Будапештский нуар

Яцек растерянно стоял, пылая гневом, но все же окликнул Гордона:

– Вы упоминали какое-то предложение.

– Ах да, – Гордон ударил себя по лбу.

Он полез в карман, достал пятьдесят пенгё и положил на стол.

– Это еще что такое? – спросил Яцек.

– Небольшое вложение в венгерско-польскую дружбу.

– Во что? – Боксер непонимающе смотрел на Гордона.

– Да, да, в дружбу. Тем более ты сам сказал, что никогда не проигрывал матчи. Так вот и сейчас не проиграй.

На этом Гордон вышел за дверь. Охранник по-прежнему лежал в коридоре. Кровотечение приостановилось, лужа медленно сворачивалась, дыхание его оставалось прерывистым. Гордон перешагнул через мужчину и направился к рингу.

До матча оставалось всего несколько минут. В зале стоял ужасный гул. Букмекеры пытались перекричать друг друга, рефери стояли на ринге с засученными рукавами. Зал наполнился запахом дыма, пота и пива. Гордон пробежался по публике глазами. Кого здесь только не было: заводские рабочие, кучера, служащие частных фирм и, конечно, парочка типов сомнительного вида. Немного поодаль от ринга стояли мужчины в костюмах хорошего качества и кроя, Гордон ничуть не удивился тому, что они были тут.

Без одной минуты шесть открылась железная дверь. Сначала появился Пойва, взгляд у него был на удивление чист, а за ним гулким, решительным и откровенно яростным шагом вышел Яцек. Однако выражение его лица можно было скорее принять за решительность.

– Убей его, Пойва! – завопил кто-то из толпы.

Его поддержали и другие:

– Убей его! Никакой пощады!

На это откликнулась и другая часть публики:

– Никакой пощады, Яцек! Разнеси ему голову!

Боксеры подошли к рингу. Один из рефери поднял канат, и оба мужчины зашли на ринг. Яцек разминал шею и расслаблял плечи, Пойва ехидно на него посматривал. У них не было ни перчаток, ни бандажа. Контрольное взвешивание не производилось, хотя на вид Пойва и Яцек были более-менее одной весовой категории. Главный рефери разогнал их по углам. Затем на ринг вышел невысокий старичок во фраке и цилиндре и фальцетом начал представлять соперников:

– В синем углу ринга – известный своей жестокостью, не знающий страха Пойва, наш Пойва, обладатель самых опасных кулаков!

Толпа громко чествовала боксера. Затем старичок повернулся к его сопернику:

– В красном углу ринга – мясник и скотобоец из города Лодзь, мужчина, чьих кулаков так испугались поляки, что ему пришлось бежать вплоть до Пешта, – Яцек!

Публика снова оживилась.

Перед букмекерами выстроилась очередь из тех, кто желал сделать ставку в последнюю минуту, глаза у них горели, а сами они нетерпеливо толкались, помахивая банкнотами. Тем временем старичок ушел с ринга, а главный рефери подозвал боксеров, чтобы они пожали друг другу руки. Оба вышли на середину ринга. Пойва протянул руку и злорадно посмотрел на толпу. Яцек схватил руку и сжал ее. Лицо Пойвы неожиданно исказилось, рефери пришлось оттолкнуть Яцека. Когда зазвучал гонг, рефери махнул, и боксеры пошли навстречу друг другу. Пойва сделал несколько нерешительных ударов, от которых Яцек с легкостью увернулся, а затем пошел в атаку. Своими длинными руками он пытался попасть Пойве по подбородку, но промазывал. Тогда Пойва шагнул вперед и, насколько ему позволял возраст, начал уворачиваться от ударов поляка. Однако Яцек сумел попасть Пойве по грудной клетке, хорошо рассчитав удар, на что Пойва покачнулся, но не упал. Усмешка сошла с его лица.

И хотя Гордон смотрел бой издалека, даже оттуда он ясно увидел, когда боксеры перешли к реальной схватке. Пойва как будто сказал что-то Яцеку, который тут же его оттолкнул и, скорее всего, бросил ему вслед какое-то ругательство. Тогда Пойва пошел в атаку. Яцек размахнулся правой рукой, Пойва резко зажал ее под мышкой и ударил поляка левым локтем. Рефери не позволил это делать и развел боксеров. Снова зазвучал гонг, раунд завершился.

Оба боксера рухнули на стулья, поставленные в углы ринга. Помощники омывали им лица ледяной водой и обмахивали полотенцем. Пойва закрыл глаза и, тяжело дыша, откинулся назад. А Яцек отряхнулся и подскочил. Пойва поднялся только на звук гонга. Рефери махнул, и боксеры набросились друг на друга. Пойва применял всевозможные грязные приемы. Он обхватил поясницу Яцека левой рукой, а правой нанес удар по почкам. Вмешался рефери. На это Пойва невероятно шустро пустил в ход левый кулак и рассек Яцеку бровь. Рефери остановил их. Он посмотрел рану, убедился, что она несильно кровоточит. Яцек встряхнулся и пошел в атаку. Пойва в отчаянии пнул соперника коленкой в пах. Рефери снова вмешался. Толпа неистовствовала. Искаженные лица подбадривали боксеров, которые ничего из этого не слышали. Пойва обеими руками защищал голову. Яцек выбрал удобный момент и нанес удар по животу соперника, на что Пойва опустил левую руку. Тогда Яцек ударил соперника правой прямо по подбородку.

Время словно остановилось. Гордон даже издалека услышал треск костей. Пойва закинул голову назад, взгляд у него застыл, руки безжизненно упали. Он рухнул как мешок с картошкой. Публика на секунду замолкла, но тут же начала вопить. Яцек по-прежнему стоял на середине ринга, рефери затолкал его в угол и подошел к распластавшемуся на ринге телу, встал на колени и взялся за запястье поверженного боксера.

Многие уже двинулись к выходу. Рефери какое-то время держал запястье Пойвы в руке, потом отрицательно покачал головой. Он встал, подошел к Яцеку и поднял его руку. Но это видели немногие, потому что толпа уже валила по лестнице во двор. Рефери шепнул что-то Яцеку, тот кивнул, быстро поднял канат и пошел к железной двери. Гордон не двигался, правая рука безжизненно свисала вдоль тела, левой рукой он поднес ко рту сигарету. Железная дверь открылась, из нее вышли двое мужчин, один из них катил тележку. Зал опустел невероятно быстро, даже рефери уже поднимались по лестнице. Гордон стоял в тени и наблюдал за тем, как один мужчина запрыгнул на ринг и столкнул тело Пойвы на землю. Второй мужчина подхватил тело под мышки и затащил его верхнюю часть на тележку. Первый схватил ноги и тоже швырнул на тележку. Затем оба поторопились к железной двери.

Гордон поднялся по лестнице во двор. Наиболее смелые букмекеры и их клиенты второпях решали свои дела. Гордон прошел по коридору и вышел на заводской двор. У разгрузочной площадки стояла конная повозка, наполовину загруженная дровами. Дверь, ведущая на площадку, открылась, и из нее вышли двое мужчин, которых Гордон видел в подвале. Они тащили за собой мешок, затем взяли его обеими руками и кинули на телегу. Один из мужчин прыгнул за мешком, быстрыми движениями спрятал его между дровами. А второй прыгнул на козлы, щелкнул хлыстом, и дежурный тут же открыл ворота. Только они выехали за ворота, дежурный закрыл проход. Репортер вышел на проспект Губачи через боковую дверь и посмотрел вслед повозке, растворяющейся в темноте.



Гордон прогулялся до проспекта Шорокшари и встал на остановке. Подъехал одиннадцатый трамвай – Жигмонд выкинул окурок и сел.

Чем ближе к центру, тем ярче и светлее становился город. Почти все уже вернулись с работы, и уличная публика состояла прежде всего из тех, кто выходил на улицу в поисках вечерних увеселений. На Дунае покачивались подсвеченные корабли, этим тихим осенним вечером каждое окно крепости вырисовывалось очень четко. На площади Кальвина автомобили стояли в ряд, движение перед отелями было плотным. Сквозь окна ресторанов просматривались заполненные залы, кое-где мелькала первая скрипка. Среди высоких деревьев виднелось величавое здание Национального музея. На площади Аппони горели неоновые огни, здесь царил тихий хаос из автобусов, трамваев и телег.

В витрине ювелирной лавки огромные часы показывали точное время: было семь часов двадцать минут. Как раз подъехал девятнадцатый трамвай, Гордон заскочил в него и вышел на площади Луизы Блахи, перешел на противоположную сторону улицы и отправился в сторону редакции.

В кабинете осталась работать только пара человек. Гордон поздоровался с Валерией, повесил пальто на вешалку и подошел к столу. На этот раз женщина оторвалась от романа и хрипловатым голосом окликнула Гордона:

– Вам звонили.

– Правда? – Гордон развернулся.

– Кристина. Она просила, чтобы вы перезвонили, у нее какие-то сложности… – Валерия наклонилась ближе к бумаге, потому что не могла разобрать собственный почерк, – при заказе стола.

– Ясно.

– Или закатке салата, – добавила женщина и продолжила читать.


Гордон выдвинул стул, включил банкирскую лампу с зеленым плафоном и сел. Сначала он просто сидел, уставившись на пишущую машинку, затем полез в карман, достал записную книжку и пролистал ее. Установил бумагу в машинку, пододвинул к себе и медленно начал печатать. От Геллерта он так и не узнал ничего нового о Роне, а Иштван Лукач уже давно ждал статью, так что Гордон принялся записывать те мелочи, которые знал.

Вдруг к нему подошел стажер – прыщавый худой парнишка лет двадцати, в пиджаке, который был на размер больше.

– Чего тебе надо, дружище? – Гордон поднял на него взгляд.

– Прошу прощения, надо посмотреть эту статью, потому что мне ее завтра сдавать, – растерянно ответил мальчик и протянул Гордону напечатанный лист.

– Что это?

– Статья. Я… я ее написал, – пролепетал он. – В редакции не было никого, кто мог бы написать. Господин Лукач сказал, что вы больны.

– И?

– Он сказал, что завтра вы придете на работу, и я должен буду показать вам статью.

– Правильно. Вот завтра и покажете.

– Я бы очень хотел, чтобы вы сейчас ее посмотрели. Я такого еще никогда не писал, – сказал мальчик, лицо у него раскраснелось.

– О чем статья?

– О самоубийстве.

– Которое по счету на этой неделе? – спросил Гордон.

– Не знаю, господин репортер, – ответил мальчик.

– Дайте сюда.

Гордон положил лист перед собой и потянулся за красным карандашом. Боль уже утихла, так что он мог спокойно держать его в руке. Он читал, подчеркивал, вычеркивал, исправлял.

– Прошу вас, не убирайте слово «загадочный», – произнес мальчик.

– Почему? Самоубийство не может быть загадочным.

– Как же, – настаивал мальчик. – Недавно я звонил в Главное полицейское управление, и детектив сказал, что данное лицо скончалось при загадочных обстоятельствах.

– С кем вы говорили?

– С господином главным инспектором Срубианом.

– Тогда сейчас же идите к телефону и позвоните руководителю детективной группы Владимиру Геллерту. Скажите, что вы от меня. Возможно, он еще на работе.

Мальчик кивнул, а Гордон достал портсигар и закурил. Мальчик вернулся через пару минут.

– Руководитель детективной группы Владимир Геллерт сказал, что нет ничего загадочного, – сообщил он.

– Вот видите, – кивнул Гордон. – Соответственно, название статьи будет лучше звучать так: «Неожиданное самоубийство богатого торговца». Загадочным оно было бы, если бы детективы подозревали, что его кто-то убил, – продолжил Гордон. – «Неизвестный», – читал Гордон дальше, затем поднял взгляд на мальчика. – Или жена. Но об этом же не было речи?

– Нет, – робко ответил мальчик. – Руководитель детективной группы Геллерт сказал, что дело ясно как день: произошло самоубийство.

– В остальном – все хорошо. – Гордон затянулся. – Только следите за порядком слов в подзаголовках, это очень важно. Вы написали: «Сегодня во второй половине дня в доме по улице Пашарети выстрелом револьвера положил конец своей жизни владелец кофейной компании „Арабс“». Не важно, как или где. Важно – кто. То есть «Сегодня во второй половине дня владелец кофейной компании „Арабс“ выстрелом револьвера положил конец своей жизни в доме по улице Пашарети». И в подзаголовке не место тому, кому он оставил свое имущество. Достаточно просто вписать родильный дом куда-то в статью. А теперь отправляйтесь и перепечатывайте.

Мальчик взял листок и пошел к своему столу.

– Дружище, – позвал его Гордон.

– Слушаю!

– Не забудьте еще кое-что. Ваше дело – написать, что случилось. Уберите из статьи рассуждения. Выяснять, почему так произошло, – не ваша задача.

Мальчик сел за стол и принялся переписывать статью.

Гордон напечатал последние знаки, вытащил бумагу из машинки, надел пальто и положил статью Лукачу на стол. Затем подошел к столу Валерии, поднял трубку и пускай еще не совсем уверенно начал набирать номер правой рукой.



* * *





notes