Бабий ветер
Часть 20 из 27 Информация о книге
– Тебе еще повезло, – сказала массажистка Марина, – у меня на прошлой неделе бабуля усралась во время массажа лица – и хоть бы что! Мы ее тащили под душ отмывать. Даже не извинилась, сказала, что это был зов природы… Возможно, тебя шокируют приведенные мною случаи. Тут, вероятно, требуется немедленная оговорка, что «дело не в цвете кожи». Разумеется, разумеется… Просто ты спросила про личный опыт, вот и получай его, самый что ни на есть личный. Еще замечу, что бикини черным делать не в радость: волосы растут как угодно, где угодно, и жесткие, как пружина. Так, перейдем к азиатам. Например, к китайцам. Не зря они построили Стену. Это – поистине Великая стена между ними и миром, ибо всюду они живут за стеной: в своей среде, своих районах и по своим законам. Они миролюбивы, вежливы, как соседи удобны, никому не мешают, в гости не приглашают и к тебе не напрашиваются. В престижные дорогие салоны почти не ходят, только в свои. И цены у них демпинговые, всех бьют. В хорошие дорогие салоны ходят китайские полукровки или молодежь, рожденная в Америке и перенявшая местный образ жизни. У меня почти не было китайских клиентов. Но те, что были, оставили приятное впечатление. Чистоплотны, немногословны и имеют удивительное природное достоинство: волосы растут в одном направлении, как лошадиная грива. Ни на ногах, ни в паху, ни на бедрах, ни на заднице волос нет. Гладкая нежная кожа. Только на лобке растут аккуратно очерченной линией. И на бровях растут не в стороны, а вниз. Нелегко китайца обслужить. Деньги они тратить не любят, очень прижимисты, в смысле – расчетливы и экономны. Еще одна бедовая категория клиентов – дети. Во время весенних каникул в салон к нам толпой валят школьницы 12–13 лет. Они готовятся покорять пляжи Флориды. Как тут обойтись без бразильского бикини! Родители дают им деньги на мороженое, девчонки копят на бикини. Я не раз ходила к начальству: рука не поднимается на этих малолеток, предложила звонить родителям, но тут опять закавыка: как быть со свободой личности? А за звонок может еще и от родителей влететь. Я, было дело, устроила небольшой опрос общественного мнения, интересовалась у клиентов, имеющих дочерей-подростков, – как, мол, поступить? Все папы однозначно за звонок родителям и строгий запрет, а вот мамы, американские цыпочки, – за свободный выбор. Пить, значит, по закону можно только с двадцати одного года, а ощипывать этого пупырчатого цыпленка – пожалте, с нашим-вашим удовольствием! Ну и – старухи, бич божий, ох… Они же все принимают лекарства, и клещами ты из них не вытянешь – какие именно. Многие, даже заполняя анкету, забывают указать, на что у них аллергия. А иногда специально не пишут – вдруг пронесет. У меня – до сих пор везло – не было несчастных случаев, но у девочек всяко бывало. Оля делала клиентке брови, наложила вакс, рванула… вместе с волосами снялась кожа. Вопли, жалобы, скандальное разбирательство, угроза судебного иска… Стали выяснять, не принимала ли бабка препаратов. Оказалось, смазала лицо ретинолом, а после него – категорически никаких процедур. В общем, Ольге повезло: разыскали анкету, а там ни слова о ретиноле. Значит, сама виновата, старая дура. Бабули принимают кучу таблеток и не всегда помнят, каких именно. А бикини хотят, шалуньи! И потом удивляются, почему после бразильского бикини у них синяя… запикивай точками, если еще не устала. Вот недавний случай из нашей практики. Привезли бабулю, можно сказать, со смертного одра. Когда я услышала про бразильское бикини, которое потребовала старая карга, меня аж передернуло: она ж тут скончается сейчас у меня на руках! Отказалась категорически. Ну и Наргис лично взялась орудовать по части интима, а мне поручили депиляцию волос на ногах. Если б ты видела эти голубоватые пергаментные бедные ножки… Там и волос уже лет тридцать ни черта нет. Все равно что делать вакс младенцу. И для чего, умоляю, – для чего, объясни! – этой старой карге бразильское бикини? На бразильское бикини приходят в основном молодые женщины, чьи бойфренды еще не устали искать в сексе пикантную новизну. Замужние бабы не так часто выбирают эту процедуру – чего уж там, мужьям не до вывертов, устают после работы, дорогу к счастью найдут и на ощупь, прорубая просеку в знакомых джунглях… Я так вообще не понимаю, откуда у нормальных взрослых баб взялась эта извращенная мода выглядеть даже не лолитами, а евами. Самое интересное, что клиентки из Бразилии и Франции не раз говорили мне, пожимая плечами, что у них в стране процедур под названием «бразильское бикини» или «френч» нет. Эту чушь придумали в Америке. Я еще понимаю мусульман: возможно, у них это связано с религиозными установками о какой-то ритуальной чистоте женского тела. Но американцы?! Те, что не всегда считают нужным ноги побрить! Ты вообразить себе не можешь, насколько сейчас в Америке популярен этот сервис. То ли климат у нас такой жаркий, то ли в мозгах помутнение. Не только бабы, а и мужики несут тебе на блюдечке свой… Слушай, выбери сама количество точек и шуруй по своему писательскому усмотрению. Так я о геронтологии. Эта самая бабка появилась месяца через два. Сначала позвонила какая-то женщина, видимо, ее home attendant, сказала, что у бабки медицинские проблемы, но, несмотря на то, что она под кислородом, она все же хочет прийти на депиляцию ног и на бразильское бикини. Ну, тут я встала на дыбы. Я сказала Наргис, что это безумие: старуха скончается на нашей кушетке, и нас засудят к чертовой матери ее правнуки. В конце концов, пусть родственники дают расписку! Бабка же очень настаивала на сервисе и сказала, что подпишет «всё»! В день аппойнтмента бабку прикатили на инвалидной коляске, с кислородным баллоном. Выглядела она полутрупом, в носу – кислородные трубки, и каждую минуту казалось, что у бабки сейчас кончится завод. Приволокла ее та самая сиделка, которая звонила и убеждала нас, что процедура нужна старухе в «медицинских целях». Я ушла на кухню, чтобы не видеть всего этого безобразия. После продолжительной возни с раздеванием, перетаскиванием кислородного баллона на кушетку и перетаскивания самой бабки та была готова. И Наргис приступила к процедуре. (Все же стойкие и изобретательные ребята эти индусы: йога, Кришна, Камасутра… Бразильское бикини…) Я догрела себе в микроволновке гречневую кашу, ела и только слышала кряхтенье и взвизги… Вольно ж тебе, старая, добровольно ползти на казнь египетскую. Когда, наконец, экзекуцию завершили, пришло время поменять кислородный баллон, и тут бабкина сиделка струхнула: она никак не могла сладить с техникой. Что-то там зацепилось или перекрутилось. Все, включая остальных клиентов, бросились ей помогать, потому как несчастная женщина впала в настоящую истерику. В общем, все было довольно увлекательно. Мне пришлось выйти, не могла слышать эту беготню, тяжелое дыхание и жалобные всхлипы. Всё же с моим опытом выпрастывания из-под куполов и распутывания парашютных строп… Совместными усилиями водворили старуху в кресло и – уф! – наконец-то покатили ее прочь. Позже Наргис призналась мне, что работа была адова: на этом почти бесплотном теле, на котором остатки волос надо было искать под микроскопом – младенческий пух островками, – там и тут оставались синяки. Но Наргис была довольна: старая карга оставила хороший тип, даже в знак великой признательности обняла ее на прощание. Вот случай, когда деньги и вправду не пахнут: пусть клиент приползет на карачках, с голой жопой и даже под наркозом, пусть он окончательно спятил – его надо обслужить, ощипать, умастить, забальзамировать, отлакировать… приготовить к захоронению – и получить от него на чай! * * * …Ну что ж, в теории ты уже сильна. Теперь пару советов твоей героине, так сказать, практических. Если в советских столовых висели плакаты: «Мойте руки перед едой», то в нашем бизнесе перед каждым кабинетом стоило бы повесить плакатик: «Подмывайтесь перед бикини». Кстати, кое-где нечто подобное вроде и пишут. Не в такой категоричной форме, разумеется, с реверансами в направлении грозной политкорректности. Но сколько бы плакатов ни висело, как бы ни заискивали, как бы перед клиентом ни приседали – не моются! И это проблема, которую ни в одном салоне не могут решить: боятся потерять клиентов. Процент немытых тел из общего вала публики небольшой, но имеется, и я в нью-йоркской жаре не раз выскакивала из комнаты «подышать». Какой совет можно дать твоей героине? Боюсь, никакого… Впрочем, в массе своей клиенты чистоплотны, особенно белые американцы: вышколены традицией. Про то, какие они пуритане, я тебе уже писала. Это в 60-х здесь бушевали сексуальные революции, сегодня все в прошлом. Явилась как-то девица на бразильское бикини. Я ей говорю: «Снимайте юбку и трусы». А она мне: «Вы не могли бы выйти из комнаты?» Полчаса, понимаешь ли, она будет красоваться передо мной во всей предельной и запредельной телесной откровенности, и к этому она готова, а вот процесс снятия ее кружевной тряпицы я видеть не должна. Да, это не немцы. Те для бикини снимают не только трусы, но и лифчик. Американские немцы, имею в виду. А германские немцы практически не совершают никаких процедур над своими телами. Не хотят природе противоречить, да и денежки тратить не любят. Одной гостье из Германии родня подарила сертификат, делала я ей лицо. Когда она на кушетку укладывалась, я заметила, что ноги мохнаты, как у Пана. И она заметила, что я заметила. Гордо сказала: «Немецкие женщины любят все натуральное. И немецкие мужчины – тоже». «А в интимной сфере?» – спросила я, кивая на область бикини. Она аж руками замахала: «Что вы, мой муж никогда не позволит, он любит с ними “поиграть”, наматывать на пальцы…» После нее, помню, мы с Ольгой долго между собой использовали термин «наматывать на кулаки», имея в виду небритую, немытую, мохнатую… запикивай точками или подбери уже наконец эвфемизм. * * * …Хотя, знаешь, случались в моей богатой профбиографии и не совсем обычные эпизоды. Даже не знаю, стоит ли рассказывать и может ли тебя заинтересовать этот нетипичный и, возможно, не продуктивный для твоего сюжета случай. Расскажу! В общем, иду я как-то утром на работу и, не доходя до цветочного магазина, вижу, как из дверей его выпархивает молоденькая монашка и устремляется дальше по тротуару. Я не то чтобы удивилась, но странновато было, откуда она взялась, – вроде в округе у нас нет женских монастырей. Разве только православный Свято-Успенский женский монастырь в Нануэте, в тридцати километрах от Манхэттена. Мы туда однажды с Лидкой ездили, просто погулять, там красиво. И потом, меня смутил монашкин прикид, нестандартный… Она не в черной рясе была, а в балахоне серо-голубоватого цвета, препоясанном веревочкой. И шла так легко, так молодо-устремленно… Такой походкой, знаешь, не смиренной, а заинтересованной, увлеченной… Я следом шла и раздумывала о событиях, что привели ее в монастырь, нарядили в балахон, заставили жить такой вот запертой жизнью. А еще пыталась найти слово, точно определяющее нежно-голубиный, рассветный тон ее рясы. Вдруг она остановилась, обернулась и, обдав меня ярким блеском голубых глаз, поздоровалась. Это было так неожиданно, и главное, цвет ее глаз так перекликался с цветом рясы, точно она подбирала себе конгрегацию, чтобы ряса личила. На вид ей было лет двадцать пять или около того. Тонкая, простодушное лицо, глаза, повторюсь, удивительные, не монашкины глаза… Я даже не успела сменить выражение лица, кивнула, выдавила улыбку, слегка помедлила и пошла к салону. И она пошла себе дальше… Я открыла дверь, отключила сигнализацию, включила везде свет и ушла в подсобку-гардеробную, чтобы сбросить сумку и надеть халат. Прошло не более пяти минут; я услышала привычный колокольчик – кто-то вошел в салон. Уже в белом своем халате я выглянула – кого принесло в такую рань? В дверях стояла та самая монашка, и с таким счастливым ожиданием – в глазах, во всем лице, – двинулась мне навстречу, что я сразу поняла, зачем она явилась. Конечно же, просить пожертвования на свою церковь. И точно: приблизилась и что-то залопотала на очень плохом английском, с каким-то неопределимым европейским акцентом. Я никогда не вслушиваюсь, на что и почему просят деньги. Папа всегда говорил: «Если человек просит, надо дать». Акцент у нее был чудовищный – то ли немецкий, то ли швейцарский, – а голосок совершенно детский, хрипловато-мальчишеский. Господи, что с этой девочкой стряслось до того, как она напялила свой балахон? Короче, я, не слушая ее, полезла в карман халата, нащупала там бумажку в пять долларов и протянула монашке. Она, сияя глазами, их тут же взяла. Порывшись в складках своей рясы, вытащила котомочку простого грубого сукна, извлекла оттуда карточку с благословением от своей церкви и протянула мне. Я быстро сунула эту никчемную картонку в карман халата, ожидая, что девушка тут же уйдет, – работы в тот день у меня намечалось выше крыши. Но не тут-то было. Продолжая улыбаться, она как будто чего-то еще от меня дожидалась, скромно переминаясь с ноги на ногу. Может, в туалет девочке понадобилось? Я приветливо махнула рукой в сторону туалета. И когда наконец она открыла рот и призналась, что ей нужно, глаза у меня от удивления полезли на лоб. Понизив тон, будто нас окружала толпа нескромных людей, девушка стеснительно попросила «парочку сэмплз парфюма для тела». Я не сразу ее поняла – слово «парфюм» она произносила со своим неведомым акцентом. То есть речь шла о крошечных пакетиках-образцах, которые мы выдаем клиентам, рекламируя новый товар. Словом, я оторопела и мельком подумала: «А на фига тебе, сестрица, парфюм для тела в твоем заточении? Тебе ладан пристало вдыхать, ну, и прочие церковные благовония…» Видимо, лицо мое было достаточно выразительным. Она смутилась и как-то померкла. – Боюсь, парфюма у нас нет, – проговорила я, рассматривая этого обиженного ребенка. – Но… есть крем для тела. Свет в ее глазах мгновенно вспыхнул вновь, лицо просияло. Я достала из ящика с косметикой несколько образцов с кремом для тела и протянула ей. Надо было видеть благодарное сияние этих глаз, столько в них было радости, даже счастья! Сердце мое сжалось, я подумала: «И ты – калека, девочка?..» Она буквально рассыпалась в благодарностях на своей тарабарщине, сунула мне в руку какую-то бумажку и наконец выпорхнула из салона. А я так и осталась стоять в недоумении: «Body Perfume?» Для чего монашке духи для тела? Почему она так сильно обрадовалась этим жалким пакетикам с образцами – больше, чем моим пяти долларам, пожертвованным на церковь? И еще мне покоя не давал свет в ее глазах: что за неизбывная радость питает его, этот ласковый свет? Глянула – что там она сунула мне в руку, что за воззвание. Смотрю – это даже не листок, а мятый огрызок бумаги. И написано от руки, довольно коряво: Человек – как трава, дни его, как цветок полевой, Так отцветает он, ибо ветер прошел по нему — и нет его, и место его не узнает его. В общем, сто третий псалом, судя по указанию в скобках. Ибо ветер прошел по нему… и место его не узнает его… Я стояла в солнечном ромбе от окна, с этой мятой бумажкой в руке, и думала: как в такой дремучей древности мог человек – неважно, кем он там был, царь или не царь, – так пронзительно написать об эмиграции? Ну, а потом посыпались телефонные звонки от клиентов, день закрутился своим чередом, и я забыла про монашку и куда-то подевала ее карточку, так и не поняв, к какой церкви девушка принадлежала. Но… признаюсь тебе, стала собирать в отдельный пакетик образцы новой продукции: вдруг, думаю, девочка-монашка опять наведается? Стала придумывать, старая дура, как ее зовут, и уже точно знала, какие вопросы ей задам, если появится. Уж я теперь не растеряюсь, все выведаю: откуда, да что, и какая такая беда ее привела в монастырь, и где ее родители, и есть ли братья-сестры… Придумала, что она была певицей, дивное меццо-сопрано, редчайший тембр. И вдруг – трагедия: болезнь, например; или мама умирает, мама, всю жизнь положившая на то, чтобы дочь получила достойное музыкальное образование. И от потрясения девушка теряет голос! Рушатся планы, расторгаются контракты, не на что жить, а главное: голос, голос! Нет? Не убедительно? Ну, я же не писатель; конечно, надо бы ее расспросить. Ты скажешь, это неприлично – в душу лезть? А мне на приличия давно уже плевать. Короче, стала вдруг ловить себя на том, что нет-нет и посматриваю за стекло нашей панорамной витрины – не мелькнет ли там голубая ряса. Но нет, монашка моя как в воду канула. А у меня для нее целый мешок собран: сэмплз всяко-разные, и чего там только нет: кремы, тоники, клинзеры, маски, боди-парфюм… ну, и прочее. Вот бы она обрадовалась! И – прости, что лезу, прости меня: не могла бы ты сочинить для нее сюжет? Ну, чего тебе стоит! Сочини ей судьбу и, ради бога, спаси в финале от этой тягости, от монастыря – неважно, что ее туда привело и почему она оттуда не уходит… * * * …Пишу это у себя на работе, сейчас буду закрывать кассу, запирать двери… В приоткрытое окно непрерывно льется ритмичная веселая музыка. Это во дворе церкви на соседней улице – то ли греческой, то ли грузинской – организован какой-то очередной фестиваль, а значит, музыка будет играть до глубокой ночи, и голоса певцов будут радовать окрестные дома до полного озверения жильцов. Наверняка и жратва там вкусная: греческая… или грузинская… не знаю, никогда там не была. Самое пикантное, что глава этой церкви – клиент нашего салона. Он гей и, являясь на маникюр и педикюр, всегда считает необходимым громко напомнить о своей ориентации, особенно если видит поблизости новое лицо. Как будто без этих манифестаций ему ногти не подрежут. Сидит и рассказывает про своего любовника, который намного моложе его. Батюшка, блин! Интересно, сталкивался ли он где-то в подобном месте со своими прихожанами. А музычка довольно заводная, что-то ультрасовременное… 12