Бесконечная шутка

государственнику. Если у нас еще и остался какой-то натуральный ресурс – так это территория.

ПРЕЗ. МЕКС./СЕК.МЕКС./В.-П. ОНАН И НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ СЕКР. И МИН.: (Пытаются вернуть брови на лоб).

ТАН: Президент Джентл решил, что мы создадим заново не просто правительство, но и историю. Выжжем прошлое. Предначертаем новую судьбу.[125] Ребятки, мы сейчас по самое не балуй введем серьезную такую внутрионанскую взаимозависимость.

ДЖЕНТЛ: Х-х-ха-ах-х-х Х-х-ху-ух-х-х.

ТАН: Господа, мы преподнесем беспрецедентный внутриконтинентальный дар из нескольких, как выясняется, расходных северо-восточных американских территорий в обмен, за неимением лучшего, на доступ к этим территориям для перемещения отходов США. Позвольте проиллюстрировать, что имеет в виду Лур… что имеет в виду президент.

ТАН помещает на два казенных пюпитра две огромные карты (также любезно предоставленные классом труда миссис Хит). Обе на первый взгляд изображают старые добрые США. Первая карта – более-менее традиционный стандарт, с очень большими США белого цвета, северными окраинами Мексики деликатного розового цвета дамской комнаты и свисающей нижней кромкой Канады кричащего, почти угрожающе красного. Вторая карта Северной Америки не выглядит ни старой, ни такой уж доброй, с традиционной точки зрения. На ней появилась впадина. Как будто какой-то человек/люди оставили глубокий рваный клыкастый укус сверху справа, в правом конце идущей вверх, а потом опускающейся вниз границы которого примостилась старая и ныне оскверненная Тикондерога, штат Нью-Йорк; а зона к северу от изломанной линии теперь броского красного канадского цвета. На красной Впадине подобно изюму пестрят несколько игрушечных мух для розыгрышей – синепузых, тех, что живут в экскрементах. ТАН держит в руках фирменную раздвижную указку синоптика, с которой играет вместо того, чтобы на что-нибудь показывать.

ГОССЕК: Этакий экологический джерримендеринг?

ТАН: Президент предлагает вам, господа, рассмотреть эти иллюстративные материалы как некую репрезентацию до-и-после «предполагаемой внутрионанской территориальной редемаркации», или как мы там это назовем. Субарендность – наверное, слишком непонятно.

ГОССЕК: Все еще – со всем уважением – не совсем уверен, что мы в правительстве представляем, как населенные территории можно представить народу как «расходные», если эту территорию, судя по всем данным, населяет приличный процент того самого народа, Род.

ДЖЕНТЛ: Х-х-ха-ах-х-х.

ТАН: Президент инициативно решил не скрывать этот дорогостоящий и, возможно, непопулярный факт трудного выбора решительного лидера, парни. Мы на всех парах ожидаем развитие крайне сложных сценариев передислокации, о которых будут предупреждены директора различных агентств 157. Директоры. Директоры или директора? Марти уже занят сценариями развития ситуации. Набросаешь нам суть, Марти?

МИНТРАНС: Мы предвидим целую кучу людей, которые очень-очень быстро перемещаются на юг. Мы предвидим машины, легкие грузовики, грузовики потяжелее, автобусы, «Виннебаги» – или «ВиннебагА»? – реквизированные фургоны и автобусы, и, возможно, реквизированные «Виннебаги», или «Виннебага». Мы предвидим транспортные средства с полным приводом, мотоциклы, джипы, лодки, мопеды, велосипеды, каноэ и пару самодельных плотов тут и там. Снегоходы, лыжники и роллеры на таких странных коньках, на которых только одна линия колесиков. Мы предвидим людей с рюкзаками, в шортах, ботинках, тирольских шляпах и с посохом. Мы предвидим просто людей, которые убегают как угорелые, – вполне возможно, Род. Мы предвидим самодельный гужевой транспорт, нагруженный нехитрым скарбом. Мы предвидим военные мотоциклы BMW с колясками и мужиков в гогглах и кожаных шлемах. Мы предвидим пару скейтбордов тут и там. Мы предвидим строго временное разрушение тонкого лоска цивилизации на душах, по сути, перепуганных и стронутых в панике животных. Мы предвидим мародерство, поножовщину, перестрелки, взлет цен, межэтническую рознь, промискуитет, роды на дорогах.

МИНЗДРАВ: Ты, наверное, про эти, как их, про «роллерблейды», Марти.

МИНТРАНС: Приветствуются любые замечания и дополнения, Трент. Кое-кто из молодых интернов в офисе предвидел дельтапланы. Лично я, на данный отдельно взятый момент, не предвижу демографически значительное дельтапланирование. Как и – хотя и незачем лишний раз подчеркивать – настоящих беженцев.

ДЖЕНТЛ: Х-х-ха-ах-х-х х-х-ху-ух-х-х-х-х-х.

ТАН: Ни в коем разе, Март. Термины с депрессовыми ассоциациями вроде «беженцы» неприемлемы. Я не устану об этом повторять.

Непринудительное отчуждение собственности: да. Самоотверженная жертва во имя обновления: еще бы. Герои, новые первопроходцы новой эры, которые отважно прокладывают путь вглубь старых добрых давно освоенных, но незагрязненных американских территорий: bien sflr.

ГОССЕК: Bien sflr?

ПРЕСС-СЕКР.: (с дивной комбинацией кудряшек, афрои бифокальных очков на тонкой цепочке-бусах, лежащих на декольте): Нил из Связей с общественностью перерыл всю матчасть. Оказывается, термин «беженец» можно смело отрицать, если – я цитирую по докладу Нила – если а) самодельный гужевой транспорт с нехитрым скарбом не тянет медленный рогатый скот с загибающимися рогами, и б) если процент детей младше шести – которые либо а) голые, либо б) рыдают в три ручья, либо в) и то, и другое одновременно, – ниже 20 % от общего числа детей младше шести в дороге. Правда, ключевой источник Нила тут «Тоталитарное руководство по тираническим связям с общественностью» Пола и Дяня, но в Связях уверены, что с этим проблем не будет.

ДЖЕНТЛ: Х-х-ху-ух-х-х.

ТАН: Люди Марти и Джея дневали и ночевали на работе, разрабатывая стратегии упреждения любого так называемого беженства.

ПРЕСС-СЕКР. (склонив набрильянтиненную голову так, как склоняют люди в бифокальных очках, читая текст): Любой крупный рогатый скот с загибающимися рогами пристреливается на месте. Лучшие оперативники Рода из ДНС в блестящих грузовиках на стратегически расположенных пунктах вдоль дорог раздают одежду для младенцев марки «Винни-Пух», любезно предоставленную «Сирс», чтобы придушить наготу на корню.

МИНФИН: Пока еще подбиваем бабки по договору с «Сирс», Род.

ТАН: Президент обеими руками уверен в тебе, Чет. И кажется, Марти и Джей как раз подходили к транспортному coup de grace.

МИНТРАНС: Мы ходатайствуем на разрешение ставить знаки, по которым разрешается ехать по аварийным полосам очень-очень быстро.

ПРЕСС-СЕКР.: Аварийным полосам в южном направлении.

ВСЕ СЕКР. И МИН.: (Стройное бормотанье).

ГОССЕК: Все равно не понимаю, почему бы просто не оставить картографическое название токсичных областей, только передислоцировать граждан и движимое имущество, ну и использовать землю как нашу собственную зону для утилизации. Этакий угол чулана в коридоре или специальное ведро под национальной кухонной раковиной, так сказать. Подбить бабки по системам доставки национальных отходов в область, оградить, поддерживать съедобность прочей территории согласно платформе Джонни.

МИНЗДРАВ: Зачем уступать жизненно необходимые ресурсы для утилизации заклятому союзнику?

ТАН: Биллингсли, Трент, а кто сказал, что мы не можем использовать эти территории для этих самых целей, не обращая внимания, кому они принадлежат? Взаимозависимость есть Взаимозависимость.

ПРЕЗ. МЕКС./СЕК.МЕКС./В-П ОНАН: iQue?

ДЖЕНТЛ: Х-х-ха-ах-х-х?

ТАН: И все же Биллингсли прав в том, что эта расползающаяся, обезлюденная, ныне канадская территория может обеспечить потребность в чистоте всего совершенно великого континентального альянса на грядущие десятилетия. Ну а потом – держись, Юкон! ПРЕЗ. МЕКС./СЕК.МЕКС./В.-П. ОНАН: (С зеленым лицом и влажно-темной маской в районе верхней губы): Позвольте уважительно спросить президента Джентла, как вы собираться просить моего недавно назначенного совице-председателя нашей континентальной Организации быть возможным принять обширные простиранства вопиюще отравленной земли от имени его своего населений?

ТАН: Логичный вопрос. Простой ответ. Три ответа. Государственничество. Партнерство (загибая сильные чистые белые здоровые пальцы). Балансирование на грани.

И новые – и теперь еще более инфантильные – журналистские спецэффекты, вылетающие из черноты на китчевой скорости под играющий на 45 об./сек 1 /3-об. /сек-ный диск уборщика Дэйва («К.Н.») Пала «Полет шмеля»:

ДЖЕНТЛ – КАНАДСКОМУ ПРЕМЬЕРУ: ВОТ ВАМ ТЕРРИТОРИЯ – заголовок;

КАНАДСКИЙ ПРЕМЬЕР – ДЖЕНТЛУ: ЧТО ВЫ, НЕ НАДО, НО СПАСИБО ЗА ПРЕДЛОЖЕНИЕ – заголовок;

ДЖЕНТЛ – КАНАДСКОМУ ПРЕМЬЕРУ: НО Я НАСТАИВАЮ – заголовок;


КВЕБЕКСКИЙ БЛОК – КАНАДСКОМУ ПРЕМЬЕРУ: ПРИМИТЕ ТОКСИЧНУЮ ВЫПУКЛУЮ ДОБАВКУ К НАШЕЙ ПРОВИНЦИИ, И МЫ

ОТВЯЖЕМСЯ ОТ ВАС ТАК БЫСТРО, ЧТО ДАЖЕ ДЫМОК В ВИДЕ СИЛУЭТА ЗАВИСНЕТ В ВОЗДУХЕ И ПОТОМ ТАКОЙ РАСТВОРИТСЯ – опять заголовок от того самого парня;

КАНАДСКИЙ ПРЕМЬЕР – ДЖЕНТЛУ: СЛУШАЙТЕ, У НАС ТЕРРИТОРИИ И ТАК ХОТЬ ОТБАВЛЯЙ, ВЫ ТАМ ХОТЬ НААТЛАС ПОСМОТРИТЕ, МЫ УЖЕ НЕ ЗНАЕМ, ЧТО СО ВСЕЙ ЭТОЙ ТЕРРИТОРИЕЙ ДЕЛАТЬ, ПЛЮС НЕ ХОЧУ ПОКАЗАТЬСЯ ГРУБЫМ, НО НАС ОСОБЕННО НЕ ТЯНЕТ ПРИНИМАТЬ ОТ ВАС, РЕБЯТ, БЕЗНАДЕЖНО ЗАГРЯЗНЕННУЮ ТЕРРИТОРИЮ, И МОЖЕТЕ НЕ РАССКАЗЫВАТЬ О ВЗАИМОЗАВИСИМОСТИ, – НУ ВОТ ПРАВДА, НУ НИКАК – и опять;

ЧЛЕН ЕЭС ОБВИНЯЕТ США В «ЭКСПЕРИАЛИСТСКОМ ДОМИНИРОВАНИИ» – заголовок; НА ЗАСЕДАНИИ ООН В ХОДЕ СКАНДАЛА ШВЫРЯЛИ ОВОЩИ ТРЕТЬЕГО МИРА – подзаголовок 10-м кеглем;

ДЖЕНТЛ – ПРЕМЬЕРУ: СЛУШАЙ, ДЕТКА, НЕ ВОРОТИ НОС ОТ ТЕРРИТОРИИ ИЛИ РЕАЛЬНО, РЕАЛЬНО ПОЖАЛЕЕШЬ – заголовок;

ПСИХОЛОГ ГОРОДА ГРЕХОВ: САМЫЙ БАРХАТОГОЛОСЫЙ ВОКАЛИСТ СТРАНЫ БЫЛ ДВАЖДЫ ГОСПИТАЛИЗИРОВАН ИЗ-ЗА ДУШЕВНОЙ БОЛЕЗНИ – заголовок таблоида;

ВРАЧ ИЗ ЛАС-ВЕГАСА ЗАЯВЛЯЕТ О ДАВНЕЙ «ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ НЕСТАБИЛЬНОСТИ» ГЛАВЫ ГОСУДАРСТВА – заголовок уважаемого издания;

В МОЕМ ОГОРОДЕ ТЕПЕРЬ РАСТУТ ПОМИДОРЫ, КОТОРЫЕ Я БЫ НЕ СМОГ ПОДНЯТЬ, ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ ПРОРУБИЛСЯ К НИМ С МАЧЕТЕ – заголовок таблоида, издание Монпелье, Вермонт, с фотографией, которую ну не могли не отредактировать;

ЧП ПОПАДАЕТ ПОД РАССЛЕДОВАНИЕ ФИК [126] – заголовок; «СТРАТЕГИЧЕСКОЕ УМАЛЧИВАНИЕ» О ПСИХИЧЕСКОМ ЗДОРОВЬЕ КАНДИДАТА ПОДВЕРГЛО НАЦИЮ И КОНТИНЕНТ УГРОЗЕ, ОБВИНЯЮТ ДЕМОКРАТЫ – суперподзаголовок 12-м кеглем;

ВЫСШЕЕ РУКОВОДСТВО ПРЯЧЕТСЯ ПОД СТОЛ, КОГДА ВОЛНЕНИЯ ИЗ-ЗА «ПАТОЛОГИЧЕСКОЙ НЕСПОСОБНОСТИ (ДЖЕНТЛА) ИНИЦИАТИВНО ПРИНИМАТЬ ОТКАЗ» УСИЛИВАЮТСЯ ИЗ-ЗА КАНАДСКОГО КРИЗИСА – зависимый от мета редактор заголовков меняет уже третье издание за 17 месяцев;

«И финансовое, и дипломатическое сообщества с тревогой отреагировали на сообщения, что президент Джентл изолировался в небольшой личной палате в Военно-морском госпитале Бетесды со звуковым и стерилизационным оборудованием на несколько тысяч долларов и целыми днями невпопад распевает леденящие кровь шлягеры полковнику Морской пехоты США, который стоит у Гипоспектрального устройства стерилизации «Дермалатрикс», прикованный наручниками к ядерному чемоданчику Соединенных Штатов с кодами пуска. Представители Департамента неопределенных служб отказались комментировать сообщения о таких загадочных распорядительных актах, как-то: приказ Министерству обороны реквизировать всю имеющуюся в наличии у торговой сети «Сирс» детскую одежду марки «Винни-Пух» согласно положению 414 плана действий в случае угрозы национальной безопасности; требование вооруженным силам приступить к учениям по прицельной стрельбе в картонные силуэты животного, похожего на быка, буйвола или техасского лонгхорна; подготовка картриджа с обращением президента к нации, которое, по слухам, целиком состоит из одного кадра президента за столом, обхватившего руками в перчатках голову и нараспев повторяющего без конца «Какой смысл продолжать?»; инструкция персоналу ракетных шахт на всех базах стратегического воздушного командования к северу от 44° извлечь ракеты из шахт, а затем установить обратно вверх дном; и декрет по установке исполинских обращенных на север «эффектуаторов перемещения воздуха» в 28 км к югу от каждой подобной шахты – главная новость какого-то полуфарсового еженедельного новостного картриджа с упором на сенсации;

«БЕСПРЕЦЕНДЕНТНЫЕ» ПРИБЫЛИ «ПИЛЛСБЕРИ/БК В III КВАРТАЛЕ СТАЛИ ВОЗМОЖНЫ БЛАГОДАРЯ ДЖЕНТЛУ, «ТВОРЧЕСКИ И ИНИЦИАТИВНО» В ДОХНУВШЕМУ ЖИЗНЬ В ПОСТКАБЕЛЬНУЮ РЕКЛАМУ – цветной заголовок 14-м кеглем «Эд Уик»;

ДЖЕНТЛ СОВЕРШЕННО РЕХНУЛСЯ, ЗАЯВЛЯЕТ ДОВЕРЕННОЕ ЛИЦО – ДИРЕКТОР ДНС ТАН НА ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИИ: УГРОЖАЕТ ДЕТОНИРОВАТЬ ПЕРЕВЕРНУТЫЕ РАКЕТЫ В АМЕРИКАНСКИХ ШАХТАХ И ОБЛУЧИТЬ КАНАДУ С ПОМОЩЬЮ АДСКИХ ВЕНТИЛЯТОРОВ ATHSCME – заголовок; «ГОТОВ СТЕРЕТЬ СОБСТВЕННУЮ КАРТУ ИЗ

ЧИСТОЙ ОБИДЫ», ЕСЛИ КАНАДА СОРВЕТ РЕКОНФИГУРАТИВНЫЙ ТРАНСФЕР «ЭСТЕТИЧЕСКИ НЕПРИЕМЛЕМОЙ» ЗЕМЛИ – довольно очевидно, самодельный подзаголовок.

Катаболический момент сюжета кукольного фильма – когда Джонни Джентл, Славный Крунер, угрожает разбомбить собственную страну и отравить соседей в безумной капризной досаде из-за неохоты Канады принять в субарендованное владение самую настоящую помойку ОНАН, – глубоко резонирует с теми зрителями в ЭТА, кто знает, что весь этот пародийный псевдо-«Онантиадский» сценарий – на самом деле кукольная аллюзия с ключом к мрачной легенде об Эрике Клиппертоне и Бригаде Клиппертона. В последние пару лет солнечного, неспонсированного времени этот паренек Эрик Клиппертон впервые появился как непосеянный шестнадцатилетний игрок на региональном турнире Восточного побережья. Маленький слот с аккредитацией от города или академии после имени Клиппертона в турнирных сетках гласил «Нез.», предположительно обозначая «Независимый». Никто о нем не слышал и не знал, откуда он взялся. Он просто вдруг всплыл, словно живой радон, из каких-то неведомых глубин, а впоследствии придал клише «Победи или умри» новый, гротескно буквальный смысл.

Ибо легенда о Клиппертоне берет начало с того факта, что у этого самого Клиппертона был ужасный полуавтоматический «Глок 17» в безукоризненном состоянии и в стильном футляре из светлого дерева с кожаными ручками, надписью на немецком готическим шрифтом на крышке и бархатным углублением в форме пистолета внутри, где и покоился, поблескивая, «Глок 17», и еще прямоугольной нишей для 17-зарядного магазина; и что он выносил футляр и «Глок 17» с собой на корт, вместе с полотенцами, бутылкой с водой, палками и сумкой с экипировкой, и с первого же появления на юниорском турнире Восточного побережья довольно ясно дал понять, что готов вышибить себе мозги публично, прямо на корте, в том случае, если хоть раз – хотя бы раз – проиграет.

И так появилась на свет группа сперва из трех ребят – как и на большинстве турниров, сетка там начиналась с 64 игроков, – затем четырех, к полуфиналу пяти и, наконец, шести ребят, которая и сформировала бригаду Клиппертона на этот турнир – теннисистов, которым не повезло столкнуться с Эриком Клиппертоном и клиппертоновским смазанным «Глоком 17» и которые, понятно, отказались стать причиной, по которой Клиппертон навсегда и публично сотрет себе карту, ради чего-то настолько сравнительно нелепого, как победа в турнире над Клиппертоном. Победа над Клиппертоном не имела никакого смысла, потому что и поражение от него тоже не имело никакого смысла и не вредило никому в региональных рейтингах и рейтингах ТАСШ – как только народ из компьютерного центра ТАСШ уловил стратегический модус операнди Клиппертона. И так ранний вылет из сетки из-за проигрыша Клиппертону стал считаться чем-то вроде уока [127] в бейсболе, в плане статистики; и юноша, который попадал в бригаду Клиппертона и, следовательно, оказывался не у дел, рассматривал турнир как неожиданные каникулы, шанс на передышку, залечить раны, подставить для разнообразия солнышку и грудь, и лодыжки, поработать над брешами в обороне, немного пофилософствовать на тему того, что все это значит, в конце концов.

Первую бессмысленную победу Клиппертон одержал в шестнадцать, без посева, на Открытых хартфордских юниорских первенствах, в первом раунде, над Россом Ритом из Мэддокса, Огайо, от только что открывшейся Энфилдской теннисной академии. По какой-то необъяснимой причине на этой истории как бы специализируется Сбит, и он никогда не упускает шанса поведать новеньким эташникам повесть о матче Клиппертона против Рита. Клиппертон – такой себе игрок: ничего выдающегося, но и не абсурдно неуместный на турнире регионального уровня; а вот Рит в пятнадцать – матерый и топовый, и в Хартфорде посеян третьим; и Рит какое-то время – по традиции игроков с высоким посевом в первом раунде – практически чистит у себя под ногтями этим неведомым несеяным Эриком Клиппертоном. На 1: 4 во втором сете Клиппертон садится на скамейку и вместо того, чтобы утираться полотенцем, лезет в спортивную сумку и достает свой стильный футляр из светлого дерева, и берет в руки «Глок 17». Ласкает. Извлекает магазин, взвешивает и загоняет опять в основание рукоятки со звонким щелчком, от которого кровь стынет в жилах. Поглаживает левый висок тупым блестящим стволом. Все посетители матча едины во мнении, что это чертовски уродливое и нешуточное средство самообороны. Клиппертон влезает по ступенькам на вышку, как у пляжных спасателей, где сидит арбитр в синем блейзере 158, и через микрофон арбитра объявляет о намерении в случае поражения расплескать свои мозги по всему корту ужасным «Глоком». Редкие зрители первого раунда замирают, вдыхают и довольно долго не выдыхают. Рит звучно сглатывает. Рит – высокий, веснушчатый, хороший паренек, один из птенцов Инканденцы, хотя и не гений – ему так ярко светят сателлитные турниры, что он уже в пятнадцать делает прививки от холеры и учит курсы валют третьего мира. И но остаток матча (который длится еще ровно одиннадцать геймов) Клиппертон играет в теннис, не отрывая «Глок 17» от левого виска. Из-за пистолета в его подачах появляется расхлябанность, но Рит все равно и близко к его мячам не подходит. Никто из тренерского состава ЭТА даже не подумал прийти и поддержать Рита на предположительно стандартной чистке ногтей первого раунда, так что Рит и стратегически, и эмоционально совсем один, и он даже не притворяется, что старается, учитывая, чем готов пожертвовать ради победы несеяный Клиппертон. Росс Рит стал первым и последним юниором, пожавшим в конце матча свободную руку Клиппертону, и этот момент запечатлен на фотографии «Хартфордских ведомостей», которую какой-то эташный остряк приклеил к двери Сбита таким количеством «Элмера», что сорвать ее можно только вместе с лаком, она так и висит всем в коридоре на обозрение: Рит у сетки на одном колене, одной рукой закрывает глаза, вторую протягивает Клиппертону, который попросту растоптал его психологически. И с тех пор Росс Рит уже не был прежним, заверяют Штитт и Делинт всех милосердно настроенных юношей ЭТА.

И, как гласит легенда, впредь Эрик Клиппертон не проигрывает. Никто не решается победить его и рискнуть жить дальше с выстрелом «Глока» перед глазами. Никто так и не знает, откуда Клиппертон является на игру. Его не видят ни в аэропортах, ни на съездах с межштатных шоссе, ни даже загружающимся карбогидратами в «Деннис» между матчами. Он по-прежнему материализуется, всегда один, на юниорских турнирах все более высокого уровня, с записью «Нез.» рядом с именем, играет в теннис с «Глоком» у левого виска 159; а его оппоненты не могут решиться пожертвовать заложником Клиппертона (самим Клиппертоном), попрежнему практически не стараются, или переходят на невозможные углы и подкрутки, или разговаривают по мобильному во время игры, или пробуют отбить каждый мяч между ног или спиной к сетке; а зрители матчей не рискуют освистывать Клиппертона; и Клиппертон попрежнему садится и взвешивает 17-зарядный магазин, и иногда достает 9- мм патроны в медной оболочке, и задумчиво пощелкивает ими друг о друга, сидя на стуле в перерывах после нечетных геймов, и иногда во время перерывов учится крутить пистолет в стиле стрелков из вестернов; но когда игра продолжается, Клиппертон снова настроен смертельно серьезно и не отрывает «Глок 17» от виска, во время игры, и выносит апатичную бригаду Клиппертона раунд за раундом, и выигрывает целые турниры по исключительно технически-психологическим причинам, а потом, забрав приз, исчезает так, словно сама земля его вдохнула. Единственный, кого на юниорских турнирах можно с натяжкой назвать его другом, – восьмилетний Марио Инканденца, с которым Клиппертон пересекся потому, что, хотя этим летом за юношеским контингентом игроков (включая солидного, но плотно застрявшего на своем плато и больше не развивающегося семнадцатилетнего Орина Инканденцу) присматривают Дисней Лит и бывший проректор по имени Кантрелл, на отечественных спортивных событиях довольно часто мелькает ректор ЭТА доктор Дж. О. Инканденца, снимая под предлогом заказа ТАСШ двухчастную документалку о юниорском теннисе, стрессе и свете, так что Марио с кофрами для объективов, треногами «Таффи» и т. д. ковыляет по округе большинства значительных летних спортивных событий, и пересекается там с Клиппертоном, и находит Клиппертона интригующим и в каком-то смысле, который не смог бы сформулировать, забавным, и теплеет к нему душой и ищет его, Клиппертона, компании, ну или по крайней мере относится к нему как к живому человеку, в то время как к концу июля отношение большинства к Клиппертону напоминает подчеркнуто заметное непризнание, с каким, например, реагируют на пускание газов во время формальных мероприятий. Единственную съемку покойного Эрика Клиппертона – судя по преобладанию в кадре пачек таблетированной соли, разбросанной полирольной шелухи и карет скорой помощи округа Дэйд, произведенную во время эпидемии коликов на августовских Пригласительных юниорских первенствах «Санкист» в Майами, – содержит 160 один из коротких тест-картриджей Самого, снятый, чтобы проверить поперечную аберрацию при различных ракурсах солнца, гласит наклейка на коробке: всего пара засвеченных метров Клиппертона, тот с опущенной головой и сгорбившийся на низких оранжевых трибунах, с костлявыми плечами, без рубашки и в развязанных «Найках», со своим футляром с готической надписью на коленях, облокотился на ноги и распластал ладони по щекам, уставившись между ног и еле сдерживая улыбку, пока рядом стоит, уперевшись в переносной полицейский замок, скукоженный до размеров младенца и накренившийся вперед Марио с экспонометром и чем-то слишком засвеченным, чтобы разобрать, и заливается гомодонтовым смехом над каким-то, видимо, остроумным замечанием Клиппертона.

Хэла, за этот континентальный выходной день забившего четыре косяка в четырех разных случаях – дважды в компании, – плюс все еще наматывающего узлы в животе от какого-то виноватого шока из-за полуденного побоища на Эсхатоне и его неспособности вмешаться или хотя бы встать с летнего стула, – Хэла немножко накрыло, и он только что доел четвертое шоколадное каноли за полчаса, и чувствует ледяное электрическое покалывание как будто зарождающегося кариеса в левомолярной области, и еще как всегда, ухряпавшись сладким, чувствует, как проваливается, в эмоциональном смысле, в какую-то отстраненную панику. Кукольное кино так сильно напоминает о Самом, что единственным еще более депрессивным предметом для размышлений или воспоминаний остается лишь реклама и последствия онанской Реконфигурации для рекламной индустрии США. В фильме Марио через чересчур витиеватый рваный монтаж показывает возведение вдоль новой американской границы люцитовых фортификаций и установок по перемещению ATHSCME и ЭВД, с одной стороны, и катастрофическую романтическую линию любви Родни Тана к роскошной кукле, изображающей приснопамятную и энигматичную квебекскую фаталь, известную общественности только как «Лурия П», с другой. Крошечная коричневая

суконная ручка куклы Тана лежит на коленке из сногсшибательно обшитой палочки от леденца Лурии в знаменитом стейкхаусе «Сычуань» в Вене, штат Вирджиния, где, согласно мрачной легенде, на кружевной бумажной салфетке с китайскими знаками зодиака Р. Тан замыслил эру спонсирования. Хэл исключительно хорошо ознакомился с падением и взлетом рекламы США на рубеже веков, потому что одной из всего двух академических работ, которые он писал о чем-то хотя бы отдаленно киношном 161, была толстенная монография о переплетенных судьбах эфирного телевещания и американской рекламной индустрии. Это был последний и решающий для оценки проект в годовом курсе «Введение в исследования интертейнмента» мистера У. Огилви в мае ГЧКП; и Хэл, в то время семиклассник, добравшийся только до «Р» в сокращенном Оксфордском словаре, написал о кончине рекламы с почтительным тоном, будто эти события имели место в туманном прошлом ледников и мужиков в шкурах, а не три-четыре года назад, более-менее накладываясь внахлест на зарождение эры Джентла и экспериалистскую Реконфигурацию, которые вышучивал кукольный мультфильм Марио.

Нет никаких сомнений, что индустрия телесетей – в смысле, речь о Большой Тройке плюс громко начавшем, да быстро сдувшемся «Фокс», т. к. PBS – совсем другой зверь, – уже тогда столкнулась с серьезными проблемами. При экспоненциальном распространении кабельных каналов, растущей популярности ручных устройств дистанционного и целиком зрительского управления, исторически известных как «пульты», и инноваций в видеоплеерах, которые благодаря сенсорам звука и истерического визга позволяли вырезать из любой записанной программы почти всю рекламу (и здесь многословное отступление о судебных баталиях между телесетями и производителями видеоплееров из-за функции «редактирования», рядом с которым мистер О. от нетерпения нарисовал на полях большой красный зевающий черепок), телесети испытывали проблемы с привлечением аудитории, необходимой, чтобы оправдать рекламные тарифы, которые требовала бездонная слюнявая пасть накладных расходов. Немезидой Большой Четверки были 100+ американских региональных и национальных кабельных телесетей, которые – в домиллениумную эру Лимбо необычайно широкого толкования актов Шермана Минюстом – объединились в неуживчивую, но могучую Торговую ассоциацию под предводительством Малоуна из TCI, Тернера из TBS и таинственного альбертанца, которому принадлежали «Канал Видов-из-симуляций-окон-различных-богатых-домов-в-экзотическихместностях», «Канал Святочного камелька», образовательная матрица на кабельном канале CBC и четыре из пяти крупных канадских телесетей магазинов-на-диване Le Groupe Videotron. Наращивая агрессивную кампанию, нацеленную на умы и души, которая высмеивала «пассивность» сотен миллионов зрителей, вынужденных ежевечерне выбирать всего лишь между четырьмя статистически изнеженными телевещателями, а затем превозносила «настоящий американский выбор» из 500+ малопонятных кабельных вариантов, Избранный совет кабельных распространителей Америки атаковал самое больное идеологическое место Четверки – психическую матрицу, в которой зрителей приучили (причем – что особенно смачно – не в последнюю очередь те же телесети Большой четверки и их рекламисты, отмечает Хэл) ассоциировать Свободу Выбора и Право на Развлечение со всем американским и настоящим.

Кампания ИСКРы, блестяще организованная бостонским агентством «Вайни и Вилс», била Большую четверку в фискальное подвздошье вездесущим антипассивным слоганом «Не соглашайся на меньшее», но совершенно нечаянный контрольный выстрел в жизнеспособность телесетей произвело побочное предприятие «Вайни и Вилс». «В & В» – которому, как и большинству американских рекламных агентств, жадность отбивала всякое обоняние в отношении денег, – не преминуло воспользоваться рухнувшими рекламными тарифами Большой четверки, чтобы запустить на телевидении эффективные кампании для продуктов и услуг, которые прежде не могли себе позволить известность в национальном масштабе. Для малоизвестной локальной компании «Нунхаген Аспирин» из Фрамингема, Массачусетс, «Вайни и Вилс» уговорили базирующийся в Энфилде Национальный фонд черепно-лицевой боли проспонсировать огромную передвижную выставку картин о мучительной черепно-лицевой боли художников, страдающих от мучительной черепно-лицевой боли. Итоговые ролики «Нунхагена» были просто немыми 30-секундными кадрами некоторых экспонатов с надписью бледными пастельными тонами в левом нижнем углу «Аспирин Нунхаген». Сами же картины были невыносимы, тем более когда у зрителей – по крайней мере, в очень фешенебельном доме Инканденц – появилось

HDTV. О роликах с картинами о боли более зубного свойства Хэлу даже вспоминать не хочется, особенно из-за кусочка каноли, который застрял где-то сверху-слева, в связи с чем он озирается в поисках Шахта, чтобы попросить провести осмотр с маленьким зеркальцем. Один из роликов, что он помнит, – лицо обычного американского мужчины среднего класса, но из правой его глазницы вырывается торнадо, и рот – в воронке торнадо, разверст в крике. И это еще цветочки 162. Ролики стоили сущие копейки. Продажи «Аспирина Нунхаген» взлетели до небес в национальном масштабе, в то время как рейтинги роликов «Нунхагена» сползли с низких до ничтожных. Люди считали картины такими невыносимыми, что продукт покупали, но ролики терпеть не могли. Можно подумать, раз сам продукт так отлично пошел по рукам, то какая разница, что миллионы телезрителей по всей стране щелкали пультом на другой канал, стоило на экране появиться немому нарисованному перекошенному лицу с топором во лбу. Но ролики «Нунхагена» оказались фатальными потому, что заодно обрушили рейтинги роликов, следующих за ними, и передач, во время которых показывали ролики «Нунхагена», а самое главное, оказались катастрофическими, так как были настолько неприятны, что пробудили от зрительской дремы буквально миллионы приверженцев телесетей, до настоящего времени пребывавших в таком отупении и оцепенении, что обычно даже не тратили мышечную энергию пальцев, чтобы щелкать пультами, пробудили легионы вдруг перепуганных и возмущенных зрителей и напомнили о власти, которую им даровали пальцы.

Следующая эфирная золотоносная курица «Вайни и Вилс» – врезающаяся в память серия спотов национальной сети клиник по липосакции – укрепила тренд «В & В» на высокие продажи, но жуткие рейтинги; и вот от этих спотов Большую четверку по-настоящему пробило на пот, потому что – хотя критики, родительские комитеты и женские общества, ориентированные на пищевые расстройства, поливали грязью рекламу «ЛипоВака» с колышущимся целлюлитом и откровенными клипами процедур, напоминающих смесь гиперболизированных демонстраций пылесосов «Гувер», документальных съемок аутопсий и антихолестериновых кулинарных шоу, где полпередачи показывают отсос жира из индейки, и хотя бегство аудитории от спотов «ЛипоВака» выпотрошило рейтинги соседних роликов и передач – и беспокойные сны руководителей телесетей охватили яркие REM-видения [128] вялых атрофированных больших пальцев, которые, подергиваясь, вдруг возвращаются к жизни над кнопками пульта, – хотя споты снова оказались фатальными, благодаря им сетевые клиники «ЛипоВака» заполнились так неприлично, что «ЛипоВак Анлтд.» скоро могло позволить себе платить телесетям за 30-секундные споты неприличные суммы, поистине неприличные, без которых осажденной со всех сторон Четверке было попросту не выжить. И вот ролики «ЛипоВака» крутились и крутились, большие деньги перетекали из рук в руки, а общие рейтинги телесетей проседали, будто проколотые чем-то тупым. Теперь, ретроспективно, легко обвинить корпорации телесетей в жадности и близорукости относительно показа откровенной липосакции; но, доказывал Хэл с пылом, который мистер Огилви счел удивительным для семиклассника, как тут сохранять хладнокровие и дальнозоркость, когда бьешься со зловещей кровожадной кабельной камарильей в сотрудничестве с «В & В» до последней капли фискальной крови, день за днем.

Тем не менее задним числом становится ясно, что последней каплей для Большой четверки стали три ролика «В & В», ч/б и с глубоким фокусом для крошечного висконсинского кооператива, который продавал скребки для языков по почте. Вот эти-то ролики, очевидно, и пересекли какую-то психоэстетическую границу, несмотря на то, что при этом в одиночку построили с нуля национальную индустрию скребков для языков и отправили «НоуКоут Инк.» [129] из Фон-дю-Лак прямиком в список Fortune 500 163. Стилистически напоминая бессердечные рекламные ролики жидкостей для полоскания, дезодорантов и шампуней от перхоти, в которых роковая встреча антигероя с роскошным предметом его желаний заканчивалась отвращением и чувством стыда из-за определенной гигиенической неполноценности, которую легко исправить, холодящая кровь эмоциональная мощь спотов «НоуКоут», возможно, скрывалась в карикатурной омерзительности едва ли не геологического слоя серо-белой субстанции, покрывающей язык в остальном очаровательного прохожего, принявшего кокетливое приглашение роскошной счетчицы с парковки лизнуть мороженое в рожке, которое она только что купила у добродушного старичка-мороженщика. Этот неторопливый наезд на высунутый язык просто надо было видеть. Замедленный крупный план лица счетчицы, которое морщится от гадливости, когда она отшатывается, выпадающий из ее парализованных отвращением пальцев возвращенный рожок. Кошмарное слоу-мо, с которым подавленный прохожий отпрянул на тротуар, прикрыв всей рукой рот, гневное и раскрасневшееся лицо мороженщика, с которым он выкрикивает гигиенические инвективы.

Как оказалось, эти ролики потрясли зрителей до экзистенциального мозга костей. Отчасти это был вопрос вкуса: рекламные критики заявляли, что споты «НоуКоут» – это как если бы, например, противогеморройный «Препэрейшн Х» снимал проктоосмотры, или если бы камера Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд» скользила по лужам на полу церковного собрания. Но Хэл в своей работе утверждал, что уровень, на котором реагировала аудитория Большой четверки, находился куда ближе к душе, чем способна зацепить обычная безвкусица.

Кампания «НоуКоут» от «В & В» стала хрестоматийным кейсом эсхатологии эмоциональных реакций. Эта уберреклама грозно высилась, отбрасывая жирную тень на эфирную агитацию всего прошедшего века. Она делала все, что и должна делать реклама: создавала страх, который исправляется простой покупкой. Просто делала это скорее хорошо, чем тонко, учитывая уязвимую психику все более гигиенически сознательных США в те времена.

У кампании «НоуКоут» было три важных итога. Первый – тот ужасный год, который Хэл уже вспоминает с трудом, когда страна сошла с ума из-за состояния своих языков, когда народ скорее вышел бы из дому не помывшись, не причесавшись и не надушившись, чем без скребка и запасного скребка. Год, когда к местам перед зеркалами над раковиной в общественных туалетах стало страшно подходить. Кооперативщики из «НоуКоут» сменили свои шмотки от «Би'Гош» и пончо ручной вязки на «Армани» и «Диор», а потом молниеносно развалились после разных тяжб из-за сумм с восемью нулями. Но к этому времени все, от «Проктер & Гэмбл» до «Томс о Мэн», уже выпустили свой бренд скребка, некоторые – с барочными и потенциально опасными электрическими аксессуарами.

Вторым итогом стало то, что телесети Большой четверки наконец сыграли в ящик, в финансовом смысле. На гребне недовольства аудитории, невиданного со времен реклам арахисового масла «Джиф», где незнакомцы лезли своим блестящим носом в твою открытую банку, кабельная камарилья во главе с Малоуном, Тернером и таинственным альбертанцем переманила в ИСКРу даже тех спонсоров, реклама которых занимала седьмые-восьмые споты вокруг тошниловки «НоуКоут». Истинные ангелы смерти эфирного телевещания США, Малоун и Тернер немедленно превратили свежую инъекцию спонсорского капитала в неотзываемые ставки на права трансляции «Финала четырех» НАСС, Мировой серии MLB [130], Уимблдона и Турнира профессионального боулинга, после чего уже Большую четверку бросили на погибель с одной стороны «Шик» и «Жиллетт», а с другой – «Миллер» и «Бад». В тот же понедельник, когда ИСКРа сделала заявление об удачных переговорах, «Фокс» подала на защиту по части 11 [131], а индекс Доу у GE [132], «Парамаунта» и «Диснея» и т. д. тут же достался на растерзание гризли [133]. В течение пары дней трое из Большой четверки телесетей прекратили вещание, а ABC пришлось перейти на марафоны древних «Счастливых деньков» такой продолжительности, что угрозами о взрыве бомбы обложили и руководство сети, и беднягу Генри Уинклера, ныне безволосого и с сахарной зависимостью, обретающегося в Ла Хонде, Калифорния, и всерьез склоняющегося к мысли попробовать эту жуткую на вид, но обнадеживающую процедуру «ЛипоВака»…

И но третий ироничный итог – почти все крупные пафосные рекламные агентства со значительной долей дохода от телесетей, в том числе икароподобных «Вайни и Вилс», тоже засосало в воронку затонувшей Большой четверки, а за собой они утащили и несчетные студии, художников, бухгалтеров, мастеров компьютерных спецэффектов, красноязыкие лица продуктов, очкастых демографов и проч. Миллионы граждан, по тем или иным причинам лишенные кабельного местного телевидения областей, загнали видаки до дыр, до смерти устали от «Счастливых деньков», а после столкнулись с жуткой реальностью долгих часов без выбора и развлечений; и рост убийств на бытовой почве, как и попросту суицидов, взлетел до значений, которые придают особый мрачный оттенок предпоследнему году тысячелетия.

Но итог этих итогов – в духе остроумной иронии янки, свойственной всем истинным возрождениям, – наступает, когда Большая четверка с новыми силами, немая и незримая, но с какими-то спасенными от кредиторов капиталами, которые ныне подпитывают только самые хищные и гениальные умы руководителей, переживших многочисленные сокращения и без того сокращенного персонала, восстает из кучи пепла и рвется в последний отчаянный бой, иронически подключив старый добрый вайни-вилсовский посыл «за-выбор / против-пассивности», чтобы растоптать ИСКРу, всего пару месяцев назад растоптавшую Большую четверку, и отправить Малоуна из TCI на грешную землю на округлом золотом парашюте, а Тернера из TBS – в добровольное морское изгнание:

Потому что приветствуйте единственную и неповторимую Норин Лейс-Форше, могулессу видеопрокатов с дипломом Университета Южной Калифорнии, которая в 90-е до э. с. превратила сеть «Видео для досуга „Феникс"» из солнечного пояса [134] США в национального дистрибьютора, уступающего по чистой прибыли только «Блокбастер Интертейнмент». Женщину, которую Гейтс из «Майкрософта» назвал «Королевой революционных программ», а Хайзенга из «Блокбастера» – «единственной женщиной, которую я боюсь».

Убедив хищные сокращенные останки Большой четверки консолидировать совмещенные производство, дистрибуцию и капитал под вывеской единой компании, которую она зарегистрировала и отложила простаивать вхолостую еще с тех пор, когда впервые предвидела эфирный апокалипсис как побочный психофинансовый эффект роликов «Нунхагена», – концерна с ничего не говорящим названием «ИнтерЛейс ТелИнтертейнмент», – Лейс-Форше затем уговорила рекламного маэстро П. Тома Вилса – на тот момент Вилс в особняке на Бикон-Хилл активно топил горе из-за партнера, который, мучаясь угрызениями совести, полувинтом прыгнул с моста Тобин, – взять себя в руки и срежиссировать глубокое национальное разочарование в «пассивности», заложенной даже в просмотре кабельного телевидения на основе DSS:

«Какая разница, 4 у вас „выбора" или 104, или 504? – спрашивала кампания Вилса. – Ведь ну вот сидишь ты – если, конечно, у тебя есть подключение к кабелю или тарелка и готовность ежемесячно оплачивать тариф, не зависящий от того, что ты „выбираешь" каждый месяц, – вот ты сидишь, хаваешь только то, чем пичкают по капризу далекой ИСКРы твой развлекательный кругозор. Вот ты заглушаешь тревоги о зависимости и пассивности, щелкая пультом со скоростью пулемета, – что, кстати, как говорят врачи, может привести к развитию в отдаленном будущем стремных видов эпилепсии. И обещание кабельной камарильей „настоящести", – заявляла кампания, – все равно лишь выбор между 504 визуальными ложками, для которых ты сидишь, раскрыв рот 164. В общем, не стоит сидеть на попе ровно и выбирать между 504 меньшими злами, – продолжала их кампания, – vox и digitus populi сможет сделать свое домашнее развлечение буквально и поистине большим и взрослым. Что, если, – согласно „ИнтерЛейсу", – что если зритель сам может более-менее на 100 % выбирать, что показывают в любой отдельно взятый момент? Выбирать и брать напрокат – через ПК, модем и оптоволокно – десятки тысяч фильмов повторного проката, документалок, некоторых спортивных трансляций, старых любимых сериалов – которые не „Счастливые деньки", – целиком новых передач, всяких там культурных штук и т. д., заранее подобранных в проверенных временем гигантских архивах и затем подготовленных производственными мощностями ныне отощавшей Большой четверки и распространенных „ИнтерЛейс ТелЭнт" в удобных оптоволоконных сигналах, которые один в один умещаются на новые, ложащиеся в ладонь 4.8-мб ПК-дискеты, которые „ИнтерЛейс" продавал как „картриджи"? Доступные к просмотру прямо на твоем верном мониторе ПК с высоким разрешением? Или – если ты предпочел и сознательно выбрал – подключаемые к старому доброму домиллениумному широкоэкранному ТВ всего одним-двумя коаксиальными кабелями? Самостоятельное программирование сетки вещания, оплачиваемое любой картой или с помощью специального счета „ИнтерЛейса" с низкой комиссией, доступного 76 % американских домохозяйств, где есть ПК, телефонная линия и чистая кредитная история? Что, если, – размышляла вслух представительница Вилса, – что, если зритель будет сам себе программным директором; что, если он/а сможет самостоятельно определить развлекательное счастье, к которому он/а имеет полное право стремиться?»

Остальное, для Хэла, уже недавняя история.

К тому времени, как появились картриджи или сигналы на картриджи не только голливудских релизов повторного проката, но и множества премьер, новых ситкомов, криминальных драм и почти прямых спортивных трансляций, а еще ежевечерние новостные картриджи со знаменитыми ведущими, погодные, об искусстве, здоровье и финансах, ряды собственных производителей видеопитания для ложечек ИСКРы съежились обратно до региональных систем крупных метрополий в духе «старое-кино-и-вечерний-бейсбол», как в каких-нибудь 80-х до э. с. Интерес к пассивному просмотру иссяк. Американский массовый интертейнмент стал по существу инициативным, подчиненным клиенту. А поскольку теперь из телевизуального уравнения вывели рекламу – ведь каждый вменяемый ЦПУ Power PC благодаря функции «рецензирования» умел вырезать с развлекательной дискеты любые пронзительные или неотрадные вставки, – производство картриджей (то есть теперь и спутниковое «спонтанное распространение» зрительских меню, и заводские программы для настройки сетки вещания на 9.6-мб дискетах – доступных по цене и проигрываемых на любой системе с дисковым приводом), да, производство картриджей – хотя в него и запустил щупальца «ИнтерЛейс», который запатентовал процесс цифровой передачи двигающихся изображений и держал больше акций, чем любой из пяти «деток Беллс» [135], участвовавших в оптоволоконной сети передач ИнтерНет, купленной за 0.17 центов с доллара у GTE [136], когда «Спринт» [137] всплыла кверху брюхом, надорвавшись во время запуска примитивно голой ранней формы видеофонии без масок и Заставок, – стало почти по-гоббсовски свободным рынком. Больше никаких сомнений телесети, производить или не производить слишком развлекательную передачу, из страха, что в сравнении с ней побледнеет сопровождающая реклама. Чем больше радовал картридж, тем больше на него поступало заказов; а чем больше поступало заказов на данный картридж, тем больше «ИнтерЛейс» обращалась к той творческой единице, у которой его изначально приобрела. Все просто. Личное удовольствие и валовая прибыль наконец-то оказались на одном графике спроса, по крайней мере в рамках домашних развлечений.