Черный Леопард, Рыжий Волк

Я погнал себя обратно в настоящее – и меня вырвало. Я встал на ноги. Рвало меня не со сна, виной тому был плот. И что за плот? Громадный курган из костей, земли и травы, похожий на маленький островок, такой не создать рукам человеческим. Леопард сидел на другой стороне, задрав ноги. Он глянул на меня, я глянул на него. Ни он, ни я не кивнули. Фумели сидел рядом с ним, но на меня он не смотрел. Уцелела всего одна вьючная лошадь, и наш рацион сократился наполовину. Разрисованная девочка сидела на коленях рядом со стоявшей Соголон. Плот-островок проседал немного там, где сидел О́го. Что это за штуковина, на чем мы плывем, хотел спросить я его, но понял, что ответ пришлось бы слушать до ночи. Соголон, стоявшая так, будто видела земли, нам незримые, без сомнения, управляла этой штукой при помощи волшебства. Разрисованная девочка смотрела на меня, кутаясь в кусок кожи.

– Ты тоже зверь, как и он? – спросила она, указывая на Леопарда.

– Ты про это? – Я показал на свой глаз. – Это от собаки, а не от кошки. И я не животное, я мужчина.

– Что такое мужчина и что такое женщина? – спросила девочка.

– Bingoyi yi kase nan, – хмыкнул я.

– Она мне это три раза ночью повторяла, даже во сне, – сказала девочка, тыча пальцем в Соголон.

– Дева – это животное, за каким охотятся, – сказал я.

– Я славное подношение…

– А то как же!

Все затихли настолько, что я слышал, как плещет вода под плотом. О́го обернулся. И начал:

– Что сказать, вопрос простой и ответ на него прост, разве что, когда…

– Уныл-О́го, не сейчас, – взмолился я. И повернулся к девочке: – Имя твое? Как зовут тебя?

– Высшие зовут меня Венин. Всех избранных зовут Венин. И он Венин, и она Венин. Великие матери и отцы еще до моего рождения назначили меня в жертву зогбану. С самого рождения и по сей день я жила в молитве, я и сейчас в молитве.

– Зогбану любят север Темноземья. Почему они на юге, да еще и по другую сторону Красного озера? Они не кочевники.

– Я избранная в жертву рогатым богам. Так было с моей матерью и матерью моей матери.

– Мать и мать матери… Как же ты здесь-то оказалась? Кто-нибудь напомнит мне, зачем мы взяли эту? – сказал я.

– Может, хватит задавать вопросы, когда ответ тебе известен? – выговорил Леопард.

– Да ну? Что б я без мудрого Леопарда делал! Так каков ответ, что мне уже известен?

– Они бы уже обгладывали косточки девочки и мальчишки. Они нас поджидали.

– Твой Барышник сказал им, что мы пожалуем, – бросил я Леопарду.

– Он не мой Барышник, – отозвался тот.

– Вы оба глупцы. Зачем посылать нас с заданием, а потом не дать нам его выполнить? – вмешалась Соголон.

– Он передумал.

Она нахмурилась. Не говорить же мне было, мол, Соголон, сказанное тобой – правда? Леопард кивнул.

– Ничто не указывает на предательство Барышника, – сказала она.

– А то! Зогбану просто за переменчивыми ветрами потянулись. Может, это был кто-то, кто сейчас на плоту. Или не на плоту.

Солнце стояло прямо над головой, и синь озера уходила вглубь. Бунши плавала в воде, я видел ее в глубокой синеве, кожа ее, что ночью казалась черной, теперь стала цвета индиго. Она рыбкой стремглав взлетала, выскакивая из воды, затем уходила вниз, далеко в одну сторону, потом в другую, потом обратно к самому плоту. Она походила на водные создания, каких я в реках видел. Плавник сразу от затылка и вниз по шее, плечи, груди и живот женские, зато от бедер на всю длину шел роскошный хвост огромной рыбины.

– Что она делает? – спросил я у Соголон, что до сего момента не удостаивала меня взгляда. Впереди видна была лишь линия, что отделяла водную гладь от неба, но она упорно не сводила с нее глаз.

– Ты рыбу не видел?

– Она не рыба.

– Она разговаривает с Чипфаламбулой. Упрашивает ее еще об одной милости: переправить нас на другой берег. Мы ведь тут без разрешения, в конце концов.

– Где без разрешения?

– Ты болван. На том, на чем плывем.

– Вот этом? – воскликнул я и пнул ногой землю.

То, как стояла она, с видом вождя какого-то, меня злило. Я прошел мимо нее вперед и сел. Тут склоны плота-кургана уходили под воду. Мне стала видна остальная, подводная, его часть. Не плота, а именно плавучего островка, каким правил ветер или колдовство. Две рыбины, может, с меня ростом, плыли впереди.

Дальше я увидел то, чего точно не видел. У погруженного островка прямо впереди, где я сидел, раскрылась щель и проглотила первую рыбину. Полсекунды она торчала, но отверстие ее счавкало. Под правой своей пяткой я увидел глаза, что смотрели вверх, на меня. Я вскочил. Жабры рыбы-острова открывались и закрывались. Еще ниже громадные плавники – каждый шире лодки – медленно шевелились в озерной воде, подводная половина была цвета утренней голубизны, а половина над водой цвета песка с землей.

– Попеле испрашивает у Чипфаламбулы, сборщицы дани, разрешения перевезти нас на другой берег. Ответа она еще не дала, – сообщила Соголон.


– Мы далеко ушли от берега. Разве это не ее ответ?

Соголон рассмеялась. Бунши целиком выскочила из воды и нырнула – прямо перед этой чипфакамбалой, или как ее там.

– Чипфаламбула не потянет тебя на глубину, чтоб на другой берег перевезти. Она вынесет тебя в озеро, чтобы слопать.

Соголон говорила серьезно. Никто не чувствовал, когда эта штука двигалась, но все ощутили, когда она встала.

Бунши подплыла прямо ей под пасть, и я подумал: проглотит, подлая. Она поднырнула и вышла со стороны ее правого плавника. Тот дернулся в шлепке, будто осу отгонял, и Бунши взлетела в самое небо и упала в воду далеко-далеко. Мигом приплыла обратно и забралась на верхушку этой громадины-рыбы. Прошла мимо нас и остановилась возле Соголон, ворча:

– Жирная корова, под старость сварливости в ней все больше.

Я подошел к Леопарду. Он по-прежнему сидел с Фумели, оба поджимали колени к груди.

– Мне надо с тобой словцом перекинуться, – сказал я.

Он встал, встал и этот немужчина. На обоих были кожаные юбки, только никакой неловкости он не испытывал, не то что тогда в «Куликуло».

– Только с тобой, – бросил я.

Фумели не желал садиться, пока Леопард, обернувшись, не кивнул.

– Дальше сандалии станешь носить?

– Ты это про что? – спросил Леопард.

– Тебе что-то еще покою не дает? Еще одна встреча на спине у этой рыбы?

– Ты про что?

Я глянул на него, а он вид делал, будто торопится куда-то.

– Я наведался к одному старейшине по поводу Басу Фумангуру. Просто убедиться, правдивы ли окажутся эти истории. Он мне сказал, что на дом Фумангуру напала болезнь, какой он заразился от речного демона. Но когда я заговорил про порез на руке и про бросание крови, он глянул в потолок еще прежде, чем я рассказал об этом. Он знает. И лжет. Бисимби вовсе не речные демоны. Они к рекам любви не испытывают.

– Вот, значит, куда ты ходил?

– Да, туда и ходил.

– И где теперь этот старейшина?

– Со своими предками. Попытался убить меня, когда я сказал, что он лжет. Штука вот в чем. Я думаю, он не знал о ребенке.

– Да ну?

– Главный старейшина – и не знает о себе самом? Этот сказал, что самому младшему мальчику было десять и еще пять лет.

– То, что ты говоришь, для меня все еще загадки, – сказал Леопард.

– Я говорю вот что. Малец не был сыном Фумангуру, что бы ни говорили Бунши, Барышник или еще кто. Я уверен, что этот старейшина знал, что Фумангуру убить собираются, может, сам это и устроил. Только он насчитал восемь тел, сколько и ожидал насчитать.

– Он знает об убийстве, но не знает о ребенке?

– Потому как ребенок не был сыном Фумангуру. Или домочадцем, или родней, или даже гостем. Старейшина меня убить пытался, потому как понял, что я знаю, что он знает про убийство. Только он не знал, что был и еще один мальчик. По-моему, это потому, что тот, кто стоит за убийством, кем бы он ни был, ничего ему не рассказал.

– И малец не сын Фумангуру?

– Зачем бы ему иметь тайного сына?

– Почему же Бунши зовет его сыном?

– Я не знаю.

– Забудь про деньги и товары. В этих краях люди торгуют одним враньем. – Он выговорил это, глядя мне прямо в глаза. – Или люди говорят лишь то, что, по их мнению, тебе знать положено.

Какое-то время он осматривался, вглядываясь в каждого на рыбе, довольно долго – в О́го, кто опять уснул, потом опять в меня.

– Это все?

– Тебе мало?

– Если ты так считаешь.

– Етить всех богов, котяра. Что-то встряло между нами.

– Это по-твоему так.