Чужой своим не станет

В настоящее время на военных совещаниях Гитлера замещал его заместитель, Кейтель. Долговязый, длинноногий и длиннорукий, во всем подражающий Гитлеру, он комично смотрелся на оперативных совещаниях. Так же, как и фюрер, он водил длинными узкими ладонями по карте, рисовал синим карандашом стрелки, указывая места возможного удара русских. Взирал на собравшихся строгим взглядом, при случае мог ударить по столу кулаком и, неестественно выпрямляясь, делаясь от этого еще выше, сверху вниз посматривал на заметно смущенных генералов.

Одно дело, когда по столу стучит рейхсканцлер, в чьих руках всецело находится не только их жизнь, но и судьба всего государства, и другое дело – один из военных советников Гитлера.

Генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель требовал не только стабилизировать положение на фронте, он призывал к более решительным действиям – к переходу в наступление.

Кейтель вдруг вышел из тени приболевшего Гитлера и стал таким, каким, собственно, и сформировала его природа: заносчивым, нетерпимым к чужому мнению и невероятно высокомерным. Он чувствовал себя на своем месте. Боевые генералы не без тревоги думали о здоровье ослабевшего фюрера: а что, если Кейтель останется за него надолго?

Молодые офицеры Генерального штаба, которым генерал-фельдмаршал Кейтель не давал спуску, не без иронии называли его Полководцем.

Кальтенбруннер Кейтеля не терпел. Знал, что тот откровенно посмеивается над его сильным австрийским диалектом, но старался держаться с ним учтиво, как и положено младшему по званию. Вильгельм Кейтель в отношениях с обергруппенфюрером никогда не перешагивал «красной черты», понимая: Кальтенбруннер – человек фюрера, его земляк, и именно ему он обязан своим возвышением. И если фюреру представится возможность выбирать между ними двумя, еще неизвестно, чью сторону он предпочтет.

Поначалу обергруппенфюрер Кальтенбруннер хотел переговорить с Кейтелем по телефону и откровенно рассказать о результатах разведки, но потом решил, что вряд ли подобный разговор произведет на генерал-фельдмаршала впечатление, скорее всего, останется одним из многих, какие были у Кейтеля за последние часы.

Важно прийти самому и лично положить разведданные на стол, это даст предстоящему разговору определенный вес. Упуская мелкие детали, можно рассказать о задаче группы, полученных результатах и поделиться собственными соображениями. От начальника имперской безопасности Кейтель не сможет отмахнуться, несмотря на колоссальную занятость.

Обергруппенфюрер в сопровождении адъютанта вышел на улицу. Подскочивший водитель предупредительно распахнул перед ним дверь, и Кальтенбруннер, едва не переломившись пополам, втиснулся в автомобиль. На переднем сиденье устроился адъютант.

Кальтенбруннер любил разъезжать именно на заднем сиденье – в дороге в относительном одиночестве хорошо думается, а сейчас весьма важно сосредоточиться перед ответственной встречей с генерал-фельдмаршалом Кейтелем.

Дорога была разбита – результат недавней бомбардировки союзников. Многие здания сильно разрушены. Жители домов уже самоорганизовались и, не дожидаясь чьей-либо помощи и распоряжений жандармерии, дружно разбирали завалы; на пустырях складывали кирпичи; сгребали в ямы мусор.

Унтер-офицеры полевой жандармерии, с металлической пластинкой серебристого цвета полулунной формы на цепочке на шее, за что их называли «цепные псы», блокировали разбитые районы и, стараясь поддерживать должную дисциплину на дорогах, отправляли машины в объезд по еще целым дорогам. Возле государственных домов, требующих быстрого восстановления, под присмотром рядовых полевой жандармерии, вооруженных легким стрелковым оружием, военнопленные растаскивали завалы, загружали обломки на грузовики; небольшая группа военнопленных, видно, имевших более высокую квалификацию, заделывала пробоины в стенах.

Немецкие солдаты не любили военных полицейских, на то были свои причины: им вменялось поддержание порядка и дисциплины в частях. Именно они проверяли документы у солдат, направляющихся в отпуск. Спорить с ними было чревато: вместо положенного отпуска можно было оказаться в штрафной части.

К аэродрому подъехали с опозданием на полтора часа. Обергруппенфюрер прошел через контрольно-пропускной пункт, на котором уже немолодой дежурный, судя по орденам, успевший повоевать еще в Первую мировую, неестественно распрямил сутулую спину и стоял так до тех самых пор, пока Кальтенбруннер не проследовал мимо. Даже небрежная отмашка рукой, дававшая ему право держаться свободнее, не вынудила старого вояку расслабить натруженную в боевых походах стать.

Аэродром был хорошо замаскирован. Самолеты, укрытые камуфляжной сетью с тряпичными нашивками, напоминали травянистое покрытие; по краям поля стояли зенитные установки, на которых совсем молоденькие солдаты, опасаясь внезапного нападения, всматривались в глубину посеревшего неба.

Обнаружить взлетную полосу и самолеты было непросто. С трех километров под углом обзора в восемьдесят градусов участок местности, на котором располагался аэродром, сливался в сплошную полосу неопределенного цвета, напоминавшую поле. Ангары, жилье и штабные помещения грамотно укрыты с точностью, предписанной маскировочной дисциплиной. Немецкие летчики регулярно летали над аэродромом и указывали на дефекты маскировки. Противнику потребуется сильно потрудиться, чтобы дешифровать свои аэрофотоснимки.

На самом краю поля, зарывшись носами в землю, стояли четыре разбитых истребителя «Фокке-Вульф 190» с раскрошенными крыльями. Разведка союзников обнаружила их на прошлой неделе в ночное время при помощи осветительных бомб, проявивших через маскировочную сеть контуры самолетов. В последующие несколько дней была проведена работа по установлению ложных ориентиров, чтобы отвести вражеские бомбардировщики от настоящих целей.

В последние дни обслуга аэродрома чувствовала себя в относительной безопасности, но каждый солдат понимал, что это ненадолго. Скоро союзники поймут, что бомбят несуществующий аэродром, и проведут дополнительную разведку. К этому нужно подготовиться основательно и произвести полное сокрытие объектов. Немалую роль должны сыграть дымовые шашки, которыми в последнее время доверху заполнили один из ангаров.

Обергруппенфюрер Кальтенбруннер перешагивал через ямы, перепрыгивал через рытвины. Обошел небольшой луг с высокой травой – на некоторых участках аэродрома рос ковыль с какой-то сорной травой, еще недавно этого не было. Это не халатность, а осознанная предусмотрительность. Аэродром буквально сливался с окружающей местностью, и подобная имитация под поля и канавы была способна ввести в заблуждение даже опытного летчика.

Взлетную полосу не разглядеть – она покрашена под цвет окружающей местности, а рядом, буквально в метре от нее, буйно колосилась рожь.

Самолеты, спрятанные под маскировочные сетки, стояли вразброс почти у самых границ аэродрома, этого требовала дисциплина маскировки. Выглядеть на общем фоне почти невидимыми им помогала дополнительная окраска – темно-зеленая, пятнистая, делающая объекты совершенно незаметными.

У самой кромки поля стоял двухмоторный «Хейнкель-70». Рядом, встречая обергруппенфюрера, вытянулись капитан Люфтваффе и механик.

– Все готово? – спросил начальник имперской безопасности, пожимая руку летчику.

В вопросе не было необходимости, каждый из ожидавших отменно знал свое дело, в чем Кальтенбруннер убеждался не однажды, летая именно на этом самолете и с этим экипажем.

– Так точно, господин обергруппенфюрер. Прошу вас в салон.

– Сколько нам лететь?

– Если ничего экстренного не произойдет, то немногим более часа.

Руководитель имперской безопасности нахмурился.

– Вы не верите в самолет?

– Верю, как себе, господин обергруппенфюрер. Машина очень надежная и ни разу меня не подводила, но мы находимся на войне. А потом все летчики немного суеверные.

– Я вас понял… Только давайте попробуем без всякого экстрима. Я этого очень не люблю. Мне еще нужно вернуться – дел невпроворот!

– Сделаем все возможное, господин обергруппенфюрер, – охотно отозвался капитан.

Когда заурчал двигатель, Кальтенбруннер испытал облегчение. На этом типе самолета ему приходилось летать и раньше, в тридцать седьмом, в качестве обычного пассажира. Вот только авиационные конструкторы вскоре быстро выяснили, что такой надежный самолет можно использовать и в качестве скоростного бомбардировщика.

Через иллюминатор обергруппенфюрер смотрел на прижатую к земле порывами ветра рожь. Слегка качнувшись, самолет тронулся и заторопился на взлетную полосу. Когда машина начала разбегаться по твердому бетонному покрытию, крылья мелко завибрировали, самолет взлетел и вскоре затерялся в облаках.

Через полчаса полета, глянув в иллюминатор, Кальтенбруннер увидел у самого горизонта плотную группу русских самолетов. Вот один из истребителей неожиданно отделился от группы и направился в сторону бомбардировщика, но через какое-то время, видно, раздумав, вернулся в строй. Обергруппенфюрер перевел взгляд на механика, выглядевшего совершенно спокойным. Разглядев в лице Кальтенбруннера следы тревоги и стараясь перекричать работу двигателей, механик громко сообщил:

– Им сейчас не до нас. Мы для них – слишком малая цель. Бомбардировщики в сопровождении истребителей летят на Берлин!

О бомбардировке столицы механик сообщил безо всяких эмоций, как если бы речь шла о чем-то обыденном. И сам Кальтенбруннер воспринял сказанное без внутреннего содрогания, окончательно привыкнув к тому, что столицу Германии уже давно бомбят как русские, так и их союзники.

А ведь были времена, когда синеву неба невозможно было рассмотреть из-за огромного количества немецких самолетов, летящих на восток. Сейчас такого уже не увидишь.


Вскоре показался Растенбург.

Обергруппенфюрер пытался распознать среди густо растущих деревьев «Волчье логово». Однако под крыльями самолета был однообразный унылый лесной пейзаж, ничем не отличающийся от зеленого массива, над которым они летели последние полчаса. А ведь там, внизу, скрывался настоящий город, если не больше самого Растенбурга, то, во всяком случае, равный ему по площади. Инженеры потрудились на славу.

Летчик уже совершал уверенные маневры на разворот. Дальше – посадка. И тут с левой стороны обергруппенфюрер увидел яркую вспышку, за ней еще одну, такую же ослепительную. Самолету подавали сигналы на снижение, показывая местоположение взлетной полосы.

Шасси ударились о твердую поверхность, лежащую между двумя мерцающими огнями, «Хейнкель-70» уверенно покатил по бетонной полосе; через пару сотен метров он остановился перед густым лесом.

Механик открыл дверцу и спустил трап, несильно стукнув металлом о каменную твердь.

– Прошу вас, господин обергруппенфюрер.

Поблагодарив летчиков легким кивком, Кальтенбруннер сошел на взлетную полосу, за ним проворно сбежал адъютант.

Немного в стороне стояли несколько офицеров. Среди них выделялся высокий капитан со строевой выправкой. Увидев вышедшего из салона Кальтенбруннера, он устремился к нему широким, но неторопливым шагом.

– Хайль Гитлер! – поприветствовал он начальника службы имперской безопасности.

Обергруппенфюрер лениво вскинул руку.

– Капитан Овербах, адъютант генерал-фельдмаршала Кейтеля, – представился офицер. – Генерал-фельдмаршал отправил меня встретить вас и проводить в его блиндаж.

– Показывайте, – произнес Кальтенбруннер.

За прошедший месяц в Ставке народу значительно прибавилось. Занятые делом, люди сновали из одного бункера в другой. Среди персонала было немало женщин. Встречались и прехорошенькие. Обстановка крайне деловая: смеха и шуток не слышно. Ощущалось близкое присутствие войны.

По всему периметру в несколько рядов была протянута колючая проволока. Наблюдательные вышки, долговременные огневые точки, зенитные позиции, в замаскированных окопах установлены танки для стрельбы прямой наводкой. У многих блиндажей стояли тяжелые пулеметы, возле которых дежурили боевые расчеты. Такое впечатление, что хозяева блиндажей готовились держать круговую оборону.

«Опасаются русского десанта, что весьма оправданно».

У входа в бункер генерал-фельдмаршала Кейтеля на небольшом бетонном возвышении был установлен крупнокалиберный пулемет с боекомплектом из бронебойных пуль; его толстый ствол хищно смотрел в угрюмый лес. Рядом, одетые в полевую форму, стояли солдаты из личной охраны фюрера, готовые в любую минуту отразить внезапное нападение.

Кальтенбруннер посмотрел вверх – через маскировочную сетку с пришпиленными к ней кусками ткани и приклеенной травой тускло пробивалось солнце.

Капитан Овербах пояснил:

– У нас очень строгая пропускная система. С тех самых пор, как произошло покушение на фюрера, она еще более ужесточилась. Я бы попросил вашего адъютанта остаться снаружи. – И, повернувшись к капитану Шлейхеру, немного мягче, словно извиняясь за свой беспристрастный тон, предложил: – В Ставке имеются рестораны с прекрасной кухней. Уверен, вам понравится. Если хотите развлечься, есть казино, кинотеатры. Желаете просто отдохнуть – в вашем распоряжении гостиница.

Шлейхер посмотрел на Кальтенбруннера, не посмевшего возразить, и тут же с готовностью отвечал:

– Спасибо, господин капитан. Схожу в ресторан. Знаете, я действительно чертовски проголодался.

– Идите мимо этого блиндажа, – показал капитан Овербах на девятиметровое возвышение, – а потом поверните направо. В следующем бункере налево находится ресторан. Здесь у нас невозможно заблудиться. Советую взять запеченную форель в белом соусе. Это блюдо особенно великолепно!

– Я последую вашему совету, – с готовностью отозвался капитан Шлейхер.

Адъютант Овербах обернулся к обергруппенфюреру:

– Прошу вас.

Снаружи бункер напоминал огромный холм, поверх которого произрастали многочисленные кусты, возвышались деревья, и только небольшая металлическая дверца в крашеном зеленом бетоне указывала на то, что здесь размещается убежище.

Они прошли мимо охраны и зашагали по освещенным коридорам. Внутри бункера тоже дежурила охрана: солдаты стояли в переходах и у дверей, высоко подняв подбородок, встречали входящих.

Стены выкрашены в белый цвет, что давало ощущение пространства, а вот двери, напоминавшие заплатки, были темно-серыми. Повсюду цветы: одни стояли по углам, другие пышно росли в углублениях стен, походивших на подоконники. Дышалось легко, как будто находишься не на двадцатиметровой глубине, а в хвойном лесу после летнего дождя.

Продумана самая малейшая деталь. Все было к месту. Ничего лишнего.

Остановившись перед одной из дверей, адъютант уверенно надавил на звонок. Через секунду внутри толстых металлических пластин щелкнул замок, адъютант потянул на себя ручку, и дверь подалась неожиданно легко.

Вошли в кабинет Кейтеля. Напротив двери стоял небольшой квадратный стол, за которым сидел генерал-фельдмаршал и что-то быстро писал. В стенах угадывались прямоугольные углубления, стилизованные под окна. С правой стороны от двери было нарисовано озеро с камышами и дикими утками, по другую сторону – цепочка заснеженных гор, а напротив двери – узкая полоска песчаного берега с голубым морем, уходящим за горизонт.

– Хайль Гитлер! – бодро поприветствовал хозяина кабинета обергруппенфюрер.

– Хайль, – оторвался Кейтель от письма. – Присаживайтесь, Кальтенбруннер. Через час у меня совещание, нужно подготовиться. К сожалению, фюрер пока не может их вести, чувствует легкое головокружение… Поэтому поручил мне. Уверен, у вас есть серьезное сообщение, иначе зачем вам приезжать сюда лично?

Кальтенбруннер сел напротив. С момента последней встречи генерал-фельдмаршал значительно изменился: выглядел озабоченным, в глазах появилась строгость. Говорят, что во время совещания Кейтель покрикивает даже на заслуженных генералов: хочется надеяться, что так он поступает из-за большого желания остановить наступление русских; что ж, такая его заносчивость должна помочь делу.

– Все так, господин генерал-фельдмаршал. По данным нашей разведки, подтвержденным из различных источников, русские намерены наступать в районе Кишинева. В настоящее время в район Тирасполя подтянуто значительное количество бронетехники. Из Минска переброшено несколько стрелковых дивизий. Наступление должно состояться через неделю.

Некоторое время Кейтель молчал, обдумывая сказанное, его высокий лоб прорезала глубокая морщина. Прошло несколько томительных минут, прежде чем он заговорил вновь:

– Вы уверены в этом?