Царица парижских кабаре

Несомненно, важную роль здесь играют наряд, стиль украшений, макияж, улыбка… и шали, и каблучки… Мне всегда казалось, что настоящая женщина, чем бы ни занималась, тайно воспринимает вечерний наряд как сценический костюм.

А свою роль – как главную в спектакле.

Я любила наряжаться всегда. И считала необходимым наряжаться для встречи гостей ресторана. Я носила вечерние платья, любила золотые, блестящие ткани, шали с кистями. В «Русском павильоне» (особенно – на его эстраде) надолго удержалась мода на шарфы, боа, платья с блестками.

Все это было очень декоративно. И становилось частью нашего стиля.

В одежде важно все. Хоть это и не имеет отношения к истории «Русского павильона», случаются такие повороты в жизни, когда невозможно переоценить значение тонкого белья.

Конечно, дело не в белье… но… но и в нем тоже!

Я вспоминаю мастерство русских модельеров и белошвеек 1940-х годов. Особенно – вещи полузабытого Дома «Лор Белен». В послевоенном Париже, на званом завтраке, от снобирующих дам я услышала о «Лор Белен» впервые. Пошла к ним и увидела замечательно придуманные вещи, сделанные из тонкого прозрачного батиста и дорогих шелков. Искусство двух хозяек, Ларисы Бейлиной и Тамары Гамсахурдия (бывшей балерины), кропотливый труд и тонкое ремесло их белошвеек, тоже эмигранток из России, превращали любую фигуру в статуэтку. Фигуру Марлен Дитрих, например. Клиентками Ларисы и Тамары были многие знаменитости.

Я тоже (не так часто, но в очень важные периоды жизни) заказывала там вещи. До сих пор храню корсеты от «Лор Белен» из тонкого муслина и кружев. Носить их было большим удовольствием.

Туфли и сапожки я часто покупала у Гуччи, там были чудные ботинки. Обувь от Феррагамо… кое-какие вещи сохранились в доме до сих пор.

Я люблю, когда обувь шьют на заказ. На Капри я нашла мастера, который изумительно делал туфли и присылал заказы мне в Париж. Однажды прислал боты, я сообщила ему, что не могу их носить, что-то не так. Он ответил: «Си, сеньора! Когда я приеду в Париж, я вам позвоню». Вдруг звонок из «Гранд-отеля»: «Я приехал посмотреть ваши боты». Это было так мило! Он их взял и прислал другую пару.

Надо сказать, что меня всегда баловали большие дома моды: «Диор», «Ланвен», «Гермес», «Шанель», «Сен-Лоран», «Магги Руфф». Когда я приходила к тому же Фредерику Кастету в Дом «Кристиан Диор» и восклицала иной раз: «Ах, как красиво! Сколько?» – Фредерик отвечал: «Назовите цену сами, Людмила». Все смеялись, все кончалось хорошо, все были довольны, и все блестело.

Это была рекламная акция. Впрочем, для обеих сторон.





Комментарии


«Лор Белен» – Дом тонкого белья «Лор Белен» был создан в Берлине в 1920-х гг. русской эмигранткой Ларисой Бейлиной. В 1930-х – 1960-х гг. находился в Париже. Дизайнером была Тамара Гамсахурдия, известная танцовщица, представительница русской эмиграции 1920-х гг. Клиентками этой фирмы были Марлен Дитрих, Жаклин Кеннеди и др. См. подробнее: Васильев А.А. Красота в изгнании. – М.: Слово/Slovo, 2009. С. 345–361.





Глава двадцать седьмая




Русская Пасха на французском телевидении. Ростропович празднует в моем ресторане падение Берлинской стены





У нового «Русского павильона» скоро сложился круг постоянных клиентов. Нас любила ливанская колония в Париже, в те годы многочисленная. Первым оценил новый ресторан мсье Твини, бывший ливанский посол в Вашингтоне. За ним дружно потянулись его соотечественники. Мсье Твини смеялся: «Смотрите, Людмила, опять они пришли со мной разговаривать».

Заходили к нам многие известные французы: военный министр Мессмер, братья и дети президента Валери Жискар д’Эстена, крупная финансистка мадам Бо.

Бывала датская королева Маргрет, с большой сигарой во рту, со своими двумя сестрами. И их дядя, граф Розенборг, очаровательный человек.

Любила к нам заходить дочь короля Саудовской Аравии – очень полная. Выпивала за вечер три бутылки «Дом Периньон» и уходила, заметно повеселев. Одна из богатейших наследниц арабского мира, она владела восемнадцатью резиденциями с полной меблировкой и прислугой в разных странах мира. Но это не сделало ее счастливой…

Мадам Наталия Рен, дама с чудным колоратурным сопрано, однажды к нам пришла поужинать с Галиной Вишневской. Обе пели у нас в тот вечер. Мадам Рен была урожденной киевлянкой, принадлежала к известной шляхетской фамилии Костка-Непржецких. Как и Мария Давыдова, Наталия пела в «Частной русской опере» и путешествовала с нею по Южной Америке в турне 1928 года. До конца дней мадам Рен сохранила свой голос, и в моем ресторане пела романс «Белой акации гроздья душистые».

Приходили дети мадам Рен – дочь Ирина, в замужестве княгиня Строцци-Гвиччардини, и сын Володя, мой верный клиент в течение тридцати лет, хозяин известной фирмы по прокату лимузинов.

Семья Голицыных устраивала у нас большие торжества. А в этой семье было тридцать пять человек домочадцев!

Известные импресарио, мадам и мсье Серфати, приводили к нам после гастрольных оперных спектаклей московских артистов и музыкантов: это было так приятно для меня. Москвичи увозили в Россию мои пластинки. Мсье Серфати больше нет – увы, он был убит в советской Москве! А мадам Серфати продолжает свое дело.

Бывал Александр Галич. Его баллады не всегда были понятны старым русским «белым» парижанам. Но я с самого начала почувствовала, в какой степени мелос баллад Галича вырастает из простых, знакомых всем в начале XX века русских и цыганских песен – тех, что так часто пели в «Русском павильоне».





Бывал, как я уже, кажется, говорила, Рудольф Нуреев… а вот Барышников, к сожалению, не появился ни разу. Впрочем, и я не пошла в его нью-йоркский ресторан «Самовар». По простой причине: собираясь туда, чтобы увидеть, как этот блестящий артист ведет дело, я решила позвонить метрдотелю, чтобы спросить, когда приходит сам Барышников. Метрдотель ответил: «Он не приходит почти никогда, мадам». Мы с Джонни переглянулись, пожали плечами и… не пошли!

У меня бывали известный шансонье Шарль Трене с миллионером Фусье, знаменитый бас Иван Ребров, композитор и певец Жак Дармон, телеведущий Мишель Друкер, композитор Гольдман, телеведущие Жак Мартен и Жак Шансель. Однажды, к моему большому удовольствию, у нас праздновал именины Хулио Иглесиас.


В те годы я часто выступала по разным каналам французского телевидения. Месье Робер Тутен, директор рекламных служб фирмы Sony, часто приглашал меня на ТВ, хорошо зная меня и мои песни, поскольку именно в Sony выходили мои пластинки. И сам заглядывал в ресторан с артистами.





Невозможно без волнения вспоминать, как я выступала вместе с пианистом Владимиром Ашкенази в телепрограмме Жака Шанселя. В ней пели также Ив Монтан и другие знаменитости – и вот, наряду со звездами, появилась на экране я.

«Ее отец исполнял эти песни, – писали газеты, намекая на то, что мои песни гораздо старше меня. – Людмила Лопато, которую вы увидите в передаче “Большая арена”, счастлива тем, что поет их снова. Но ее скромность ничуть не приглушает властного обаяния русского фольклора.

Людмила, восхитительная исполнительница, приглашена самим Владимиром Ашкенази при некотором участии Жака Шанселя. Это Шансель обратил внимание виртуозного пианиста на Людмилу Лопато, которая держит «Русский павильон» в Париже, на улице Франциска I.

“В юности я пела в Америке и в Англии, но отныне все свои вечера даю только в моем ресторане”, – говорит Людмила.

Каждый вечер Людмила садится за пианино и поет своим гостям “Синий платочек”, “О любви никому не рассказывай” и “Снился мне сад” – так, как она сделает это сегодня в “Большой арене”.

Она очень, очень боялась: “Мне казалось, что я никогда не смогу этого сделать! К счастью, Владимир подошел ко мне и сделал все, чтоб ободрить и успокоить меня. И поэтому я быстро вошла в работу!”…»

Я сохранила этот старый газетный анонс и улыбаюсь, перечитывая его. Он был очень лестно озаглавлен: «Ашкенази очарован хозяйкой ресторана, играющей на фортепиано».

Часто в передачах известных французских телеведущих Мишеля Друкера и Жана Мартена я, принимая их у себя в ресторане, пела и рассказывала про Пасху и Рождество, русские народные обычаи. На Пасху гарсоны подавали к столу куличи, пасхи и другие традиционные яства. Телесъемки завершались застольем, и все, кто в них участвовал, были очень довольны.

Об одной из таких пасхальных передач газеты писали: «Знаменитые русские в Париже, по преимуществу, люди искусства. Художник по костюмам Александр Васильев, изысканный, как отец дендизма Бруммель, обожающий песни Людмилы, праздник отмечает в ее “Русском павильоне”. Скульптор Игорь Устинов, сын актера Питера Устинова, предпочитает “Самовар” (“Там очень по-семейному”) или Plaza-Athenee (“Я люблю подпевать музыкантам”). Великий Ростропович, которого в Париже можно встретить везде, приглашен на корабль, где расположен ресторан La Ville de Petrograd. Серж Гинзбург, Соня Риккель, Иван Ребров и другие знаменитости помнят о своих корнях и воздают дань этому празднику, несмотря на споры о том, не становится ли он скорее символическим: в СССР теперь Пасха почитается больше, чем Новый год…»





Я в этой своей книге – конечно, вы заметили – часто цитирую газетные заметки. Наверное, потому, что в каждой сохранился дух того времени – и в каждой можно увидеть меня именно в тот период. Журналисты новых поколений характеризовали меня весьма живописно: «Людмила – одна из самых ярких фигур русской колонии Парижа. Глаза персиянки, по три кольца на каждом пальце… Верные друзья Людмилы не забывают о том, что гранд-дама “Русского павильона” была и романтической актрисой…»

На один из праздников мне прислали подарок из Грасса – двести высоких темно-алых роз. Это был новый, особый сорт, названный моим именем, «Людмила Лопато». Их аромат витал по залу, и я была так счастлива!

Когда в прошлом году Александр Васильев по моей просьбе заглянул в Интернет, он обнаружил там свыше двадцати статей, в которых упоминаются розы «Людмила Лопато». Их особо успешно выращивают в Южной Африке и в Зимбабве, там находятся самые большие плантации «моего» сорта.

В 1980-х годах в Грассе производились и духи «Людмила».

В продажу, впрочем, они не поступали. Патент на этот запах принадлежит моей семье. Мой сын Делано разработал для них нарядную упаковку в стиле мастерской росписи на сюжет «Руслана и Людмилы».

Когда рухнула Берлинская стена, Мстислав Леопольдович Ростропович пришел к нам с друзьями, чтоб отпраздновать это фантастическое событие. Воскликнул еще с порога: «Пожалуйста, Людмила, предложите всему залу шампанское!» Он выпил за здоровье всех, был хозяином вечера, заставил меня спеть «Я вас любил», сказал «Какая талантливая!» – и поцеловал прямо в губы.

Праздник удался на славу: когда пришел счет – они «прочитали… и прослезились».

Вечер был, конечно, особенным, историческим.

Но в то же время – очень в духе «Русского павильона».





Комментарии


Наталия Рен – урожденная Костко-Непржецкая (?–1989), солистка Русской частной оперы на Елисейских полях.

Барышников – Барышников Михаил Николаевич (р. 1948), артист балета, балетмейстер. Солист Кировского театра (1967–1974), с 1974 г. – в США. С 1982 г. – художественный руководитель Американского театра балета.

Шарль Трене (1913–2001) – автор и исполнитель песен, кинематографист.

Иван Ребров — настоящее имя Ханс Риббер (р. 1935), из семьи русских эмигрантов, в детстве пел в хоре фальцетом. Фаворит королевских домов, гастролировал по всему миру, в 1985 г. продал за год 20 млн дисков со своими песнями. Живет в Греции.

Хулио Иглесиас (р. 1943) — испанский певец.

Владимир Ашкенази – Ашкенази Владимир Давидович (р. 1937), пианист, дирижер. Эмигрировал из СССР в 1963 г. С 1987 г. руководит Королевским филармоническим оркестром в Лондоне.

Ив Монтан — настоящее имя Иво Ливи (1921–1991), французский певец, композитор, киноактер.





Глава двадцать восьмая