Блэкаут

Орлеан

Аннет Дорель расчесывала волосы перед грязным зеркалом. Из туалета тянуло зловонием, и ей то и дело приходилось задерживать дыхание. Но когда она провела рукой по укладке и увидела на ладони прядь волос, то позабыла о всякой вони и судорожно втянула воздух. В растерянности стряхнула тонкие волосы в раковину. Еще раз провела рукой по волосам, осторожно потянула. И снова в пальцах остались седые прядки. «Волосы у всех выпадают, – подумала она, – и отрастают новые». В то же время на память пришли кадры из старых антивоенных фильмов. Через несколько дней после взрыва атомной бомбы главные герои начинали терять волосы. А спустя пару недель умирали в мучениях. Ее бросило в жар.

Слева женщина ее возраста мыла руки тряпкой, справа молодая мама купала ребенка в тазу.

Аннет снова провела дрожащей рукой по волосам. В этот раз на ладони ничего не осталось, но при этом она побоялась сильно тянуть. Поспешила прочь из уборной. Выложенный плиткой пол был до того грязный, что не хотелось ступать по нему даже в обуви.

Широкий коридор опоясывал зал, где при обычных условиях проводились спортивные мероприятия. Воздух стоял вязкий и холодный, с потолка светило несколько неоновых ламп. Весь день там не умолкали разговоры, чей-то шепот, храп, плач и ругань. Вот и теперь сквозь широкие двери в коридор текла эта мешанина звуков.

Аннет направилась в вестибюль, где помощники распределяли по местам вновь прибывших, раздавали одеяла и продукты, отвечали на вопросы. Мужчина в форме, примерно одного возраста с ее дочерью, раскладывал консервные банки.

– Простите, – сказала Аннет.

Мужчина прервал свое занятие и повернулся к ней.

– Мы прибыли вчера из зоны эвакуации, – продолжала она, но заметила, какой хриплый у нее голос, и прокашлялась. – Когда нас проверят на уровень облучения?

Мужчина положил руки на пояс.

– Не беспокойтесь, мадам.

– Но разве нас не должны осмотреть?

– Нет, мадам. Эта эвакуация – лишь мера предосторожности.

– После аварии в Японии по телевизору показывали, как людей во временных лагерях…

– Мы с вами не в Японии.

– Я хочу, чтобы меня осмотрели! – потребовала Аннет и не узнала собственный голос.

– У нас нет для этого ни приборов, ни персонала. Но повторяю, вам нечего опасаться. На «Сен-Лоран» ничего…

– Но мне страшно! – вскричала она. – Зачем же нас эвакуировали?

– Говорю вам еще раз, – мужчина уже явно терял терпение, – это мера предосторожности.

И он вновь занялся консервами.

Аннет чувствовала, как ее сотрясает мелкая дрожь, а лицо горит. К глазам подступили слезы, и она на секунду сомкнула веки.



Близ Ахена

Эберхарт и Карстен останавливались еще в двух местах. Пока они раздавали пайки, Шеннон и Манцано сидели в кабине. Лорен время от времени проверяла его лоб – похоже, жар понемногу спадал. Наверное, действовали таблетки из больницы.

Небо начинало темнеть. До Ахена оставалось еще несколько километров. Местность вокруг была малонаселенная, всюду простирались поля и небольшие леса. Карстен резко затормозил, и Шеннон почувствовала, как ремень врезался ей в грудь. Она посмотрела вперед и увидела лежащее поперек дороги дерево.

Дверцы распахнулись, раздались крики. Шеннон увидела дула винтовок, затем головы: лица замотаны в шарфы, кепки и шапки низко сдвинуты.

– Выходи! – скомандовали грабители и полезли в кабину.

Карстен попытался дать задний ход, но кто-то из нападавших ударил его прикладом по руке, другой приставил ружье к голове. Скривившись от боли, Карстен отпустил рычаг и поднял руки. Его потащили наружу, он едва не выпал, но успел удержаться и торопливо выпрыгнул. Эберхарт последовал его примеру. Снаружи послышались глухие удары и крики. Шеннон вжалась в спинку и машинально вскинула руки. Грабители навели на них ружья и что-то кричали. Лорен отстегнула ремень Пьеро и попыталась приподнять его, чтобы он самостоятельно смог выбраться из кабины. Затем подхватила рюкзак и его ноутбук. Кто-то потащил Манцано из кабины и попытался выволочь на дорогу. Шеннон ухватилась за него и протиснулась вперед.

– Полегче! – крикнула она по-английски.

Манцано навалился на ее плечо, и она помогла ему выбраться, чтобы он не ударился об асфальт. Эберхарт и Карстен скорчились на обочине. Один держался за голову, второй – за промежность.

Один из нападавших тем временем занял водительское сиденье, двое забрались назад, еще трое влезли с пассажирской стороны. Водитель дал задний ход, развернул грузовик и поехал в том же направлении, откуда они приехали.

– Ублюдки! – проревел Эберхарт им вслед.

Объятый облаком пыли, грузовик постепенно уменьшался и вскоре скрылся из виду.

«Кто бы говорил», – подумала Шеннон.

Эберхарт между тем поднялся, хоть и постанывал. Шеннон ничуть его не жалела: он получил по заслугам. Тем не менее спросила:

– Вы как?

– В кузове все равно ничего не осталось, – просипел Эберхарт.

Карстен тоже поднялся.


– Далеко еще до Ахена? – спросила Шеннон.

Эберхарт махнул вдоль дороги:

– Километра четыре.



Берлин

Михельсен как раз проверяла объемы продовольственных резервов, когда услышала чей-то голос над ухом:

– В штаб. Всем. Немедленно.

С самого начала любую новость объявляли во всеуслышание, будь то сообщение в СМИ или внутреннее распоряжение.

В этот раз было иначе. Служащий обходил помещения и одному за другим шептал на ухо эти слова. Словно была какая-то тайна, здесь, в этом защищенном пространстве, их последнем прибежище и единственном месте, которое давало людям хоть проблеск надежды, что ситуацию еще удастся взять под контроль. В конференц-зале не осталось свободных мест. Во главе длинного стола сидели бундесканцлер и половина министров. Ни на ком уже не было галстуков и пиджаков. И здесь никто не решался заговорить, пока служащий последним не вошел в зал и не закрыл за собой двери.

– Дамы и господа, – начал министр внутренних дел, – ситуация перешла на новую ступень эскалации. Как сообщили несколько минут назад наши эксперты, противник внедрился в нашу систему коммуникации. Пока неизвестно, как им это удалось и к чему у них есть доступ. Но уже сейчас ясно одно: ваши компьютеры взломаны. Это подтвердили в Европоле, во французском штабе, в британском, польском и нескольких других. Остальные еще не успели проверить свои системы, но можно предполагать, что они подверглись заражению. – Он поднял руки: – Во избежание недопонимания: мы не думаем, что кто-то из присутствующих причастен к этому. Проникновения в наши системы, вероятно, были спланированы заранее, как и атаки на энергетическую инфраструктуру.

Он опустил руки, прокашлялся и продолжил:

– Однако они не ограничились одним лишь наблюдением. Нет, они манипулировали нашими действиями, саботировали их и всячески вводили нас в заблуждение! К сожалению, обнаружить это удалось далеко не сразу, и мы понесли определенные потери. Следует понимать, что любое ваше сообщение будет прочитано, любой разговор – подслушан.

Михельсен пребывала словно в трансе. Откуда-то из зала донесся шепот.

– Именно так, любые разговоры, не только телефонные, – уточнил министр. – Ваши компьютеры оборудованы камерами и микрофонами, и при наличии соответствующего инструментария они могут быть активированы удаленно. Таким образом, враг видит и слышит все, что попадает в зону его видимости и слышимости. У противника есть глаза и уши – здесь, в самом сердце оперативного штаба! И мы еще ничего не слышали от Европола, от Франции, Польши, центров по сбору информации, от НАТО. Впрочем, я не буду удивлен…

Он перевел дух.

– Любая передача информации, внутри страны или за рубеж, должна немедленно подтверждаться по выделенной системе связи. Таким образом, если вы пересылаете кому-то данные или отдаете распоряжение, адресат должен перезвонить, подтвердить, что данные приняты, и сверить их содержание. Можно предполагать, что система радиосвязи не инфицирована и по-прежнему безопасна.

Он оглядел присутствующих, чтобы удостовериться, все ли его поняли.



Ахен

– Черт, ну и холодрыга! – проворчала Шеннон.

Манцано наблюдал, как она роется в рюкзаке в поисках свитера.

– Как все это достало!.. – изнуренно простонала Лорен. – Хочется теплую постель у себя дома, горячий душ, а еще лучше, горячую ванну!

Что он мог сказать на это? Его била мелкая дрожь – сложно было сказать, от холода, от изнеможения или от всего сразу. Весь вечер они тщетно искали укрытие. На их лицах таяли редкие снежинки.

Так они добрались до вокзала. Обошли его кругом. На крытой платформе десятки людей кутались в одеяла или спальные мешки. Проходы к путям и главный зал были перекрыты решетками, возле которых тоже теснились спящие люди.

Шеннон и Манцано стали искать себе место. По крайней мере здесь они могли укрыться от ветра и снега. Поиски заняли время, поскольку от многих незанятых мест пахло мочой. Но в конце концов они подыскали свободный угол. Пьеро сел и привалился к стене.

– Прислонись ко мне, – велел он Лорен. – Так будет теплее.

Она устроилась между его коленями, прижалась спиной к груди, спрятала руки под мышками и подтянула ноги. Манцано обхватил ее руками. Шеннон чувствовала его теплое дыхание, постепенно ощутила через одежду тепло его тела.

– Так хоть не замерзнем, – прошептал Пьеро.

Лорен повернулась, хотела посмотреть, как он.

Манцано запрокинул голову и закрыл глаза. Его грудь мерно вздымалась и опускалась, руки обмякли. Шеннон осторожно подтянула их к себе, примостила голову ему на грудь и смотрела, как редкие снежинки падают сквозь темнеющий купол, пока сама не провалилась в сон.





День 9 – воскресенье





Гаага