Дань псам. Том 2
Часть 49 из 116 Информация о книге
И каждого он погубит поодиночке. «Король восходит на трон» (вырезано на Стене поэтов, Королевская пещера, Унта) Шан рыкнула, выгнулась и обернулась к Локку. Огромный, покрытый белой шерстью зверь не стал дергаться и отскакивать, просто затрусил в сторонку, вывалив язык, словно от хохота. За ними внимательно наблюдал с небольшого расстояния Блед. Шан, все еще скаля клыки, вновь скользнула в высокую траву. Бэран, Бельмо, Крест и Зубец при виде всего этого даже не замедлили бега – в конце концов, случилось оно далеко не в первый раз – и продолжали двигаться, образуя собой неровный полумесяц, у которого Крест и Зубец замыкали фланги. С небольшого подъема к юго-западу за ними следили антилопы – поверни одна из Гончих хоть чуть-чуть голову, и они тут же унеслись бы прочь так быстро, как только позволили бы ноги, отбивая сердцами лихорадочную барабанную дробь мутного ужаса. Но сегодня Гончие Тени охотиться не собирались. Ни на антилоп, ни на бхедеринов, ни на чернохвостых оленей, ни на земляных ленивцев. Всем этим животным, что проводили жизнь в состоянии либо блаженной неприметности, либо ужаса, не было нужды перескакивать из одного в другое – во всяком случае, не из-за огромных Гончих. Что же до степных волков, неуклюжих коротконосых медведей и живущих в высокой траве коричневых кошек, на расстоянии десяти лиг отсюда их сейчас не было вообще – они устремлялись в бегство, почуяв даже легчайший запах. Высоко над Гончими плавали Великие вороны – крошечные точки на голубом своде. Шан не нравились двое новых компаньонов – грязно-белые кляксы с мертвыми глазами. Особенно ее раздражал Локк, который предпочитал передвигаться так же, как и она, причем неподалеку от нее, скользя словно призрак, невидимый и неслышный. Самым же досадным было то, что в этом умении он от нее не отставал. Однако отказываться от одиночества она не собиралась. Нападать и убивать, на ее взгляд, было намного приятнее одной. Локк же все усложнял, а она не терпела сложностей. Где-то далеко позади за ними двигалась погоня. За свою очень и очень долгую историю Гончие Тени не раз становились объектом охоты. Чаще всего охотникам приходилось впоследствии пожалеть о своем решении, будь оно вызвано мгновенным импульсом или инстинктивной потребностью, продиктовано неким хозяином или пылающей в душе ненавистью. В любом случае оно оказывалось фатальным. И однако же совсем изредка подобная охота оборачивалась для Гончих столь утонченным удовольствием, что они не разворачивались навстречу преследователям, но позволяли погоне длиться и длиться. Приплясывая, уходили с дороги от преследующей их ярости, слепой жажды. Любые предметы отбрасывают тень. Если свет пылает ярким пламенем, тень может уплотниться, приобрести резкие контуры, подернуться рябью движения. Тень – это отражение, однако не все отражения правдивы. Иные тени лгут. Обман задействует воображение, а воображение порождает страх, или, возможно, все наоборот, и это страх разжигает воображение, неважно. Теням от того только лучше. Темная магия разума может сделать реальным все воображаемое. Зверя – и отбрасываемую им тень. Тень зверя – и породивший ее свет. Они отрываются друг от друга, становятся отдельными, обращаются в кошмар. Философы и дураки могут утверждать, что сам по себе свет не имеет формы, что он обретает существование, обрисовывая формы других предметов, и зависит от того, открыты ли глаза наблюдателя. Что без всего этого он незаметен и даже невидим. В отсутствие предметов свет ни с чем не взаимодействует, не рассеивается, ничего не обрисовывает и не отражает. Просто льется и льется. Если это так, то свет – уникальное явление во вселенной. Но у вселенной есть один закон, что превыше всех остальных: ничто не уникально. Увы, дураки и философы попросту не видели света. Вообразим формы зверей, Гончих и прочих монстров, демонических и кошмарных. Из света, из тьмы и из тени. Возьмем немного глины, вдохнем в нее дар жизни, и силы эти вскипят от противоречий, впечатанных им прямо в душу. Дераготы темны и в своей ярой уверенности могут претендовать на обладание тенями, которые отбрасывают. Локк и Блед, однако, есть свет, что дал Дераготам ту форму, без которой не могут существовать ни они сами, ни Гончие Тени. Если охотники и те, за кем они охотятся, того пожелают, звери могут однажды встретиться, злобно глянуть на противника, сгорая от жажды уничтожить друг друга, – и тогда, в один ошеломительный миг, попросту исчезнут без следа. Ха-ха. Не всякий инстинкт способствует выживанию. В конце концов, глупость липнет к жизни, и чем сообразительней жизнь, тем глупей она может оказаться. Гончие Тени не были ни бесконечно мудры, ни безмозглы. Но, следует заметить, довольно умны. Итак, да здравствует трехсоставная вселенная, где каждая часть столь сильно зависит от присутствия другой. Почему нет? Тем более что она не существует – разве что в ограниченном сознании, неспособном обойтись без упрощений. Как, например, в моем, подумал Котильон. Он бросил взгляд на своего спутника. Но не в его. Когда находишься в центре игры, вопросов не возникает. Но как такое вообще возможно? И что это значит – быть глазом бури? Что случится, дорогой Престол Тени, если ты моргнешь? – Такого, – произнес Престол Тени, – мы не предусмотрели. – И это все здорово усложняет, – согласился Котильон. – Гончие нужны нам здесь, просто для уверенности, что все пройдет как надо. Престол Тени хмыкнул. – Никогда ничего не идет как надо. Нижние боги, мне снова пришлось использовать этого безумца – Верховного жреца. – Искарала Прыща. – Котильон вдруг сообразил, что ухмыляется. Он быстро согнал ухмылку с лица, поскольку, заметь ее Престол Тени, того мог удар хватить. – Сордико Куолм очаровательна, но недостаточно надежна, во всяком случае, для подобных заданий. – Как и Прыщ! – отрезал Престол Тени. Они смотрели на приближающихся Гончих, ощущая их совместное любопытство незапланированной встречей. В конце концов, задачу перед ними поставили совсем простую. Даже прямолинейную. Котильон бросил взгляд через плечо, сощурился на тощую фигуру, шагающую к ним. Даже не так – чужак, чтоб его, был на пути к воссоединению, и еще непонятно, чем оно закончится. – Слишком много историй, слишком много полуправды и откровенной лжи, – Престол Тени злобно скалил зубы, произнося каждое слово. – Щенки тисте эдур – казалось бы, сгодится любой, кто знает старые команды. Но теперь… – Согласно моим, хм, изысканиям, зовут его Тулас Остриженный или вроде того, и нет, насчет пола я отнюдь не уверен, а по тому, что от него осталось, определить наверняка представляется маловероятным. Престол Тени что-то проворчал, потом добавил: – По крайней мере он в нынешней форме – о, как же я ненавижу драконов! Если бы паразитам был положен король, они бы трон и заняли. – Если где-то случаются безобразия, само собой, они в самой гуще, это верно. Элейнты, одиночники – когда доходит до неприятностей, разницы никакой. – Это все хаос у них в крови, Котильон. Только вообрази, как без них было бы скучно… а я так обожаю скуку. Ну, как скажешь. – Итак, – продолжил Престол Тени, – объясни мне, как все это сочетается с твоими до смешного абстрактными теориями. – Они абстрактны лишь потому, что не описывают ничего вещественного – прошу простить мне этот непреднамеренный каламбур. Свет, Тьма, Тень. Гончие одного, другого и третьего. Эти звери существуют лишь благодаря семантике. Престол Тени хмыкнул. – Дерьма они действительно не оставляют – и извинить столь идиотское предположение можно лишь этим. Но от них пахнет, у них капает слюна, они, Котильон, чешутся и вылизываются! Ах да, и еще они раздирают на куски всех прочих. Когда сочтут нужным. – Потому что мы этого от них ожидаем. – Будет тебе уже! – Послушай – что вообще за путаница с происхождением Дераготов? Дикие звери из каких-то ушедших пыльных эпох, во всем мире их осталось лишь семеро, и Первый император – который, само собой, был далеко не первым – избрал их, чтобы заключить в них свою разделенную душу. Пока еще туда-сюда, но теперь у нас имеются также Гончие Тени, и, предположительно, Гончие Света… – Это просто альбиносы, Котильон, чтоб их, цвет, скорее всего, никакого значения не имеет, и к тому же их всего двое… – Тех, о которых нам известно, а известно нам о них лишь оттого, что они оказались в нашем мире, – но почему? Кем – или чем – они сюда призваны? – Мной, конечно же. – И каким образом? Престол Тени пожал плечами. – Я размышлял вслух о необходимости… замены. – И этого достаточно, чтобы кого-то призвать? Я, кажется, припоминаю, что слышал, как ты также размышлял вслух о «необходимости» невыразимо прекрасной Королевы Тени, готовой услужить любому твоему желанию… – Я так и знал! Ты за шторой прятался! – Ну и где же она? Ответа на вопрос не последовало, поскольку Тулас Остриженный наконец приблизился и остановился от них в десяти шагах. – Похоже, – сказал мертвый тисте эдур, – мои гончие нашли себе… новую игрушку. – Отрежь ему башку, Котильон, – попросил Престол Тени. – Мне от него уже сейчас тошно. Мимо Котильона скользнула Шан, вперившая глаза в Туласа. Мгновение спустя появились Бэран, Крест, Бельмо и Зубец, обогнули правителей Области Тени и двинулись вперед, окружая тисте эдура. Который простер руки, словно приглашая зверей еще ближе. Ни один из них не послушался. – Думаю, живым ты им нравился больше, – заметил Котильон. – Мертвым от столького приходится отказываться. – Если бы только мои чувства умерли вместе со мной, – сказал Тулас, вздохнув и снова опуская руки. – Но я все равно рад их видеть. Однако двух не хватает. Котильон при этих словах оглянулся вокруг. – И верно. – Убиты? – Убиты, – подтвердил Престол Тени. – Кем? – Аномандром Рейком. Услышав это имя, Тулас вздрогнул. – Да, – подтвердил Престол Тени, – он все еще здесь. Ха-ха. И убивает гончих. – А у вас обоих, похоже, недостало сил, чтобы отомстить. Я удивлен, что мои Гончие нашли себе столь хилых хозяев. – Кажется, речь шла об игрушках. Но неважно. Ганрод и Доан умерли, потому что оказались нетерпеливы. Винить в этом, вероятно, следует огрехи воспитания. Что я и делаю. – Я склоняюсь к тому, чтобы бросить вам вызов, – объявил Тулас, помолчав. – Ты хочешь Трон Тени для себя, не так ли?