Бесконечная шутка
Часть 99 из 123 Информация о книге
Поиск по базе данных БОБ-Архфакс по связанным ключевым словам «AFR», «коляска», «fauteuil rollent», «Квебек», «Quebec», «сепаратизм», «террорист», «экспериализм», «история» и «культ», который, можно было бы подумать, неплохо сузит круг, выдал больше 400 текстов, статей, эссе и монографий, отовсюду от «Континента» до Us, от «Международных отношений» до каких-то «Диких идей» – унылого маргинального архаичного сверстанного на коленке издания из какого-то общественного колледжа Бэйсайд 1 по I-93 в Медфорде, где ни одного берега и близко нет, редактором которого служит вроде тот же самый мужик, чье сочинение про убийц на колясках из «Диких идей» Сбит, вынужденный перечитать первое предложение несколько раз, чтобы уловить хоть какой-то смысл в наборе слов, оценивает как довольно безопасное для передирания, ведь не может быть, чтобы Путринкур хватило знаний и терпения пробиться через такой невыносимый академический американский: «…что означенные дети-переростки, по разным слухам, действительно существуют, аномальны и облы, растут физически, но не умственно, живут на изобилии подножного корма, что циклически даруют периоды буйной растительности региона, действительно оставляют титанического масштаба помет и, предположительно, громовержно ползают по округе, иногда заходя к югу от стенных линий сдерживания в населенную местность Новой Новой Англии». Как обычно, в ситуации плагиата самое трудное для Сбита – стерилизовать прозу в теме этого мужика из «Диких идей» или хотя бы спустить на землю из практически озонового слоя глаголы и определения: птичий язык статьи здесь кажется Сбиту такой забрызганной пеной у рта мегалограндиозностью, которая у него ассоциируется с кваалюдами и красным вином, а потом Прелюдином вдогонку, чтобы выбраться из грандиозного штопора кваалюдов и красного вина. Плюс даже не будем о косметическом ремонте логических связок, которые тут будто от балды; у Путринкур какая-то фетишистская тема насчет переходов. «Массивные, дикие дети, образовавшиеся благодаря токсичности и выживающие благодаря кольцеванию, однако же, с общепринятой точки зрения, царящей на Год Бесшумной Посудомойки „Мэйтэг", по сущности своей пассивные символы экспериалистского гештальта. Каковыми являются и пресловутые Assassins des Fauteuils Rollents». Сбит так и видит, как Путринкур пишет и подчеркивает три раза большое красное QUOI? под этой связкой, такой вымученной и от балды. Сбит представляет, как мужика из «Диких идей» несет так, что он чуть ли не забрызгивает пеной стол. «Ибо порукой претензии квебекской сепаратистской ячейки AFR на неустанный активный статус служит следующее. Безногие квебекские убийцы-колясочники, невзирая на безногость и прикованность к коляскам, тем не менее вопреки однако сумели реализовать в жизнь планы по установлению больших отражающих устройств поперек нечетных шоссе Соединенных Штатов в целях дезориентации и создания угрозы для направляющихся на север американцев, по разрушению трубопроводов между пунктами переработки в системе кольцевого синтеза восточной Реконфигурации, считались ответственными за попытки систематического ущерба сооружениям запуска и приема организации федерального контракта по перемещению отходов «Эмпайр Вейст Дисплейсмент» на обоих сторонах реконфигурированной интраконтинентальной границы и – возможно, наиболее одиозная их характеристика – заслужили прозвище своей ячейки в vox populi – «Убийцы-колясочники» – благодаря активной деятельности в области попыток покушения на выдающихся канадских официальных лиц, которые поддерживают или хотя бы терпят то, что они – т. е. AFR, в своих редких публичных коммюнике – именуют «судетляндизацией» Квебека и Канады в целом все той же – как ее характеризуют AFR – пляшущей под дудку американцев Организацией Североамериканских Наций, вынудившей принять экологически обезображенную и предположительно мутагенную территорию под их – народа Канады, а в первую и главную очереди – народа провинции Квебек – эгиду в первый спонсированный Год Воппера… – Сбит, слегка перекошенный в кресле из-за избыточно развитой правой стороны тела, также пытается переработать обороты словесного поноса этого самого Дж. Т. Дэя, магистра, в не такие длинные самодостаточные предложения, которые покажутся более искренними и подростковыми, как будто кто-то искренне пытается докопаться до правды, а не забрызгивает тебе лоб слюной, заходясь в грандиозных тирадах. – …Убийцы-колясочники во всех случаях этих хорошо известных публике убийств материализовались, по сообщениям, «словно из ниоткуда», – мастера скрытности, вселяющие ужас в выдающиеся канадские сердца, нанося удар без всяких предупреждений, исключая зловещий скрип неторопливых колес, нанося удар молниеносно и без предупреждений, убивая выдающихся канадцев и затем вновь растворяясь в темной ночи, – а в какой еще ночи можно раствориться, в светлой? Сбит резко выдыхает через нос, издавая низкий и трубный презрительный звук, – всегда нанося удар в ночи, – своеобразная визитная карточка, наносить удар лишь в ночи, оставляя за собой лишь извилистые сети тонких двойных колей в снегу, росе, листьях, или почве, в качестве визитных карточек, вследствие чего двойная извилистая линия в форме «S» поверх традиционного флер-де-лиса квебекского сепаратизма стала штандартом ячейки AFR, ее геральдикой или «символом», если угодно, в их редких и всегда враждебных коммюнике администрациям Канады и ОНАН. И потому оборот «услышать скрип» теперь взят на вооружение высокопоставленными официальными лицами в квебекских, канадских, и онанских вертикалях власти в качестве эвфемистичного оборота, обозначающего мгновенную, ужасную и нелицеприятную смерть. Как и для СМИ. См. пример: «На глазах у многих тысяч шокированных подписчиков новоизбранный лидер Bloc Quebecois Жиль Дюсеп и его помощник, сопровождаемые не менее чем дюжиной элитных конных кирасиров МВД, тем не менее услышали скрип прошлой ночью во время спонтанного распространения обращения из озерного курорта Пуант-Клер» [262]. Сбит, одной рукой хватаясь за голову, ищет в Лекс-базе ТП «эвфемистический». «…Однако аффиляции, иногда подразумеваемой, меж ядром народного культа Les Assassins, с одной стороны, и наиболее экстремистскими и жестокими квебекскими организациями Separatisteur – Fronte de la Liberation de la Quebec, Fils de Montcalm, ультраправым антиреконфигуративным вишну Bloc Quebecois, – как правило, противоречат одновременно как объявленные цели – конвенциональные сепаратистские когорты требуют лишь суверенной сецессии провинции Квебек и ликвидации англо-американских когнат из общественного дискурса, тогда как заявленная задача AFR – ни много ни мало не менее чем бескомпромиссное возвращение всех реконфигурированных территорий в юрисдикцию американской администрации, прекращение практики воздушного перемещения отходов через ЭВД, и перемещения воздушных масс через ATHSCME в пределах 175 километров от канадской земли, ликвидация всех кольцеваторов синтеза/отходов/синтеза к северу от 42° сев. параллели, и сецессия Канады от Организации Североамериканских Наций целиком, – а также тот факт, что фактически чересчур многие выдающиеся персоналии в недавней социоистории сепаратистского движения – см. Шнеде, Харест, Ремильярд, отец и сын Бушарды – в последние 24 месяца – особенно в жестокую и кровавую осень Года Шоколадного Батончика „Дав" – „услышали скрип"». Внутренние Лекс-файлы маленького ТП Сбита подтверждают хотя бы «вишну». Плюс в невнятице статьи чувствуется какая-то такая дичь, которую Сбит даже почти уважает, немножко: он все представляет маленький дефис морщинки между бровей Путринкур, когда она что-то не понимает и не может определить, это из-за твоего знания английского или из-за ее. «Прежде Акта о свободе мышления ГЧКП заслуживающая доверия социоисторическая информация о происхождении и эволюции Les Assassins des Fauteuils Rollents из малоизвестного молодежного нигилистического народного культа до одной из самых страшных ячеек в анналах канадского экстремизма, увы, отрывочна и зиждется на молве, целостность научной истинности коей далеко не более чем небезукоризненная». Сбит уже представляет, как тут Тьерри Путринкур, у которой эта ее раздраженно-непонимающая морщинка возникает порой даже при прочтении наипрозрачнейших рефератов, заносит высокую голову и бьется о стену. Одна его носовая пазуха кажется заметно крупнее другой, и с его шеей оттого, что сидит криво, тоже уже что-то не то, и ради быстренького дюбуа он готов даже убивать родных. «Квебекские Les Assassins des Fauteuils Rollents по сущности своей культисты, заявляющие свои политический raison d'etre и философский dasein в североамериканском социоисторическом интервале заметного преломления особого интереса, предшествовавшего – но ни в коем образе не, как безосновательно заявляют некоторые посредственности, состоявшего в непосредственной причинно-следственной связи – почти одновременным инаугурациям онанского правительства, континентальной Взаимозависимости и коммерческого спонсирования лунного онанского календаря. Между тем, как и большинство канадских культистских образований, однако, Убийцы-колясочники и их культистские деривации тем не менее проявили себя существенно более фанатичными, менее благорасположенными, менее благоразумными и существенно более недоброжелательными – резюмируя, более непредсказуемыми в действиях для предугадывания, контроля, переговоров и вмешательства ответственными лицами, чем самые пылкие американские конспираторы. Это научное исследование солидарно во многих важнейших отношениях с тезисом, что канадские и другие не-американские народные культы – развенчивая иллюзии Фелпса и Фелпса – являются изолированными образованиями антиисторического американского метастазирования, так необъяснимо для нас опирающимися всеми силами на принципы, „часто не только изоморфные", но и активно довлеющие над собственным „удовольствием, комфортом, cui bono или развлечением каждого отдельного культиста, т. о. полагаясь за окоемом не только сложных прогнозирующих моделей психосоциальной науки, но и рудиментарного здравого смысла"» [263]. Сбиту приходится применять немало усилий, чтобы вычленить суть и передать в куда менее заумном и более свойском студенческом стиле. Два раза в коридоре снаружи его комнаты, а также Шоу и Пембертона, проходят Рэйдер, Вагенкнехт и какие-то еще, судя по голосам, 16-летние юноши, хором распевая «Э-э, а-а, и-и, о-о, а-а, э-э, а-а, и-и…» и т. д. «Как общеизвестно, что народный культ Les Assassins в типичной манере всех тех, чьи цели расходятся с рациональным преследованием собственных интересов, принимает в качестве обрядов и индивидуальности ритуалы, тесно связанные с „Les jeux pour-memes" [264],– формальными соревновательными играми, в которых главным не столько является какой-то «приз», но некая базовая самоидентификация: т. е., иначе говоря, „игра" как метафизическая среда, психоисторический локус и гештальт». Сам батя Сбита в детстве Джима на ранчо «Мираж» был заядлым алкоголиком, предпочитающим красное вино с тяжелыми транками вдогон, который любил поздно ночью звонить малознакомым людям и делать необдуманные заявления, которые потом приходилось забирать назад, пока однажды осенним вечером он не выбрел из дома и не исполнил сальто в семейный бассейн во дворе Сбитов, который, что прошло мимо его сознания, был осушен, что привело к пожизненному шейному корсету и окончанию карьеры гольфиста с гандикапом ниже 80, что привело к невероятному ожесточению и семейной травме еще до того, как маленького Дж. А. Л. С.-мл. отправили в Академию Роллинг-Хиллс. «Например, в научной среде солидарно, что прикованность к заглавным коляскам у Les Assassins прослеживается до печально известной „Le Jeu du Prochain Train" [265] сельских районов юго-западного доэкспериалистского Квебека и что сам народный культ AFR состоит в значительной части или даже во всей полноте из ветеранов любителей и практиков этой дикой и нигилистической jeu pour-meme на смелость. Известно, что „La Culte du Prochain Train", или, как его часто переводят, „культ следующего поезда", возник как минимум за десятилетия до Реконфигурации среди мужской части детей шахтеров, добывавших асбест, никель и цинк в изолированном регионе Папино, некогда считавшемся дальним юго-западом Квебека. Интерес к страшной игре и ее взошедший культ скоро распространились из эпицентра по сети неионизированных довзаимозависимых железных дорог, по которым минералы перемещались на юг, в Оттаву и порты Великих озер Соединенных Штатов». Над маленьким столом Сбита висит моделька самолета, сделанная из различных частей пивных банок. Инк заинтересовался террористической темой с зеркалами-поперек-шоссе ранней ОНАН, а предметом реферата Шахта стали жестокие франко-католические возмущения против муниципального фторирования под Малруни, – Сбит же выбрал эту тему темы связи AFR с культом прыжков перед поездами в стиле «русской рулетки» и теперь держался ее с тем же упорством, какое не давало ему вылететь из команды» А» 18-летних, несмотря на подачу, которую Делинт называл «реверансом дебютантки». Крылья самолета были из расплющенных банок, колеса – из смятых, фюзеляж и кокпит – из пол-литровых. «Как и многие игры, сама Le Jeu du Prochain Train была существенно проще, чем ее организация соревнований, – прохладная улыбка Сбита. – В нее играли после заката на заведомо оговоренных местах, а именно les passages a niveau de voie ferree [266], находившихся на каждом пересечении сельских квебекских дорог с железнодорожным полотном. В Год Воппера в одном только регионе Папино насчитывалось более двух тысяч (2000) подобных пересечений, хотя и не все могли похвастаться столь плотным трафиком, чтобы обеспечить трудность настоящего соревнования. Шестеро мальчиков, детей шахтеров, от десяти до приблизительно шестнадцати лет, квебекско-франкоговорящих мальчиков, выстраиваются на концах шестерых железнодорожных шпал вне самих путей. В первых раундах ночи участвовали ровно двести шестнадцать (216) мальчиков – никогда ни больше, ни либо же меньше: разделившись по шесть, каждая шестерка играла со своим поездом, замерев сперва на соседних концах шпал по одну сторону путей, в ожидании, несомненном напряжении, поджидая словно бы появления смертельной невесты. Ночное расписание плотного движения поездов по этим переездам известно епископату Le Jeu du Prochain Train – так называемым les directeurs de jeu 1: юношам старше подросткового возраста, ветеранам предыдущих les jeux, некоторые из которых безногие и в колясках или – в силу безотцовщины или отчаянной нищеты, будучи детьми асбестовых шахтеров, – на грубых досках с колесиками. Игрокам воспрещаются часы, они целиком полагаются на directeurs игры, решения которых окончательны и зачастую вменяются насильственными методами. Все молчат, выслушивая свисток локомотива, – звук одновременно печальный и беспощадный, – что неотвратимо приближается и начинает слегка подвергаться эффекту Допплера. И вот они напрягают бледно мускулистые ноги в вельветовых штанах, унаследованных от старших братьев, когда из-за поворота путей выныривает белое око следующего поезда и надвигается на ожидающих мальчиков игры». Сбит вязнет в моментах, где автор как будто забивает на ученый тон и даже, похоже, начинает то ли выдумывать, то ли галлюцинировать подробности, которые, как бы Джим Сбит не представлял, явно нельзя было увидеть самому, так что он почти не отрывает палец от «делита», плюс потирает глаз и ковыряет лоб – две его более-менее постоянные реакции на творческий стресс. «Сама Le Jeu du Prochain Train – конгениальная простота. Цель: стать последним из своей шестерки, кто перепрыгнет с одного конца шпал на другой – т. е. через пути – прежде, чем минует поезд. Настоящими противниками считается остальная пятерка из шестерки. Поезд никогда не считается противником. Ускоряющийся, свистящий поезд считается скорее ограничением le jeu, ареной и смыслом. Его размер, скорость по чрезвычайно крутому склону с севера на юг на некогда юго-западе Квебека и точные технические данные каждого поезда по расписанию – все это известно directeurs, они представляют собой константы в игре, переменными в которой являются решимость каждого из шестерых мальчиков вдоль дороги и их оценки решимости друг друга рискнуть поставить на заклад все ради победы». Сбит переводит такой очевидно неподростковый заумный материал в: «Переменная в игре – не сам поезд, а смелость и решимость игрока». «Последние мгновения, исчезающе маленькие, когда игрок может устремиться чрез полотно, деревянные шпалы, вонь креозота, гравий, и протертое железо, средь ушераздирающего вопля свистка над самой головой, ощутить мощный толчок устрашающего воздуха скотосбрасывателя транспортника или круглого носа экспресса, повалиться в гравий на той стороне путей, перекатиться и узреть перед глазами колеса и фланцы, колодки и дышла, яростный ход поршней, почувствовать, как по-над откосом оседает конденсат пара из свистка, – все эти секунды известны, знакомы собравшимся играть мальчишкам как их собственный пульс». Теперь Сбит трет глазницу всей ладонью, вызывая в глазу эктоплазмическое завихрение красного. Блин, у старых поездов до скоростных что, были эти, как их, фланцы, скотосбрасыватели и свистки с паром? По губительному недосмотру Сбит копирует «устремиться чрез полотно» – решительно несбитовское словосочетание – дословно. «.что истинной переменной, благодаря которой le Jeu du Prochain Train является не просто игрой, а соревнованием, являются отвага, дух и готовность пойти на пан или пропал пятерых ожидающих подле. Сколько они будут выжидать? Когда они изберут? Сколь много монет с головой королевы этой ночью стоят их жизни и конечности? Куда радикальней, чем излюбленная американской молодежью автомобильная игра на слабо, принципы которой часто ставят в сравнение (в расчет следует брать пять – не только лишь одну – разных решимостей, в дополнение к готовности собственной решимости, и никакое движение или действие в мире не сможет отвлечь от напряжения неподвижного ожидания, ожидания, пока один за другим остальные пятеро дрогнут и бросятся к спасению, прыгнут на опережение поезда.» – и тут предложение тупо кончается, даже без второй скобки, хотя сметливый Сбит, с чутьем на подобные вещи, точно знает, что аналогия с игрой на слабо – то что надо, в плане реферата. «Однако исторически лучшие в le Jeu, согласно слухам источников, целиком игнорируют пятерых своих соперников, концентрируясь всем вниманием для определения самого последнего мига, в который возможен прыжок, считая, т. н., последним, главным и единственно истинным соперником в игре только собственную решимость, смелость, и интуицию относительно последнего мига, в который возможен прыжок. Это неустрашимое меньшинство, цвет le Jeu – многие из которых станут directeur будущих jeux (если не, как часто бывает, вступят в Les Assassins или ее метастазовые ответвления) – эти неустрашимые и уверенные в себе виртуозы не видят порывов, тиков или темных пятен на вельветовых штанах своих соперников – обычных знаков сдающей воли, которые высматривают менее опытные игроки, – ибо цвет игроков зачастую вовсе закрывают глаза и ждут, доверившись вибрации железнодорожных шпал и камертону свистка, а также интуиции, и року, и тем нуминозным влияниям, что бытуют вне рока». Сбит иногда представляет, как одной рукой сгребает в горсть лацканы этого мужика из «Диких идей», а второй последовательно хлещет его по щекам – форхенд, бэкхенд, форхенд. «Принцип игры культа прост. Последний из шестерых, кто прыгнет перед поездом и приземлится невредимым, – победитель. От пятого до второго прыгнувшего считаются проигравшими, но достойно. Первый в раунде, кто дрогнул и прыгнул, уходит домой, один под луной, посрамленный и опальный. Но даже первый дрогнувший и прыгнувший – прыгнул. Не прыгнуть считается не просто запрещенным – но невозможным. «Perdre son coeur» 1 и не прыгнуть – вне грани le Jeu. Такой возможности попросту не существует. Это немыслимо. Лишь однажды в пространной устной традиции le Jeu du Prochain Train сын шахтера не прыгнул, «потерял сердце» и застыл на месте, остался на своей стороне, когда минул поезд раунда. Позже этот игрок утонул. «Perdre son coeur», если об этом вообще упоминают, также известно как «Faire un Bernard Wayne» 1, в сомнительную честь того одинокого непрыгнувшего сына асбестового шахтера, о коем мало что известно, кроме последующего утопления в водохранилище Баскатонг, и кое имя теперь общепринятое имя нарицательное для высмеивания и презрения среди пользователей узуса региона Папино». Сбит, забыв о губительных последствиях, беспечно копирует и это все, и над его головой даже близко не замигала хотя бы капсульного размера лампочка. «Цель игры – прыгнуть последним и приземлиться с полным набором конечностей на противоположной насыпи. Экспрессы на 30 км/ч быстрее обычных транспортников, но скотосбрасыватель транспортника может искалечить. Будучи сбит поездом, мальчик летит ядром из пушки, теряя башмаки, описывает высокую, паническую дугу и домой уже отправляется в мешке. Будучи попавшим под колесо и протащенным вперед, игрок зачастую оставляет за собой покрасневший рельс длиной в сто или больше метров и домой отправляется в нескольких церемониальных шахтерских лопатах для асбеста или никеля, предоставленных старшими и зачастую лишенными конечностей directeurs. «Предположительно, чаще случается, что мальчик, преодолевший половину путей перед тем, как его сбивает поезд, теряет одну или больше ног – либо на месте, если повезет, либо позже, под хирургическим газом и ортопедическими пилами по, как правило, диким массам неузнаваемо вывороченного мяса». Парадокс для Сбита как плагиатора, который ищет источник с достаточным количеством деталей, чтобы просто пересказать своими словами, в том, что здесь деталей почти слишком много, и многие слишком живописные; как-то даже не очень научно; скорее кажется, будто этого мужика из «Диких идей», Бэйсайдский ОК, несло все больше, пока он вообще не почувствовал себя вправе лепить и выдумывать на ходу, как, например, этот кусок с «вывороченным мясом» и т. д. Что Хэлу Инканденце любопытно в Сбите, а также иногда Пемулисе, Эване Ингерсолле и Ко, так это что прирожденные плагиаторы вкладывают столько усилий в маскировку плагиата, что проще было бы просто взять и написать работу с концептуального нуля. Обычно кажется, что плагиаторы не столько ленивы, сколько не уверены в себе в навигационном смысле. Им трудно прокладывать пути без подтверждения в виде детальной навигационной карты, что до них здесь уже ступала нога человека. Насчет же невероятных кропотливых ухищрений и стараний скрыть и замаскировать плагиат – из нечестности, или какого-то клептоманского адреналина, или из-за чего – у Хэла пока теорий нет. «Все пугающе просто и прямолинейно. Иногда последний прыгнувший из шестерки бывает сбит; тогда предпоследний становится последним и триум- фатором, и переходит – каждый победитель буквально „выживает" – в следующий раунд игры, некий шестерной полуфинал, шесть раундов по шесть канадских мальчиков в каждом: т. н. Les Trente-Six [267] этой ночи. Мальчикам из начальных раундов – тем, кто не стал ни последним, но и не позорно прыгнул первым – разрешено остаться у le passage a niveau de voie ferree молчаливым зрителем полуфинала. Вся le Jeu du Prochain Train обыкновенно проходит в молчании». В губительной и, вероятно, подсознательно саморазрушительной серии недоглядов Сбит реабилитирует стиль, но оставляет множество галлюцинаторно специфических деталей, не подкрепляя сносками, хотя очевидно, что ему никак не притвориться, что он сам все это видел. «Тем выжившие проигравшие из числа Les Trente-Six пополняют ряды молчаливой аудитории, в то время как шесть неустрашимых победителей – финалистов, „attendants longtemps ses tours" [268] этой ночи, – кто-то в крови или посеревший от шока, пережившие уже два максимально задержанных прыжка и спасения на волосок от гибели, с пустыми или закрытыми глазами, смакуя во ртах горечь, выжидают ночной экспресс 23:59 – ультраионизированный „Le Train de la Foudre" [269] из Мон-Тремблана в Оттаву. В последний миг они метнутся чрез полотно перед его скоростным носом, каждый надеясь прыгнуть последним и выжить. Нередко бывает сбит не один финалист le Jeu». Сбит теряется, нереалистично или неосознанно реалистично продолжать использовать собственную фамилию как глагол – станет ли человек, которому нечего маскировать, пользоваться своей фамилией как глаголом? «.вне социоисторических сомнений, что многие из выживших и организационного директората La Culte du Prochain Train основали и составили Les Assassins des Fauteuils Rollents, хотя точная идеологическая связь между одновременно рыцарскими и нигилистическими варварскими турнирами Культа поезда до э. с. и безногой ячейкой антионанских экстремистов настоящего остается предметом того же преломления копий, что сопровождает эволюцию северно-квебекского La Culte de Baiser Sans Fin хотя не в особенно страшную, но умело работающую на публику ячейку Fils de Montcalm, которым инкриминируется вина в сбросе с вертолетов с высоты 12 метров пирога, наполненного отходами жизнедеятельности, на трибуну президента США Джентла во время второй инаугурации. Как и в случае La Culte du Prochain Train, Культ бесконечного поцелуя регионов добычи железной руды вокруг залива Святого Лаврентия вырос из периодического соревнования турнирного типа, в котором участвовали 64 половозрелых канадца, половиной которых выступала прекрасная половина человечества [270]. Т. о., в первом раунде предстояло стакнуться 32 парам, каждая из которых состояла из квебекских юноши и девушки». Сбит пытается набрать Хэлу, но натыкается только на его нудное сообщение на автоответчике; можно вообще говорить «стакнуться» в значении «столкнуться», это разве не противоположные вещи? Сбит представляет, как ученого из «Диких идей» к этому моменту уже унесло в далекие края: сидит, в глазах двоится, голова качается, прикрывает ладонью один глаз, чтобы хотя бы видеть один экран, печатает носом. Но с саморазрушительной доверчивостью, свойственной многим плагиаторам, какими бы одаренными они ни были, Сбит берет и безапелляционно вставляет «стакнуться», все это время представляя в красках бэкхенды и форхенды пощечин. «Одна половина каждой пары, избранная голосом большинства, наполняла легкие воздухом до предела, в то время как вторая при этом максимально выдыхала, чтобы опустошить свои. Их губы смыкались и быстро запечатывались окклюзионной повязкой культистом-организатором, который затем мастерски применял большой и указательный пальцы, дабы герметизировать ноздри противников. Т. у., начало битве Бесконечного поцелуя положено. Все содержимое легких избранно вдохнувшего игрока орально выдыхалось в опустошенные легкие его или ее оппонента, который/ая, в свою очередь, выдыхал/а вдох первоначальному обладателю, и ч. т. д., туда-сюда, следует обмен туда-сюда одной порцией воздуха, со все более спартанской пропорцией кислорода и углекислого газа, пока организатор, удерживающий их ноздри в закрытом положении, не объявляет того или иного противника, либо павшего вниз на землю, или потерявшего сознание на ногах, „evanoui", или, „лишившимся чувств". Теоретика соревнования кладет начало тактикам терпения, направленным на истощение, на измор, свойственным традиционным Quebecois Separatisteurs, таким как Les Fils de Montcalm и Fronte de la Liberation du Quebec, противоположным кровожадности и рискованности покалеченных выходцев народного культа „Le Prochain Train". Фигуральной целью соревнования „Baisser" считается – согласно Фелпсу и Фелпсу – использовать данный ресурс с максимально исчерпывающими степенями эффективности и стойкости, прежде чем извергнуть его туда, откуда он появился, – стоическая позиция по отношению к утилизации отходов, которую Фелпсы несколько бесцеремонно применяют, чтобы проиллюминировать относительное безразличие монкалмистов к континентальной Реконфигурации, которая, в свою очередь, для Les Assassins des Fauteuils Rollents составляет весь „raison de la guerre outrance" [271]». 304. (так она тогда думала) 305. Некоторые из лучших ее и Джима споров касались коннотаций фразы «Критиковать любой может», которую Джим обожал повторять на все лады ироничной многосмысленности. 306. Джоэль ван Дайн и Орин Иканденца оба помнят, что первыми заговорили именно они. Непонятно, кто из них путает, и путает ли, хотя интересно отметить, что это единственный из двух случаев, когда Орин считал себя заговорившим первым, – второй был со «швейцарской моделью рук», на обнаженном боку которой он неистово чертит знаки бесконечности все время отсутствия Субъекта из «Момента». 307. = точка зрения. 308. В торговом центре «Честнат Хиллс» на Бойлстон / Шоссе 9, мимо которого команда А ЭТА ковыляет несколько раз в неделю, на пробежках, – сетевой ресторан, но первоклассный и славный, а в бруклайнском «Лигале» особенно славный выбор морепродуктов, и метрдотель, оказывается, знал доктора Инканденцу, и назвал его по имени, и принес ему первое и второе, даже не спрашивая. 309. Жаргон: «Исследования Кино/Картриджей». 310. Трехсторонний североамериканский иммиграционный бюрократический аппарат. 311. Жаргон бостонских АА. НЗ – это «Никто не застрахован», ломик против отрицания у людей, которые любят сравнивать свои и чужие жуткие последствия злоупотребления, суть которого в том, чтобы показать, что бомж с носками вместо перчаток, заливающий зенки Листерином в 07:00, всего лишь в паре шагов дальше по той же самой скользкой дорожке, на которую уже вступил ты, когда Пришел. Или что-то в этом роде. 312. Бюрократический аппарат по распределению квебекских пенсий, из-за которого отец Марата, ныне усопший, не получил ничего, кроме б/у кардиостимулятора «Кенбек». 313. См. примечание 304. 314. Маратовское malentendu слова «проживание». 315. Как например случаи, когда Ч. Т. и Маман приезжали в Логан забрать после кинокомандировок Марио и Самого – Марио с оборудованием, Самого – мокрого и одутловатого после давления в кабине и отсутствия места для ног, с вечно звенящими пластиковыми бутылочками с неоткрываемыми крышечками в карманах пиджака, – и в машине по дороге в Энфилд дядя Марио заводил безумный офелианский монолог-болтологию, от которого несчастные зубы Самого скрежетали так, что когда они сворачивали на обочину и Марио обходил машину и открывал дверцу, чтобы Самого стошнило на улицу, в рвоте была крошка, зримая белая зубная крошка, от скрежета. 316. © 1981 до э. с., издательство ООО Routledge & Kegan Paul, Лондон, Великобритания, чрезвычайно дорогой хардкавер; на диске не выпускалась. 317. Не забывайте, Мэна больше нет. 318. Семейная идиома Инканденц, обозначающая «объедки». 319. Главная библиотека, МТИ, Восточный Кембридж. 321. Подтверждающий пример, 1930, четв. 12 ноября ГВБВД, ком. 204, общежитие Б: – Нет, смотри, тут все равно тангенс. Производная – угловой коэффициент касательной в данной точке функции. Неважно, что это за данная точка, – дадут ее тебе на экзе. – Это все будет на госах? Что-то сложнее тригонометрии? – Блин, а это что, не тригонометрия? Тебе дадут текстовую задачу, в которой будут изменяющиеся параметры – что-нибудь растет, напряжение там, инфляция валюты ОНАН по отношению к валюте США. Дифференцирование просто сэкономит тебе кучу времени, а в тригонометрии будешь считать изменения с этими треугольниками в треугольниках. Тригонометрия для темпов роста – мозговыносящая хреновина с морковиной. А нахождение производных – та же тригонометрия, только с воображением. Воображаешь, как точки непреклонно движутся друг навстречу другу, пока с практической точки зрения не становятся одной точкой. И угловой коэффициент данной линии становится угловым коэффициентом касательной. – Одна точка, которая две точки? – Да разуй свое гребаное воображение, Инк, и плюс вспомни парочку пределов, без них никуда. Впрочем, на госах с пределами до тебя докапываться не будут, поверь мне. Все это по сравнению с эсхатоновскими расчетами – аппетитное блюдо из пареных корнеплодов. Сдвигаешь две точки, для которых рассчитываешь тангенс угла наклона касательной, бесконечно близко – а дальше подрубаешь готовую формулу. – Можно я расскажу тебе свой сон, а потом по инерции с него продолжим вгрызаться в это? – Просто шпаргалку себе на руке запиши. Функция х, степень n, значит, производная – nxn-1 для любых задач по темпу прироста, которые тебе зададут. Это предполагает, конечно, и рассчитываемый предел, но никто не будет докапываться до тебя со сраными пределами на сраных госах. – Это был сон про ДМЗ. – Ты хоть понял, как все это применяется для задачек на темпы прироста? – Там был твой экспериментальный армеец с огромной дозой. – Давай-ка я дверь прикрою. – Ливенвортский заключенный. Который, как ты сказал, покинул планету. Который распевал Этель Мерман. Это было ужасно, Майки. Во сне я сам был тем армейцем. – То есть теперь ты предполагаешь, что реальный икспириенс с сам-знаешьчем будет напоминать икспириенс из кошмара. – Ха. Почему кошмар? Откуда ты взял, что это был кошмар? Я разве сказал «кошмар»? – Ты сказал «ужасно». Вот я и предположил, что это была не прогулка по вересковому полю. – Во сне ужас заключался в том, что на самом деле я не пел «There's No Business Like Show Business». На самом деле я звал на помощь. Я кричал: «Помогите! Я зову на помощь, а все ведут себя так, будто я исполняю каверы Этель Мерман! А это же я! Это я, зову на помощь!» – Это же сон уровня Раск, Инк. Стандартный сон про «меня никто не понимает». ДМЗ и Мерман можно пренебречь. – Но еще присутствовало особенное одиночество. Ни на что не похожее. Кричишь, что зовешь на помощь, а вместо этого поешь шлягер, пока вокруг собираются санитары и врачи, щелкают пальцами и притаптывают ногой. – Я упоминал, что ДМЗ не выявляется при GC/MS? Сбит откопал это в какой-то пыльной сноске по пищеварительной микрофлоре. Он же на основе плесени фитвиави. Если она и выявляется, то в виде легкого случая молочницы. – Я думал, молочница только у девушек. – Инк, ну что ты как ребенок. Факт номер два – Сбит уже почти докопался, что изначально эту штуку придумали, чтобы вызывать, как там говорится, трансцендентный опыт у – зацени – хронических алкоголиков в, типа, 1960-х, в Верденском протестантском госпитале Монреаля. – Почему этой осенью, куда я ни шагну, все вдруг упоминают Квебек в радикально разных контекстах? Орин звонит с какой-то затянувшейся одержимостью по поводу антионанских квебекцев. – …и Тэвис сейчас объявил, что Квебек – жертвенный агнец на фандрейзере этого года. Твоя мамка из Квебека. – И именно в этом семестре я выбрал курс Путринкур по инсургентам, который от звонка до звонка – сплошной квебекафон.