Будапештский нуар

– Потому что девушка умерла, но никому дела нет до ее смерти.

– Даже полиции?

– Им уж тем более.

– Откуда вам знать?

– Я уже почти шесть лет работаю в «Эшт» и общаюсь исключительно с полицией. Мне известно, какие случаи они расследуют, а какие – нет. Сейчас не будут.

– А почему так? Как вы считаете?

– А вот это уже другой вопрос. Бездействие Геллерта объясняется похоронами. Что в принципе похоже на правду.

– Похоже на правду?

– Не знаю, что происходит, Кристина. Вам тоже это кажется подозрительным, не только мне. Если Чули сказал правду, если мне удастся доказать, что элитные проститутки…

– Вы хотите попасть на передовицу?

– Шутите? Это нельзя будет опубликовать.

– Тогда я вас не понимаю.

Гордон потушил сигарету, потому что появился официант и молча поставил ужин на стол.

– Вам не нравится, что я хочу расследовать это дело?

– Жигмонд, вы репортер-следователь. А не полицейский, не частный детектив. Много вы знаете о расследованиях?

– Достаточно, чтобы решить, с чего начать.

– С чего начать? Вы уже несколько дней мечетесь, не имея понятия о деле и четкого плана. Люди Геллерта добьются большего. Даже провинциальный детектив и тот будет проворнее.

– Вы хотите сказать, что я в этом не смыслю?

– Я хочу сказать, – ответила Кристина, – что вы обычно расследуете мелкие дела, а здесь подозрение на убийство. Это сложнее, чем выяснять, почему застрелился банковский служащий или как помощник тайно обчищал стекольщика. Двух человек опросил – и дело уже раскрыто.

Гордон сделал глубокий вдох, задержал дыхание, затем медленно выдохнул. Вместо ответа, он придвинул к себе тарелку, горчицу и начал с такой силой резать мясо, что лезвие ножа заскрежетало по фарфоровой тарелке. Кристина спокойно взялась за жаркое из теленка и не проронила ни слова до тех пор, пока оба не закончили ужин.

– По-вашему, я не квалифицирован. – Гордон отложил столовые приборы.

– Я этого не говорила, Жигмонд. – Кристина посмотрела ему в глаза. – Просто мне хочется, чтобы вы себя берегли. Если я правильно поняла, вы не успокоитесь, пока не выясните правду, какой бы она ни оказалась.

– А что со мной может случиться? – спросил Гордон.

– В том-то и дело. Вы понятия не имеете, во что ввязываетесь. Я хочу, чтобы вы хорошенько это обдумали. Нужно ли оно вам?

Мужчина поднял брови, взял винный бокал, но не отпил, он просто рассматривал содержимое. Кристина молча наблюдала, терпеливо ждала.

– Мне нужно что-то сделать, – наконец произнес Гордон, но так тихо, что в обычный будничный вечер девушка ничего бы не услышала.

– Если не ради девушки, то ради себя, – кивнула она.

– Что вы сказали? – Гордон наклонился вперед, потому что в эту минуту в ресторан зашла большая и шумная компания.

– Делайте, что считаете нужным, – громко ответила Кристина.

– Так и сделаю. Если вы позволите, мне нужно сходить к Чули.

– Я с вами.

– Вы со мной не пойдете. Это общество не для вас, и, хотя я загнал Чули в угол, у меня нет причин ему доверять. Идите домой, или можете выпить кофе и поработать. Проявите парочку фотографий. Повозитесь в своей темной комнате.

– Вы приказываете мне, что делать?

– Даже не пытаюсь. Но я приказываю вам некоторые вещи не делать: со мной вы не пойдете.



Чули сидел в «Клеще» и играл в карты. В корчме пахло пивом и едой, гости смеялись, кто-то исполнял на рояле свежий шлягер, выбивая по клавишам ускоренную вариацию «Мрачного воскресенья», пол был весь в окурках, парочки сидели, склонившись друг к другу, пьяницы пушили друг перед другом хвосты. Гордон подошел к Чули.[18]

– Подождите на кухне, – сказал тот, даже не взглянув в его сторону.


Гордон пожал плечами и пошел на кухню. Там повариха пыталась господствовать над хаосом, а в углу поваренок как раз вытирал руки холодной мокрой тряпкой. Гордон и раньше не очень любил есть в «Клеще», теперь аппетит уж и подавно пропал. В центре кухни на столе топился большой кусок жира, рядом с ним валялась огромная куча лука и картошки, в бадье с водой плавали сомнительные куски мяса, а перед печкой кошка жевала кость. Повариха с обезумевшим взглядом даже не заметила Гордона, который не нашел ничего лучше, как закурить, чтобы хоть как-то перебить сильный запах горелого жира.

Гордону пришлось ждать Чули минут пять. Толстяк чувствовал себя на кухне как дома. Он опустил ложку в одну из кастрюль, попробовал на вкус, отрицательно покачал головой:

– Не ешьте здесь, Гордон. И вообще нигде, где блюда в меню по одному пенгё.

– Не буду, – ответил тот, ища взглядом пепельницу. Но потом просто бросил окурок на пол к остальным.

– Слушайте. – Чули оперся на стол, который от этого движения отъехал в сторону. – Шкублич ходит на собрания в район Йожефварош. И вам очень повезло: сегодня вечером они проводят очередное собрание. Мне сказали, что он будет вести дискуссию, а в такие дни они засиживаются до утра.

– Где?

– Помните, что вы мне обещали? – Чули посмотрел на Гордона.

– Помню.

Чули какое-то время сверлил Гордона взглядом, затем потер пухлые руки.

– Они собираются в подвале на площади Матьяша. Выдают себя за шахтеров.

– Спасибо, – сказал Гордон.

Чули следил за ним из-за проволочных очков, прищурив глаза.

– Не благодарите. Не знаю, зачем я вам помог.

– Все вы прекрасно знаете, – ответил Гордон. – У меня еще одна просьба.

– Какая?

– Хриплого Шаму сегодня на вечер.

– Он ваш. Но все же верните, – кивнул Чули, нервно взъерошил светлые волнистые волосы и выкатился из кухни. На выходе Гордон подошел к Шаму и быстро рассказал тому, в чем его задача.

– Не опаздывайте, – добавил Гордон, – и много не пейте. Если облажаетесь, злиться буду не только я, но и Чули. – Жигмонд кивнул в сторону толстяка.

Шаму быстро кивал, повторяя про себя адрес и время, затем опрокинул бокал вина.

– Все будет в порядке, господин репортер, я глаз не спущу, не волнуйтесь.



Выйдя из «Клеща», Гордон поднял воротник, закурил, быстрым шагом направился в редакцию. По пути думал, как поступить. Зная Шкублича, он понимал, что старый хрыч рассмеется ему в лицо, если Гордон скажет, где его видели. Нет, здесь нужно нечто большее. Доказательства. Фотографии. По возможности такие, чтобы Шкублич на них был с другими сомнительными личностями.

Гордон мог бы попросить помощи у фотографа Флориана Сираки. Они часто работали вместе, Сираки ему очень нравился, только Жигмонд знал, что язык за зубами тот держать не умеет. Но у Гордона на примете был еще один отличный фотограф.

Переступив порог кабинета редакции, он поспешил к телефону. Валерия взглянула на коллегу из-за солнцезащитных очков, но, увидев его выражение лица, решила, что лучше ничего не спрашивать. Гордон посмотрел на часы: скоро одиннадцать. Если он хочет поймать Шкублича, нужно торопиться. Он достал записную книжку, нашел номер, набрал, через тридцать секунд кивнул Валерии и спустился на улицу.

Такси и правда приехало через пять минут. У тротуара остановился видавший лучшие времена «опель-регент». За рулем машины сидел мужчина лет сорока пяти в шоферской кепке.

– Доброго вечера, уважаемый господин! – осклабился шофер, показав дырки между зубов. – Куда изволите?

– На площадь Лёвёлде, – Гордон сел в машину, – и побыстрее.

– Так точно. – Мужчина кивнул, развернулся, чтобы проверить, не едут ли сзади машины, включил передачу и нажал на газ. В конце проспекта Ракоци он круто повернул на улицу Роттенбиллера, где невозмутимо мчался, опережая плетущиеся гужевые повозки. Гордону пришлось держаться, чтобы не завалиться на бок. Пяти минут не прошло, как они уже были на площади Лёвёлде.

– Подождите немного. – Гордон вышел из машины.

Шофер с готовностью кивнул, опустил окно и принялся крутить сигарету.

– Не успеете выкурить, – сказал Гордон. – Пять минут, и поедем дальше.

– Так точно, – ответил мужчина, но продолжил крутить.

Гордон позвонил дворнику, который вышел с помятым лицом и открыл входную дверь. Гордон сунул ему в руку один пенгё и попросил не закрывать: они спустятся через минуту.

Кристина уже лежала в кровати и читала. В ванной на веревке для сушки белья висели проявленные фотографии.

– Хорошо, что вы не спите. – Гордон остановился на пороге.

– Что случилось? – Девушка села в кровати.

– Если хотите, можете мне помочь.

– Как?