непроизвольно вцепились во что-то. Она опустила глаза и увидела, что сжимает в руке кофейник с шоколадом.

Элиза хотела позвать на помощь, но кого? Китти и Пегги уехали, а слуги отправились в свою пристройку. В доме осталась только тетушка Гертруда, но, даже если предположить, что она услышит Элизу сквозь навеянный алкоголем сон, мысль о том, что такая добродетельная женщина столкнется с безобразным поведением Генри, казалась Элизе ужаснее, чем сложившаяся ситуация.

Она присела и попыталась успокоить дыхание.

– Вам пора уходить, полковник Ливингстон. Если вы хотите спасти наш будущий брак и собственную репутацию, вам придется уйти сейчас же.

– Или что? – издевательски уточнил Генри мерзким голосом. – Вы ударите меня фарфоровым кофейником?


Он шагнул к ней, она – от него.

– Я это сделаю! – крикнула Элиза, подняв кофейник. – Не думайте, что не смогу!

– О, я уверен, что сможете, – заявил Генри, еще на шаг приближаясь к ней. – Вот что мне в тебе нравится – ты норовистая лошадка. – Он рассмеялся над своей глупой шуткой. – Будет забавно объездить тебя. А теперь давай, поцелуй жениха.





31. Герои и злодеи




Неподалеку от лазарета С, Морристаун, штат Нью-Джерси

Апрель 1780 года



Пока Алекс был в амбаре, дождь закончился, но это было уже не важно. Его сменная одежда так же промокла, как и мундир, в котором он возвращался из Эмбоя. Сухими остались только ноги, защищенные самой крепкой парой ботинок из всех, что были когда-либо сшиты, и лицо, прикрытое треуголкой, способной выдержать даже штормы Атлантики. Эта потрясающая шляпа не пропускала ни капли дождя, но он вспотел в амбаре, пусть и невозможно было понять от чего – от жары или от волнения.

«Замужем, – подумал он. – Сбежала с женихом, прямо как ее сестра». Это казалось невероятным.

Он пошел, куда ноги несли. Морристаун раскинулся на пологих холмах, и уставшие конечности Алекса выбирали тропки у их оснований, избегая вершин, чаще всего приводя его к очередной ферме, поскольку дома строились выше по склонам, чтобы их жители могли наслаждаться светом солнца, легким ветерком и видом. Огромные деревья, которые не тронули, когда расчищали землю под пашню, по-прежнему стояли без листьев, но неким образом чувствовалось, что их ветви отяжелели от разбуженного скорым приходом весны сока. Они отбрасывали плотные, как покрывало, тени на пастбища и поля, залитые лунным светом и ждущие начала пахоты. Домики были небольшими, но опрятными и даже украшенными симпатичными карнизами. Несмотря на то что легкий запах древесного дыма все еще висел в воздухе, печные трубы домиков, казалось, дремлют, как и поля, в этот поздний час. В целом, эта картина являла собой образец американской основательности и практичности, и она наполнила сердце Алекса гордостью за то, что он выбрал свою сторону в войне и мог теперь защитить эту землю и ее традиции. Континент оставил на нем свой след, шла ли речь о Вест-Индии или о северных штатах, и теперь он был человеком из Нового Света, американцем до мозга костей. И даже если когда-нибудь дома станут выше и многочисленнее, Алекс надеялся, что американским городам удастся сохранить отличающие их аккуратность и обустроенность.

А что же до его надежд на будущее с Элизой, ныне счастливой новобрачной? «Разбиты. Все планы – как и чувства – растоптаны в мгновение ока. Она уже замужем, да еще и за этим кретином».

Из тени огромного клена выступила фигура. Алекс хотел было свернуть, чтобы избежать людского общества, но высокий мужской голос, не до конца избавившийся от подростковой ломкости, окликнул:

– Полковник Гамильтон?

Он смог узнать говорящего, лишь приблизившись, и тут же ощутил прилив неоднозначных чувств – смеси ревности и радости.

– Мистер ван Ренсселер, – отозвался он, – вы здесь и так поздно!

Стивен был достаточно молод, чтобы Алекс мог называть его мастер[18] ван Ренсселер, а не мистер ван Ренсселер, и говорить не «так поздно», а «когда вам пора спать», но у него сейчас не было желания поддразнивать кого бы то ни было.

– Как и вы, сэр. Идете с вечеринки полковника Ливингстона?

Алекс резко повернулся к нему, но не заметил в голосе парня даже намека на враждебность. Просто тот был еще слишком юн, чтобы понимать, как больно могут ранить его слова. Так сильно, что у того, кому они адресованы, может возникнуть желание обнажить саблю и отсечь голову говорящего.

– Да, – согласился он, – полковник Ливингстон, судя по всему, изъял для нее всю выпивку и еду в лагере. Мы с лейтенантом Ларпеном, вернувшись из Эмбоя, вынуждены были пойти туда, чтобы найти что-нибудь перекусить. А вы там были? Я вас не заметил.

Стивен кивнул.

– Странная вечеринка. Виновника торжества так никто и не видел.

«Все потому, что он уехал жениться. Хотя, скорее всего, свадьба состоялась много часов назад. И сейчас он…»

«Нет, – велел Алекс себе, – не думай об этом. Это неблагородно с твоей стороны и тебе самому принесет лишь боль».

– Согласен, – коротко ответил он Стивену. – Но его гости, похоже, неплохо проводили время. Полагаю, им это необходимо. Зима была долгой и тяжелой, и, боюсь, весна будет ничуть не легче.

– Я тоже так думаю. Судя по всему, военные действия перемещаются на юг. Слышал, вам поручили командование Третьим Джерсийским и вы отправляетесь с ним в Чарльстон.

Алекс рассмеялся.

– Я должен быть потрясен тем, что вы знаете об этом, учитывая, что вы не солдат и уж тем более не офицер.

– Я бы пошел служить, – сказал Стивен, оправдываясь. – Папа мне запретил, но я все равно хотел пойти добровольцем. Однако, когда пришел записываться, сержанты отказались меня брать. Сказали, что деньги отца им нужнее, чем его сын. Очевидно, он отдал немалую сумму за то, чтобы сохранить мне жизнь в этой войне.

– Вы еще так молоды, мастер ван Ренсселер, – добродушно поддразнил его Алекс. – Впереди вас ждет еще немало войн. Вы вполне успеете умереть на одной из них.

Стивен рассмеялся ломким юношеским смехом, и Алекс продолжил:

– И все же я обязан спросить, откуда вы узнали о моем назначении? Хоть это и не особый секрет, но удивительно, что он так быстро просочился из круга офицеров.

– Моя невеста – дочь генерала и к тому же весьма хорошо умеет выведывать тайны даже у самых скрытных людей. Жаль, в их хранении она не так хороша.

– Что? Ваша невеста! Так это теперь официально?

Стивен шлепнул себя по щеке.