Безлюдные земли

Сандра кивнула.

— Думаю, что именно туда они сбегали время от времени. Когда вокруг становилось слишком много дерьма. Как раньше делали мы.

— Ты давно там не была?

— Я недавно вернулась из Австралии, меня не было почти год. А до этого где-то года за два, наверное. Теперь я сбегаю подальше.

— Сандра, ты можешь показать нам пещеру? — спросил Бергер.

Она молча кивнула, они тронулись. Их путь пролегал по все более узким дорогам, уходящим в глубь вермландских лесов. Дождь все сильнее барабанил по крыше автомобиля. Они въехали в холмистую часть леса, заболоченные участки дороги шли то вверх, то вниз. Несколько раз машина чуть не застряла.

Наконец, Сандра показала вперед, на указатель, похожий на знак разъезда со встречным автомобилем на узкой дороге.

— Туда ведет тропинка.

Блум остановила машину вплотную к знаку, где глинистая дорога немного расширялась. Передние колеса успели заехать на несколько сантиметров в грязное месиво, прежде чем удалось затормозить.

— До пещеры метров пятьсот или около того, — сообщила Сандра. — Тропинка не очень заметная.

— Очень сильный дождь, — сказала Блум. — Оставайся в машине.

— Ну вот еще, — ответила Сандра и открыла заднюю дверь.

Она провела их по тропинке, которую они едва ли различили бы без нее. Мокрые хвойные ветки то хлестали их, то обливали водой. Уже метров через десять одежда промокла насквозь. Утешала только мысль, что промокнуть еще больше не удастся.

Через какое-то время местность стала холмистой. Дорожка вела вдоль довольно крутого склона горы, где даже мхи и лишайники, похоже, с трудом могли укрепиться. Склон изгибался в сторону, Сандра, Блум и Бергер держались от него на разумном расстоянии. Наконец, девочка остановилась и показала на заросли. По щекам у нее текло невообразимое количество туши для ресниц.

— Кусты стали выше.

Бергер и Блум посмотрели в направлении, куда был направлен ее указательный палец. В одном месте у подножия склона равномерно растущий кустарник вдруг становился неоднородным. Это были заросли, на которые никто из них не обратил бы внимания, если бы их целью не было найти любые отклонения. Может быть, они добрались бы сюда и без Сандры, но все-таки вряд ли. Если за зарослями скрыт вход в пещеру, значит, природа как следует постаралась скрыть его.

Сандра пошла к скале. Блум положила руку ей на плечо и остановила ее. Сандра возмущенно обернулась.

— Останься здесь, — сказала Блум.

— Можешь присесть на корточки под сосной, — сказал Бергер и махнул рукой в сторону дерева, надеясь, что это сосна.

Крайне неохотно Сандра отошла к сосне, а Блум и Бергер двинулись дальше. Когда Бергер бросил взгляд назад, девочка выглядела как призрак из древнескандинавской мифологии. На ее белом лице в черную полоску выделялись огромные округлившиеся глаза.

Кустарник непонятного вида оказался колючим и настолько высоким, что было сложно представить себе, как девочки лет десяти, сбежавшие от враждебного окружающего мира, могли одолеть этот путь. Должно быть, кусты разрослись в последние годы.

Важно было одно — смог ли кто-нибудь пробраться сквозь него не пять лет назад, а чуть больше полугода. В середине февраля.

Когда Юнна Эрикссон и Симон Лундберг бесследно исчезли с лица земли.

Блум не могла допустить, чтобы Бергер прокладывал дорогу. Вместо этого она предпочла проложить через густой кустарник собственную. Когда первая молния расчертила металлического цвета небо, Бергер подумал крикнуть Сандре, чтобы она отошла от ствола дерева, но с ударом грома, тяжелым и глухим, его осенило, что девочка, вероятно, куда лучше знает природу, чем он. К тому же кричать было неподходящей идеей. Только разглядев вход в пещеру, он понял почему. Она казалась необычно обитаемой.

Строго говоря, не исключена была возможность, что Вильям Ларссон притаился там внутри с Эллен Савингер, прикованной к огромному часовому механизму.

Бергер достал пистолет и увидел, что Блум в другой части зарослей уже достала свой. Когда следующая молния расписала ветвистым зеленым узором небосвод, Молли уже не было видно среди этой необычно враждебной зелени. Когда ударил гром — на этот раз выше и заметно скорее после вспышки, — Бергер понял, что она успеет первой. Как будто это играло хоть какую-то роль.

Она ждала его около входа в пещеру. Проем был не выше человеческого роста, и истрепанная дождем паутина свисала, как омерзительный естественный занавес, перед темным отверстием. Из тьмы донеслись слабые звуки, напоминающие писк. Из-за неясных теней почти не видные стены пещеры казались подвижными. Бергер поднял фонарик, чтобы посветить внутрь. Блум схватила его за запястье и направила свет вниз в ту секунду, когда он включился.

— Плохая идея, — шепнула она.

Она двинулась внутрь, старательно держа фонарик строго вниз. Бергер пошел следом, поступив так же. Пол пещеры был покрыт камешками, которые, похоже, годами отваливались от потолка прямо у них над головами, повинуясь беспощадной гравитации. Но было и еще что-то. Выглядевшее как экскременты. Небольшие, может быть, крысиные.

Тесный проход в пещеру продолжался метров десять. Бергер очень старался не светить на стены. Вдруг проход резко расширился. Они внезапно оказались в чем-то вроде грота. Очень слабый свет просачивался сквозь незаметную щель в потолке в пяти метрах над ними. И тогда игра теней получила объяснение.

Стены пещеры были покрыты летучими мышами. Они свисали отовсюду вниз головой и подрагивали, как будто дыша в своеобразном общем судорожном ритме. Стало понятно, откуда доносился писк. И откуда на полу экскременты.

Но больше всего мышей собралось вокруг предмета, который занимал около метра в длину от дальней стены. И там они не просто висели. Они двигались, копошились, переползали друг через друга в странной суете. Как будто ожил рельеф на древнеримском бассейне.

Бергер услышал собственный стон. Потом взглянул на Блум. Она не отрывала взгляд от предмета. Оба фонарика были направлены в пол, и только слабый свет из щели вверху освещал кишение мышей.

— Считаю до трех, — прошептала Блум. — Потом светим прямо на эту кучу и сразу падаем ничком на землю. О’кей?

Внутри Бергер сразу инстинктивно все понял. Внешний же вид его воплощал собой вопрос. Но он все равно ответил:

— О’кей.

Блум вгляделась в него в слабом свете с потолка. Как будто она снова оценивала его умственные способности. Потом скомандовала:

— Раз. Два. Три!


Лучи света скользнули вверх и выхватили из темноты копошащуюся кучу летучих мышей. Потом все произошло, как при ускоренном просмотре фильма. Падая на пол, Бергер успел увидеть, что мыши взлетают единым окрыленным организмом, и это выглядело, как развевающийся плащ дьявола. Писк становился все громче и громче, пока Бергер падал, и над их головами пронеслось гигантское облако. Оно успело метнуться из пещеры еще до того, как Бергер коснулся земли. Наверное, снаружи это выглядело как чудовищный плюмаж, исчезающий за пеленой дождя. Боль медленно охватила Бергера от колен до мозга, когда предмет, покинутый мышами, стал виден в свете двух фонариков. Две крылатые доисторические зверюшки задержались, одна свисала с ребра, другая с заспанным видом выглядывала между почти полностью обглоданными челюстями.

Челюсти пошевелились; это выглядело так, словно скелет жевал летучую мышь.

— Ох, черт… — выдохнул Бергер, поднимаясь.

Скелет сидел на корточках спиной к стене пещеры. На нескольких белых ребрах еще виднелись остатки гнилой, высушенной плоти. Летучая мышь вылетела изо рта черепа, как материализовавшийся крик, и унеслась следом за своими собратьями.

Бергер в темноте потянулся к руке Блум. Она, в свою очередь, схватила его руку. Держась за руки, они подошли к останкам. В дрожащем свете фонариков вся эта сцена казалась видением из других, древних времен. Как будто они наведались в эпоху пещерных людей.

Скелет действительно сидел на корточках, как будто присел отдохнуть, набегавшись за мамонтом.

В воображаемом круге вокруг скелета лежали остатки одежды, которая падала с трупа по мере того, как его объем уменьшался. Под слоем экскрементов виднелся бумажник.

Блум освободила руку из руки Бергера и надела резиновые перчатки. Взяла бумажник и дрожащими пальцами потянула из него удостоверение личности.

Симон Лундберг.

Они посмотрели на скелет. Это вполне могли быть останки пятнадцатилетнего мальчика.

Осветив остальные части пещеры, они убедились, что больше ничто не обращает на себя внимания.

— Юнны Эрикссон здесь нет, — констатировал Бергер.

— Да, — согласилась Блум и посветила на остатки одежды вокруг скелета. Подняла их одну за другой из экскрементов, пока под ними не обнаружилась блестящая вещица.

Предмет был не больше сантиметра в диаметре, имел крошечные зубья и совершенно круглую форму.

Это была очень маленькая шестеренка.





27




Четверг 29 октября, 13:12



Молли Блум дважды заснула за рулем, пока они возвращались домой. К счастью, это случалось в те моменты, когда Сэм Бергер полностью владел своими пятью чувствами. В остальном помощи от него было мало. Его общее состояние лучше всего описывалось словом «полумертв».

Они ввалились в лодочный домик ранним вечером, предварительно проверив на парковке у жилых домов записи своих камер наблюдения. Оба считали, что самое время забраться в спальные мешки. Никто из них не осилил бы посчитать, сколько часов они провели без сна.

Бергер достал из кармана очень маленький пластиковый пакетик и написал несколько слов на этикетке, которую он на него приклеил. Потом положил пакетик среди других таких же под часами в коробке для часов. Напоследок он взглянул на надпись: «Юнна Эрикссон, пещера».

— Всего пару часов, — сказала Блум со своей стороны верстаков и стянула спортивную куртку. Она расстегнула армейские брюки и осталась стоять.

Бергер, не размышляя, снял джемпер и начал стаскивать джинсы. Вдруг остановился, заметив ее острый, как нож, взгляд.

— Я знаю, — пробормотал он. — Рано или поздно придется окунуться в эту проклятую воду. Но сначала сон.

— Вообще-то, я отреагировала не на запах, — ответила Блум и показала на его плечо. — Что ты сделал с рукой?

Бергер дотронулся до пятисантиметрового углубления на левом плече. Как всегда, никаких ощущений в этом месте.

— Старая рана, — сказал он, снимая джинсы.

— Выглядит, как будто кто-то тебя укусил.

Но Бергер уже залез в мешок и провалился в сон.





* * *


В тот год начало лета выдалось необычно беспощадным, в отсутствие ветра в воздухе висит пыль, солнце палит и обжигает. Сэм сидит на опустевшей спортивной площадке и в другом конце футбольного поля, у дальних ворот замечает скопление народа. Он видит, что это девочки, много девочек, он слышит их громкие голоса, но не разбирает слов. Кажется, словно пустота над пылящим гравием фильтрует все, что походит на язык. Сэм стал другим, время стало другим. Такое ощущение, что он повзрослел на пару лет всего за несколько недель. Теперь он избегает таких сборищ. Он чувствует, что стал затворником. Но что-то в нечленораздельных криках привлекает его интерес. Вопреки всем инстинктам он плетется туда и начинает различать спины девочек одну за другой. На них летние наряды, платья, юбки, и под лучами безжалостного солнца их длинные волосы переливаются всеми мыслимыми цветами. Вокруг них вьется пыль, и когда они немного расступаются, Сэм видит, что они не одни. Над ними возвышается голова. Это Антон, он движется, исчезает за ширмой из девичьих спин, возвращается, не останавливается. И вот девочки расступаются еще немного, и становится видна привязанная к штанге ворот фигура. Длинные светлые волосы свисают на лицо. Брюки спущены, нижняя половина туловища обнажена. Вдруг Антон замечает Сэма, улыбается своей обычной широкой улыбкой и орет: «Эй, ты! Иди сюда, поздоровайся со своим другом!» Сэм хотел бы резко развернуться и уйти, пока Вильям не успел его заметить, но уже слишком поздно. Единственная мысль, которая снова и снова и снова крутится в голове у Сэма, идущего мимо сбившихся в стайку девочек: «Скоро летние каникулы. Скоро все это дерьмо закончится». Но для Антона ничего не закончилось. Даже не собиралось заканчиваться. Он протягивает что-то Сэму, и тот не сразу понимает, что это полотенце, немного влажное полотенце. «Бей!» И тут только Сэм замечает, какой красный у Вильяма член. И какой он измочаленный. Вдруг он видит перед собой лодочный домик, лицо девочки и движения ее языка за серебристым скотчем, он слышит ее дикий крик, который внезапно обрывается, когда он бежит, как чертов трусливый заяц, через траву, достающую ему до груди. И он бьет, он хлещет и видит, как тело Вильяма сжимается от боли, но ни единого звука не срывается с его губ. Он впервые поднимает глаза и встречается взглядом с Сэмом. Сэм приближается к нему, подходит очень близко и шепчет: «Это тебе за лодочный домик, подонок».