Дикие мальчики

Мы в зоне электрических секс-токов. Внезапно у нас начинает покалывать в паху а затем возникают картинки того что мы собираемся делать вроде как смотришь в кино на самого себя занимающегося этим и прыгаешь прямо в экран восхитительно протискиваешься а Али и Фарджа гоняются друг за другом и мутузят друг друга внутри фильма и вне его. Мы разбили лагерь в обвалившейся сторожевой башне на скальном выступе нависшем над пустыней. Мы добрались сюда в сумерки голубой туман опускается на узкую мощеную дорожку ржавые ворота табличка заросшая вьюнком: «Объект армии США. Посторонним вход запрещен». Рядом старый почтовый ящик. Парни пинают его и он с грохотом летит вниз. Вот и старая башня. Мы забираемся в аппаратную огромные лазерные пушки сломаны верхушка башни разрушена. Мы обустраиваемся на ночлег и после вечерней трапезы Али достает флейту и музыка уводит нас все дальше и дальше в тишину. На следующий день мы оказываемся на проселочной дороге черепки красной глины обломки кремния тут и там. Фарджа находит наконечник стрелы. Мы вышли к заброшенной деревне дома из красного кирпича с шиферными крышами у ручья.



1. Пасхальное яйцо со смотровым окошком удаляется… обрывки яркой исчезающей детали… радуга дорога на почтовой открытке… мальчик у ручья босые ступни на заборе.

2. Два пасхальных яйца удаляются… призрачный запах цветов возле застывшего ручья мальчик все еще ждет.

3. Три пасхальных яйца удаляются… вдалеке стук каблуков… следы ног на продуваемой ветром улице… печальная раскрытая ладонь.

4. Четыре пасхальных яйца удаляются… пустые улицы занесены песком… дом… заросшая травой площадка для гольфа… синяя школьная форма… все дальше и дальше.



1. Приближается пасхальное яйцо… Угол улицы каменный мост радуга над рекой зеленые поля… Там голый мальчик. Он лежит на животе грызет яблоко ноги болтает скрещенными ногами. Похлопывает ногой об ногу. Перед ним на траве раскрыта книга.

2. Приближаются два пасхальных яйца… печальные старые свидетельства человечества которые я несу… двое подростков возле гаража вдалеке игрушечные машины.

3. Приближаются три пасхальных яйца… Запах карболового мыла… Трое парней в душе. Один поворачивается насмехается над ним.

4. Приближаются четыре пасхальных яйца. Одри протискивается в смотровое окошко давление поллюции зудит в паху. Он в душевой с Джоном в субботу днем. Они стоят лицом к лицу Одри смущаясь замечает взгляд Джона на своем теле… «Хочешь попробовать кое-что приятное Одри?»… Джон протягивает руку мыльными пальцами трогает Одри за член… мгновенная эрекция.



Тусклый мертвый мальчик так часто я преследовал тебя призраком твой давний цветочный запах юных ночей на заплесневелых занавесках форма пустых школ уходит все дальше и дальше. Подойди ближе. Прислушайся через пустые дворы и зольные ямы. Он нагибается в душе а Джон моет ему спину смотрит вниз на живот гениталии кусая губы в надежде что Джон перестанет пока он не потерял над собой контроль. Джон как раз трет над поясницей. Он подается вперед и говорит Одри на ухо: «Хочешь попробовать кое-что приятное Одри?»… Джон засовывает палец ему в зад двигает взад-вперед под звуки автомобильного гудка снаружи. Одри опускает голову хватает ртом воздух а его тело корчится извергая жаркие струи.

Американский дом… на улице дождь… мальчик стоит возле призрачной машины… закат… синяя форма… звонит телефон… детский голос в далеком небе… «Давным-давно ждали твоего звонка»… пальцы от телефонной трубки как дерево. Одри вытирается осторожно так чтобы у него не встало. Он отворачивается держа перед собой полотенце. Джон протягивает руку и срывает полотенце смотрит на приподымающийся член Одри… «Тебе когда-нибудь вставляли палец в задницу, Одри?»… Одри краснея качает головой… «Нагнись и упрись руками в колени»… Он услышал как Джон отвинчивает крышку тюбика потом почувствовал как в него скользнул намазанный палец. Он судорожно вздохнул и откинул голову… «Тебя когда-нибудь трахали в задницу, Одри?»… Большие пальцы раздвигают ему ягодицы Джон напрягается проталкиваясь. Розовые яйца вспыхивают в паху.

Сувенирные открытки фиолетовое вечернее небо встающее у мальчика между ног… печальные обрывки 1920-х годов… тусклые дрожащие далекие звезды сполохами в застывшем ручье… «Я ждал там»… детская фотография в иссохшей руке… Мальчик был следами на продуваемой ветром улице давным-давно.

Серебристый свет вспыхивал в его глазах.





Серебряная улыбка


Сегодня вечером мы с Реджи обедали у мистера Великого Сластосуки, и тот излагал свое новое видение порнофильмов.

– Если хотим получить достоверных персонажей, нужно сначала написать сценарий. Писателю, возможно, нелегко представить читателю сцену во всех подробностях, гораздо легче показывать картинки. Но нет. Сцена должна быть написана до съемок. Новый подход к порнофильмам выводит на первый план сюжет и персонажей. Сейчас у нас эпоха космоса, и секс-фильмы должны отразить желание бежать от тела через секс. Путь «из» – это путь «через». – Он включает проектор. – Возьмем, скажем, сцену, где у Джонни обнаруживаются мандавошки и Марк заставляет его раздеться… Кто эти мальчишки? Что с ними будет? Они станут космонавтами, которые прикидываются американскими женатыми идиотами, пока не отправляются на корабле «Джемини» к Марсу, а по пути рвут связь и покидают Землю навсегда…

(Это случилось через несколько минут после старта. Экран погас. Радио умолкло. Космонавты отключили связь. Поговаривали о космическом безумии.)

Жена Марка рассказывала репортерам:

– Порой он пугал меня. В нем было что-то, до чего я никогда не могла достучаться.

А жена Джона:

– Он исполнял супружеский долг, но я никогда не получала от него тепла.

(ФБР не предало огласке тот факт, что в запертом ящике письменного стола Джона были найдены журналы с голыми парнями.)

Секс-сцены времен их юности поданы как пиксельная пыль в космосе, через которую они улетают к другим планетам. Декорации 1920-х годов. Секс-сцены перемежаются кадрами с разбрызгивателями на лужайках, загородными клубами, летними площадками для гольфа, классными комнатами, серебряными звездами, утренним сном в день отъезда, раздавленными и живыми лягушками на шоссе, коктейльными шейкерами, черными «Кадиллаками», прохладными уборными в подвалах, дергающейся ступней мальчишки, чарльстоном, чаем со льдом и жареным цыпленком в отеле «Грин-Инн», прудами, голым мальчиком, обнимающим колени, солнечным светом на лобковых волосах.

Комната на окраине, послеполуденный свет безжалостно ясен. Марку восемнадцать. Он в трусах, читает последний выпуск «Удивительных историй», закинув одну ногу на подлокотник кресла. Он курит сигарету. Другому парню, Джону, пятнадцать, он худ, бледен, лицо усеяно подростковыми прыщами. Он бос, одет в штаны цвета хаки и белую рубашку. Не отрывая взгляда от журнала, Марк говорит:

– Слышал, ты позавчера трахался.

– Э! Угу! Да… ну там, на Вестминстер-плейс.

– Понравилось?

– Ну да! Ничего себе так, наверное, – с сомнением отвечает мальчишка.

– Может, ты не такого хотел?

Джон подходит к окну, смотрит на улицу, скребет в промежности.

– У меня жутко чешется.

Марк лениво роняет журнал на пол. Он смотрит на Джонни сквозь сигаретный дым.


– У тебя чешется, Джонни? Где?

Джон отворачивается от окна.

– Да прямо тут, – отвечает он и все скребет в промежности.

– Поди сюда, Джонни.

Джонни пересекает комнату и останавливается перед креслом. Марк раздвигает ноги.

– Вот здесь.

Джонни делает шаг, оказывается между коленями Марка.

– Сними штаны, Джонни.

– Чего? Зачем?

– Просто сними штаны. Хочу кое-что проверить.

Джонни неловко возится с ремнем.

– Дай я.

Марк берется за пряжку. Аккуратно и ловко расстегивает ему штаны, спускает трусы. Они падают к лодыжкам Джонни. Член Джонни от почесывания приподнялся, во рту у Джонни пересохло, сердце стучит. Двумя пальцами Марк берет член Джонни за кончик, отводит в сторону, а другой рукой раздвигает волосы на лобке. Он показывает на красную отметину.

– Посмотри, Джонни…

Ох! Боже! Это происходит, он не может сдержаться! Марк поднимает глаза, и Джонни заливается краской, прикусывает губу. Марк медленно раздвигает губы в улыбке и трижды резко дергает пальцем вверх, член Джонни встает торчком и пульсирует в такт биению сердца.

Солнечный свет на лобковых волосах жалкие журналы с голыми парнями над цветочным магазином штаны спущены зеленые змеи под ржавым железом на заброшенной автостоянке старая семейная мыльная опера локон светлых волос шевелится на сентябрьском ветру рубашка расстегнута на поле для гольфа трава примята под трепыхающимися в эрекции членами влажная трава между его ног бледные ягодицы сладкая темнота секса тряский далекий туалет штаны спущены глаза смотрят вниз кривая ухмылка…

– Расслабься, Джонни. Всякое бывает…

Старая кинопленка рвется… голый мальчик на желтом стульчаке подрагивание ягодиц запах анальной слизи апельсины на ветру я помню унылое здание заросшее в запустении а потом в Мехико вижу как я разглядываю его словно пытаясь сосредоточиться чтобы вспомнить что за незнакомец стоит под пыльным деревом худой оборванный взъерошенные каштановые волосы голубые глаза пустой взгляд я помню Лондон лестница изношенный красный ковер я заметил как оттопыривались штаны у него в паху какая-то надпись на цветном снимке… «Vuelvete у aganchete»[48]… я позволяю себе обмякнуть внутрь пустота буднично он всадил через пыльное окошко полуденные холмы старая избитая исходная точка Сент-Луис в Миссури истощенное тело голова на сальной подушке мое лицо… Фильм останавливается в его глазах… голубое утро голый мальчик на желтом стульчаке подрагивающая ступня перед тумбочкой с умывальником мыльные руки повернулся ко мне и звук пулеметных очередей когда он кончает уличные тени его далекая рука вот она прямо тут мне на плечо в комнате запах болезни падающая звезда тишина опускается на опадающие листья и кровавую мокроту запах разложения рассыпался в пыль и воспоминания обрывки ног членов и задниц фрагменты медленно скользят в солнечном свете волосы на заднице развалился на кровати пыль юной руки постепенно расплываются мерцая ляжки и ягодицы запахи юных ночей.

Однажды мы вернулись домой очень уставшие и заснули голые в кровати. Мы проснулись, а комната полна лунного света. Кики лежит на животе, говорит, что тело затекло и болит, потому что он целый день таскал клюшки для гольфа, не разомну ли я ему спину. Я начинаю с плеч и двигаюсь вниз, пока не добираюсь до задницы и провожу руками по ляжкам, а он говорит:

– Mas Johnny… Mas[49]…

Тогда я раздвигаю его ягодицы, мну их, а он все твердит:

– Mas… Mas…

Я окунаю палец в вазелин, но так, чтобы Кики не видел, что я делаю, и тру пальцем сперва снаружи, а он повторяет:

– Mas… Mas…

Тогда я выписываю пальцем кружки и, наконец, вставляю, вставляю на всю длину, а он вздыхает и говорит:

– Mas… Mas…

А я говорю:

– Que mas Kiki?

Он не хочет произносить слова вслух, поэтому я продолжаю вертеть пальцем, а он корчится и, наконец, просит:

– Трахни меня, Джонни…

– Apartate las piernas[50].

Он раздвигает ноги, и я медленно вставляю ему, чувствуя, как меня обжимает сфинктер, чувствую, когда он пускает струю. После этого он не хочет поворачиваться ко мне и показывать, но я его переворачиваю, в лунном свете его сок серебряный.

На следующий день он говорит, мол, ничего такого не было, отвешивает мне оплеуху, когда я пытаюсь повторить, но несколько ночей спустя он встает с кровати, чтобы потушить окурок, наклоняется над столом, а я подхожу к нему сзади, плюю на палец и вставляю ему в задницу на всю длину, а он только вздыхает, наваливается на стол, опираясь на локти, смотрит на меня через плечо и спрашивает:

– Que me haces Johnny?[51]

Я достаю вазелин и мажу, стоя позади него, сжимаю его бедра и вставляю, мы стоим перед зеркалом, мне видно, как двигается взад-вперед мой белый зад, а он опускает голову на руки, кусает костяшки пальцев и стонет. Протянув руку, я играю с его яйцами, нежно оттягиваю его крайнюю плоть, он охает, а я ощущаю скребущую тяжесть, мы кончаем одновременно. По спине у меня бегут мурашки, меня пронизывает электрический ток, волосы у меня встают дыбом, и глаза загораются, как у кота.

Джонни стоит перед Марком, тесные штаны, палец медленно ползет вверх, расстегивает ему ширинку, раздвигает волосы на лобке, показывает красную отметину…

– У тебя мандавошки, Джонни. Иди в ванную…