Дети Лавкрафта
Часть 36 из 51 Информация о книге
Поскольку сидеть и читать она не могла, Гейр оставила коробочку с очками в сумке. Езда обратно в толкотне и духоте, если честно, выматывала чертовски, и к моменту возвращения на станцию своего родного городка, Гейр понимала: даже если бы у нее доставало сил продолжить путь и вовремя добраться до места митинга, она этого не сделала бы. Вымоталась вконец. Сойдя с поезда, она добралась до своей квартиры. Время почти четыре часа. Муж придет домой только через час. Гейр легла на кровать, закрыла глаза, просто на минуточку, на секундочку передохнуть. Когда она пробудилась, у кровати над нею стоял ее муж, повторяя ее имя. – Гейр, – звал он, – Гейр, Гейр! – А это не мужское имя? – спросонья спросила она, а потом вспомнила, что это ее имя. Какое-то время лицо его было лишено всякого выражения, потом он произнес: – А ну-ка, давай шутки в сторону. Ты хочешь приготовить настоящий ужин или мне открыть банку с супом? Она выбрала, чтобы он приготовил суп. Встала, потянулась и пошла к раскладному дивану. Извлекла из сумки коробочку с очками, а заодно и книжку и устроилась читать. Однако, раскрыв коробочку, обратила внимание: какие-то эти очки странные. Они не были в той оправе, какую она выбирала, а в какой-то чуть более витиеватой, вычурной. Когда она очки поворачивала, линзы как-то странно сверкали, словно были выложены почти невидимыми прозрачными чешуйками. Сбоку на дужке оправы было отштамповано слово «биофокалы» – с лишней гласной «о». Название бренда, может? Может, поэтому старик, у кого она купила их, все время говорил «био-» вместо «би-»? Повертев очки в руках, Гейр надела их. Кажется, подошли отлично. Увеличение четкое. Может, расплывчато немножко, но вполне сгодятся, во всяком случае, пока она другую пару не купит. Однако очки точно не были бифокальными. Увеличение было одинаковым, в каком месте она сквозь них ни глядела б. Она прочитала странички полторы, когда уловила какое-то мимолетное движение, и глянула поверх очков, ожидая увидеть мужа. Однако то не был ее муж, никого вообще не было. Однако, когда Гейр вновь опустила взгляд на книгу, – вот оно опять. Глянула вверх и поверх. Нет. Вновь глянула вниз. Да. Что-то такое, что она могла разглядеть только в очках. А значит, что-то попало ей на стекла. Сняв очки, Гейр протерла стекла полой рубашки. Поверхность линз не была идеально гладкой, а просто слегка неровной. Видимо, это и придавало стеклам чешуйчатую видимость. Гейр опять надела очки. Ничего такого. Она вернулась к чтению. Абзац одолела – опять, будто промелькнуло, призрачное движение по верхнему сектору того, что взор охватывал. На этот раз вместо того, чтобы просто поднять взгляд и посмотреть поверх очков, она, вскинув голову, глянула через очки. Что-то такое виделось. Или нет, ничего не было. Просто как отпечаток чего-то, странность какая-то в воздухе, вроде кляксы или пятна. Что это? Она обвела взглядом комнату и заметила нечто похожее в нескольких других местах, какое-то обесцвеченное пятно плавало в воздухе, словно бы что-то почти было там, но – не было. Она вернулась к первоначальной странности, всмотрелась тщательно, но так и не сумела сделать ее для себя хоть на капельку менее странной. Может, вообще ничего, может, просто с линзами что-то, неровность стекла дает о себе знать при определенном освещении. Она вглядывалась, щурилась, голову немного набок склоняла, и так получалось, будто что-то вдруг, наваливаясь, вырисовывалось из ниоткуда. Гейр резко откинулась на спинку кресла, книга упала на пол. Что ей привиделось? Нечто большое и бесформенное, очень темное, как чернила. Желеподобное и беззвучное, двигавшееся так, что можно бы счесть это живым, и, когда она точно повернула голову, как нужно, словно бы пеной, сочащейся из прорехи на ткани мира сего. Было похоже на то, когда, зайдя за угол, вдруг видишь такое, чего быть там никак не могло. Однако не это взбудоражило Гейр – хотя бы всего лишь частично. То, что взбудоражило ее по-настоящему, находилось прямо у нее за спиной, нечто, лишь мимолетный проблеск чего всего на секунду попал в поле ее зрения. Ведь там, где первое нечто больше напоминало аморфное облако, здесь оно было скорее тенью, длинной и очень темной, до того темной, что было бы похоже, будто она в дырку смотрит, если бы не два громадных провала зияли там, где полагалось бы быть глазам. Сквозь эти провалы Гейр были видны части ее собственной гостиной. Нечто было в грубом приближении гуманоидом по форме, с похожими на человеческие конечностями, если не считать пальцев, бывших вдвое длиннее того, что пальцам положено, и шевелившихся во все стороны. На голове тоже было нечто, что Гейр поначалу приняла за что-то вроде бороды, однако, когда нечто повернулось, она поняла, что подобной бороды в жизни не видела. Казалось, ее образовывала извивающаяся масса каких-то выростков, отростков, щупальцев: точно сказать она, мельком видевшая один лишь силуэт, была не в силах. Все это перепугало ее. Однако больше всего ее напугало другое: если облакообразное нечто, по всему судя, не замечало ее, Гейр, присутствия, то это – замечало. Когда женщина вздрогнула, поразившись, что видит это нечто, оно тоже вздрогнуло, поразившись тому, что видит ее. Предоставив очкам лежать на коленях, Гейр разглядывала их, понемногу убеждая себя, что она вовсе ничего не видела. Устала, целый день моталась туда-сюда, вот глаза и преподносят ей фокусы. Через некоторое время она уверилась в этом. И снова надела очки. И вот оно опять! На этот раз четче, словно бы мозг уже приучился видеть через новые очки. Не излучающее света тело, очень тощее, очень высокое, с дыроподобными глазами, которые теперь придвинулись к ней и вправду очень близко. Это нечто находилось прямо перед ней, оно склонилось, разглядывая ее. Не успела Гейр предпринять что-нибудь, как оно согнулось и слегка стукнуло ей по очкам. Гейр прошила дрожь, она смахнула очки, отбросив их на диван. Она почувствовала это. Даже не то чтобы почувствовала, а как будто некая непонятная энергия пробежала сквозь нее. Она уставилась на очки, раздумывая, что ей теперь делать с ними. И тут вдруг очки пропали. Секунду назад были тут, а теперь исчезли. Не сводя глаз с места, где они лежали, Гейр, вытянув руку, ощупала его, но там ничего не было. Однако минуту спустя очки опять вернулись. Потянувшись, она коснулась их, и – снова дрожь прошила. Очки были влажные, липкие, слегка теплые, словно бы у кого во рту побывали. Трясущимися руками Гейр взяла их – по стеклышку в каждую руку. И была уже готова сломать оправу, когда услышала голос мужа: – Ты что делаешь? Она застыла. Стала объяснять: – Очки эти, с ними что-то не так. – Это еще не повод их корежить, – сказал муж. – Можешь просто отнести обратно и заменить. А что с ними не так? – Пошел к ней, протягивая руку: – Дай-ка их сюда. Нехотя она отдала ему очки. Увидела, как он, прищурившись, глянул на них, нахмурился, сказал: – А они тяжелые. Отчего это они мокрые? – Я… – начала Гейр, но муж развел дужки и поднял очки к лицу. – Не надо… – только и успела она сказать, а очки уже сидели у мужа на носу, глаза его смотрели в линзы, брови по-прежнему были нахмурены. – Что же с ними не так? – спросил муж. – Насколько могу судить… И на этих словах его из воздуха будто корова языком слизала, он просто пропал, не издав ни звука. Гейр ждала. Не знала, что еще могла бы делать, как не попросту ждать. Кому ей было рассказать об этом? Никто бы не поверил. Раньше очки опять вернулись, может, и муж тоже вернется, влажный и теплый, но по-прежнему живой. Однако он не вернулся. Свет померк, а она все сидела в удлиняющейся темени, просто ждала. Когда ей стало что-то чудиться в тенях, она встала и включила свет, от которого стало меньше теней, в каких ей могло что-то почудиться. Раздалось легкое звяканье. Опять появились очки – на полу на этот раз. Обе их дужки были перекручены и погнуты, а на одном из стекол запеклась капелька крови. Но больше никто никогда не видел ее мужа. То есть никто, кроме Гейр, ведь и она опростоволосилась, почти неосознанно поднеся очки к глазам: посмотреть, что сталось с мужем. Ее тоже больше никому никогда не увидеть. Когда швы расходятся А. К. Уайз Произведения А. К. Уайз появляются, среди прочего, в журналах Clarkesworld, Apex, Shimmer, а также в ежегодных сборниках лучших произведений в жанрах ужаса и темной фантастики. Ее дебютный сборник рассказов The Ultra Fabulous Glitter Squadron Saves the World Again («Сверхлегендарное блистательное воинство вновь спасает мир») вышел в свет в 2015 году. Помимо занятий художественной литературой она является соредактором Unlikely Story («Невероятная история») и постоянным автором ежемесячника Women to Read: Where to Start на сайте SF Signal. Посетите онлайн ее сайт www.acwise.net. Забравшись на вершину холма, Ник сбросил газ, когда внизу под ним простерлось ущелье. Помятая ржавая бадья, на какой он колесил после развода, покачалась на мгновение на верхушке, потом сила земного притяжения захватила ее и потянула вниз, к пупу земли, каким была Лощина Короля. Дом родной. Неожиданно, пока машина накатом шла вниз, небо, мелко дрожа, стряхнуло с себя окраску и сделалось уныло-белесым. Глаз с раскрытым веком самым ужасным образом взирал на него. Ник едва педаль тормоза в пол не вжал, отчего машину потащило бы на деревья. Переднее правое колесо вылезло за край дороги, и он резко крутанул руль влево, едва объехав какую-то груду тряпья, в какой на секунду распознал (поклясться в том мог!) лежащее на обочине дороги тело. Что происходит, когда швы расходятся? Слова эти вломились в пустоту, где должен бы быть желудок. Ладони покрылись потом, но Ник как-то сумел лишь тронуть педаль тормоза, а не с силой вдавить ее. Желудок, болтаясь, вернулся на место. Ник глянул в зеркало заднего вида. На обочине дороги ничего не было. Никакого тела, никакой груды тряпья – ничего. Дорога выровнялась, вынесла его в собственно городок. Провода телефонной связи подштопали небо, только в их перекрещении оно было серым – бледное, линялого оттенка надвигавшейся грозы. Пульс у Ника утих, зато грызла память, взбаламученная волной страха. Открылась позабытая рана, словно бы так никогда и не заживала. Мальчиком он видел, как небо становилось таким же уныло-белым. Видел из неверного положения, лежа на спине: силясь подняться, силясь вздохнуть, – под грузом всей той открытости, что давила на него, едва сдерживаемая голыми качающимися ветками. Запах листвы, густой, на грани гнили, забивал рот и нос. И земля урчала – по-старушечьи, голодно и вяло. Ник подался вперед, вглядываясь через ветровое стекло. Небо оставалось серым, скапливались тучи, затягивая тот глаз, что (по его ощущению) следил за ним. Он остановился перед забегаловкой, крепко обхватив ладонями баранку, чтобы унять дрожь в пальцах, прежде чем выключить двигатель и открыть дверцу. Первые тяжелые капли ударили в землю, и Ник поспешил в здание. Вэл поджидала за одним из столиков у длинного окна забегаловки, выходящего на улицу. Она поднялась обнять его, не сумев скрыть своей (старшая сестра как-никак) обеспокоенности. Когда она сняла зеркальные очки (уверяла, что они – непременный атрибут помощника шерифа маленького городка), Ник увидел, что беспокойство скопилось в уголках ее глаз. Однако когда они сели, она придвинула к нему через стол ключи от их родительского дома, не спрашивая, надолго ли он намерен оставаться в нем, пока «на ноги не встанет», или бормоча это жуткое: «Ну как, держишься?» Ник был бесконечно признателен. Ник откинулся на обшарпанную искусственную кожу, поглядывая вокруг. Непомерно большие часы, памятные ему еще с юности, нависали над музыкальным автоматом, который никто, сколько он помнил, никогда не заводил. Даже выписанные мелом на черной доске блюда дня были теми же самыми. Ник вполовину готов был увидеть самого себя подростком, а рядом Вэл, когда они, колотя каблуками по полировке высоких табуретов с красными сиденьями, попивали густой шоколадно-молочный коктейль. – Здесь так ничего и не меняется, верно? – сказал Ник. – Ничуть. – Вэл, улыбаясь, протянула ему ламинированное меню. Улыбка увяла, и Ник понял, до чего болезненно, должно быть, воспринят его вопрос. Слишком поздно попытался он ответить на ее улыбку, потом бросил, понурив плечи. Тяжесть ущелья вдруг обрушилась на него, еще обыденней, чем та паника, что охватила по дороге в город. Исход отсюда был иллюзией: переезд на восток, женитьба на Мелани и все такое. Так или иначе, а кончилось для него все в точности там же, где и началось. Это угнетало чертовски, и это была западня, его этим не удивишь. В глубине души он ощущал, как жизнь его движется по порочному кругу, по спирали, ведущей его обратно к началу. Истина, какую он до сих пор не осознавал всецело. Поэтому и отбивался от уговоров Мелани подыскать себе настоящую работу, купить дом, детей завести и все такое. – Думаешь, Мейбл по-прежнему держит тайком запас бренди под стойкой? – Ник наклонил голову вбок. Вэл выгнула бровь, но не успела вникнуть в смысл сказанного: подошла официантка с кофе. – Заходи поужинать, как устроишься. – Вэл помешивала кофе. – Майк и Джоуи никак не дождутся посмотреть на «дядю Никки» с тех пор, как сказала им, что ты погостить приедешь. Ник отставил свой кофе в сторону. Ощущение уходящего из-под ног мира, возникшее у него, когда сила тяготения потащила его с холма вниз, вернулось, только на этот раз другое. Он раскрыл было рот, подыскивая в ответ что-то не столь жалостливое, как собственные его ощущения, но отвлекла ложечка, брякнувшая в его чашке. – Землетрясение? – Уже выговаривая слово, он на вкус почувствовал: не то. На прелые листья похоже. На землю, на встряску почвы. – Уум? – Вэл оторвалась от чашки. – Ты не почувствовала? Стекло в окне затряслось, свет заскользил по его поверхности. Уголком глаза Ник уловил движение. Фигура какая-то на той стороне улицы. Маленькая и бледная. – Ник? Он и не сознавал, что стоит, пока голос Вэл не долетел до него. На той стороне улицы видны были одни только припаркованные машины, витрины магазинов да люди, пекущиеся о своем дне. – С тобой все в порядке? – Смутное беспокойство во взгляде Вэл обрело большую четкость, тревожные морщины в уголках рта придали всему лицу хмурое выражение. Ник опустился за столик. – В полном. Что происходит, когда швы расходятся? Под столом Ник сжал одну руку в кулак. Почва вздрагивает, небо белеет. В лесу, где лачуга. Они побежали. Земля дыбилась под их ногами, и он шлепнулся лицом в грязь. Потом перевернулся, оцарапанный, стал вверх карабкаться, а небо смыкалось, и земля поднималась, и все ущелье стало пастью, старающейся сжевать и проглотить его. – В чем дело? – Вэл нагнулась вперед, через стол, но замерла, так и не коснувшись его руки. Швы.