Чужой своим не станет

Малинин подошел к большому столу, на котором лежала карта. Минск освободили еще две недели назад. Последние несколько дней добивали группы эсэсовцев, оставшихся в минском «котле» и не пожелавших сдаваться. Уже были освобождены Борисов, Логойск, Смолевичи. Красная армия могучим валом продолжала накатываться, грозя смести на своем пути всякое сопротивление.

Однако после отрешения от командования группой армий «Центр» фельдмаршала Эрнста Буша и назначения на его место фельдмаршала Вальтера Моделя, известного специалиста по оборонительным действиям, отступление немцев замедлилось. Они пытались выровнять фронт, для этого выдвигали вперед прибывающие оперативные резервы.

Информация о второй стадии операции «Багратион» держалась Ставкой в строжайшем секрете. Все соединения, составляющие Первый Белорусский фронт, продолжали готовиться к наступлению, для чего интенсивно проводились тренировки взаимодействия пехоты с артиллерией и танками. Из наиболее опытных бойцов формировались штурмовые подразделения. Молодое пополнение натаскивали тактическим приемам в условиях, максимально приближенных к боевым.

Ни на секунду не прекращалась агентурная разведка, с особой тщательностью изучались позиции противника артиллерийскими наблюдателями; велась акустическая разведка; усилилась авиационная разведка, которой только за последние дни удалось выявить около ста артиллерийских батарей, около пятисот блиндажей и около трехсот различных огневых точек.

На какой-то момент по всему фронту в эфире установилось затишье Командующие армиями, опасаясь прослушивания, лично ставили задачи командирам частей. Стараясь ввести противника в заблуждение, интенсивно велись ложные земляные работы. Все указывало на то, что Красная армия крепко увязла в обороне. Немцев не следовало разубеждать, наоборот, нужно было всячески подтверждать предлагаемую им дезинформацию. Сейчас полковнику Русовому представлялась такая возможность.

О Люблин-Брестской операции знал только ограниченный круг посвященных. Предполагалось, что Первый Белорусский фронт перейдет в наступление в полном составе, включая его левое отставшее крыло, бывшее длительное время не столь активным. Правое крыло должно было обойти и занять Брест с восточной стороны.

Одна из задач Ставки заключалась в том, чтобы ввести немецкое командование в заблуждение и отвлечь его от направления главного удара советских войск.

– Твоя задача, – негромко продолжал генерал-полковник Малинин, размешивая ложечкой сахар, – убедить немцев в том, что мы не собираемся продолжать наступление в Белоруссии. Что мы будем окапываться здесь и дальше, а значительная часть соединений Первого Белорусского фронта будет переброшена под Кишинев. Пусть думают, что именно там направление главного удара! И сделать это нужно как можно быстрее!

– Понял, товарищ генерал-полковник.

– Очень надеюсь, что эта информации дойдет до Гитлера. Хотя ему сейчас не до этого… Разбирается со своими соратниками, пытавшимися отправить его на тот свет. Ты слышал об этом?

– Так точно. Гитлера пытались взорвать в его резиденции. Жаль, что не удалось.

– Может, даже и хорошо, что не удалось. Мы этого гада судить будем! А потом повесим на площади! Пусть весь мир видит! Ты говоришь, что этот Штольце пользуется особым расположением Кальтенбруннера?

– Да. А Кальтенбруннер, в свою очередь, имеет право докладывать оперативную информацию напрямую Гитлеру.

– Это хорошо… Будем надеяться, что наш план сработает.

Чай допит. Постепенно закончилось и печенье.

– Разрешите идти, товарищ генерал-полковник?

– Идите и докладывайте мне о малейших передвижениях на фронте.





* * *


Вернувшись в штаб корпуса, полковник Русовой распорядился, чтобы к нему доставили Штольце и пленного радиста.

Через двадцать минут диверсанты сидели напротив полковника. Немного в сторонке разместился Романцев. За прошедшие несколько часов гауптштурмфюрер заметно сдал, ссутулился, щеки ввалились, носогубные складки углубились. На скулах выступила серая густая щетина. На рукава гимнастерки налип мусор. Смотрел вокруг понуро, от прежней бравады не осталось и следа.

Своим внешним видом Штольце озабочен не был. Стало понятно, что за прошедшее время поистрепалась не только его одежда – изменился он сам. Его напыщенная манера держаться улетучилась: голос ослаб, железные интонации исчезли. Взгляд – потухший, усталый, полный безразличия.

За то время, пока они не виделись, немец о многом успел подумать и, похоже, пришел к неутешительному выводу: его семья оказалась уязвимой, а повлиять на ситуацию из плена он не мог.

Теперь перед Романцевым сидел человек, воля которого была надломлена.

Радист оставался спокоен, свой выбор он уже сделал.

Полковник Русовой положил перед Штольце лист бумаги:

– Нужно передать вот такую радиограмму. Очень надеюсь, что все обойдется без сюрпризов, не осложняйте себе жизнь! Что вы здесь можете подправить или добавить, чтобы она выглядела достоверной?

Штольце взял листок. Внимательно прочитал радиограмму. Затем поднял на полковника глаза, в которых на какое-то мгновение блеснула прежняя искра, но тотчас же угасла во тьме зрачков.

Это уже не боец. Сломлен. Раздавлен.

– Сделаю, как вы хотите… Не хватает нескольких тайных знаков, указывающих, что мы работаем не под наблюдением…

– Продолжайте…

– Я бы приписал в конце сообщения: «О следующем сеансе связи сообщу дополнительно». Это значит, что над нами никто не стоит.

– Что ж, хорошо… А теперь поднимаемся, через два часа радиосвязь!

– Я бы посоветовал вам осуществить радиосообщение в лесу. В немецкой разведке очень чувствительные радиопеленгаторы, они могут установить, что радиоэфир проводится из расположения русских войск. Тогда такому радиосообщению будет грош цена!

– Мы учтем ваши замечания. – Посмотрев на дежурного, стоящего в дверях, Русовой приказал: – Арестованных к машине!

После того как пленных увели, Романцев обратился к Русовому:


– Товарищ полковник, Штольце сказал, что должен встретиться с немецким агентом в шесть часов вечера у разрушенной церкви поселка Яровичи. Штольце он не знает, может, вместо него попробовать кого-нибудь другого? Через этого агента мы сможем раскрыть всю сеть.

– Предложение дельное. Но у нас нет времени искать такого человека или приглашать кого-либо со стороны. А наших сотрудников шпион наверняка знает, все-таки он находится среди нас. Мы даже не знаем, как давно он здесь.

– Этим человеком могу быть я. Ведь я здесь недавно… Меня толком никто не знает. Примелькаться я тоже не успел.

– А знаешь, это идея. Давай так и поступим. Мы будем прикрывать тебя, я тоже туда подойду. Очень хочется посмотреть на эту сволочь!

– В это время начинается вечерняя служба.

– Оцепим территорию и будем незаметно дожидаться. Никуда он от нас не денется! Ну а сейчас поехали в лес! Понаблюдаем, как радист передает радиосообщение в Абвер.





Глава 22

Вы не верите в самолет?




Вчера вечером радиационной разведкой было перехвачено сообщение русских:

«Немецкими диверсантами было осуществлено нападение на штаб 91-го стрелкового корпуса. Часть документов была уничтожена во время интенсивного боя, а другую часть диверсантам удалось забрать с собой. Квадрат, в котором произошло нападение, был оцеплен, вдогонку диверсионной группе был отправлен поисковый отряд».

Обергруппенфюрер Кальтенбруннер не сомневался, что нападение на штаб русской армии было совершено диверсионной группой гауптштурмфюрера Штольце, и если с ним ничего не произошло, то в ближайшее время он выйдет на связь. Местность в поисковом районе заболоченная, залесенная, так что у него есть возможность выбраться благополучно. Он из тех счастливчиков, что всегда вытаскивают выигрышный билет.

В кабинет вошел капитан Шлейхер, исполнявший последние несколько дней обязанности адъютанта. По мнению Кальтенбруннера, Шлейхер был недостаточно расторопен, следовало подыскать на его место кого-нибудь другого. Лицо адъютанта выглядело торжественным, как начищенный рояль.

– Господин обергруппенфюрер, только что пришло сообщение от агента Заубера.

Сделав три больших шага, он положил на черную полированную поверхность стола запечатанный конверт с грифом «Совершенно секретно». Кальтенбруннер выждал несколько долгих секунд: не годится генералу полиции проявлять ребячье нетерпение. Посмотрел на адъютанта, продолжавшего стоять у стола:

– Можете идти.

Капитан Шлейхер вышел, плотно прикрыв за собой массивную дверь. Кальтенбруннер надорвал конверт и вынул из него небольшой листок бумаги, заверенный печатью Рейхсканцелярии.

«Фредерику. Следуя вашим указаниям, нашей диверсионной группой разгромлен штаб 91-го стрелкового корпуса. Из архива изъяты секретные карты и важнейшие документы. В результате спецоперации взят в плен полковник штаба Макаров. Из допроса установлено, что значительную часть воинских соединений русские перебрасывают в Бессарабию в район Тирасполя. Именно там планируется нанесение основного удара. Из Белоруссии в район Тирасполя отводятся бронетанковые части, артиллерийские соединения, а также системы полевой реактивной артиллерии. Из Резерва Главного командования русскими в район Тирасполя выводится отдельный тяжелый танковый полк и пятнадцатая артиллерийская дивизия прорыва, а также бригада минеров. Русской военной контрразведкой было организовано преследование нашей группы. В жесткой перестрелке погибли Феоктистов и Рыжков. Пытаемся оторваться, уходим в глубину болот в направлении на северо-запад. О следующем сеансе связи сообщу дополнительно. Заубер».

Обергруппенфюрер испытал некоторое разочарование – не такого результата он ожидал. Все складывалось не так, как планировалось, но вряд ли кто справился бы с таким заданием лучше, чем гауптштурмфюрер Штольце.

Подняв трубку, Кальтенбруннер распорядился:

– Шлейхер, зайдите ко мне.

Вернув текст радиосообщения адъютанту, Кальтенбруннер приказал:

– Проверить полученные данные по другим источникам, и побыстрее!

– Слушаюсь!

Ближе к вечеру полученные от Штольце данные были подтверждены разными, не связанными между собой источниками. В поселке Яровичи, где стоит штаб Девяносто первого стрелкового корпуса, действительно шел интенсивный бой. Передислокация русских подразделений в район Тирасполя также была подтверждена наблюдателями на станциях. Похоже, что в Бессарабии русские создают мощное бронетанковое соединение, которое предполагают выдвинуть под Кишинев.

Взяв из папки чистый лист бумаги, обергруппенфюрер написал:

«Зауберу. Ваши данные весьма важны. Сделайте все возможное, чтобы оторваться от преследования. Сообщите район вашего нахождения, мы организуем для вас коридор на нашу сторону, или сообщите координаты, откуда вас мог бы забрать самолет. Фредерик».

Запечатав конверт, Кальтенбруннер вызвал адъютанта.

– Немедленно отнесите в шифровальный отдел. Нужно передать радиосообщение в ближайший эфир, и пусть подадут мою машину, я выезжаю. Немедленно!

– Слушаюсь! – бойко ответил капитан и вышел из кабинета.

Следовало немедленно ехать в «Вольфшанце», где размещался штаб Гитлера, и доложить ему о последних маневрах русских.

«Направление главного удара в районе Кишинева будет выглядеть вполне логично, – размышлял Кальтенбруннер. – На Украине русские сумели продвинуться достаточно далеко, взяли Киев и Львов. Но в Белоруссии они натолкнулись на глубокоэшелонированную оборону, завязли и были вынуждены перейти к позиционной войне. Для наступления остается только Бессарабия. Вот там мы их и встретим!»

Настроение Кальтенбруннера заметно улучшилось, хотя предстоящая дорога совершенно его не радовала.

Здоровье Гитлера после покушения значительно ухудшилось, он даже слег на две недели в постель, попав в полное распоряжение своего лейб-врача доктора медицины Теодора Мореля. Надо отдать ему должное – доктор умел справляться с Гитлером, он вылечил у него желудочную болезнь, что и стало звездным часом в карьере эскулапа. Без своего личного врача фюрер не выезжал ни в одну длительную поездку, держал его при себе во всех ставках.

Обергруппенфюреру было известно, что сейчас за здоровье хворающего Гитлера борются две группы лекарей: одну возглавлял Морель, его личный лейб-медик, другую – хирурги Брандт и Хассельбах, считавшие, что фюрер слишком много принимает стрихнина. Однако Морелю, лечившему вождя аж с тридцать шестого года, фюрер доверял несравненно больше, чем кому-либо. Гиммлер уже заявил, что он не допустит ненужной возни вокруг больного фюрера, обещал прогнать лечащих врачей и прислать своего лейб-медика, оберштурмбанфюрера СС доктора Штумпфеггера.