Долина надежды

– Наш лагерь. Я уверен, что мы совсем близко. Я помню вот это. – Он указал на необычной формы валун, из-за которого в воду свешивалось дерево. – Но я не чувствую запаха дыма от костра.

Анри тронул каблуками бока своей лошади, посылая ее вперед. За следующим поворотом взору его предстала знакомая поляна, но лагеря на ней уже не было. Там, где раньше стоял зимний дом, теперь лежала лишь груда обгорелых обломков. Нигде не было видно ни проводников, ни лошадей – вообще никого. А потом он увидел чье-то тело, лежавшее на земле. Это был толмач – он лежал ничком, с раскроенным томагавком черепом, в луже крови и мозгов.

Но куда подевался Тьерри? Анри доводилось слышать жутковатые рассказы о голоде и жестоких избиениях от тех, кого взяли в плен, но кому удалось сбежать, и им еще повезло. Менее удачливых пленников пытали, сжигали заживо или медленно убивали, понемногу сдирая с них кожу остро заточенными раковинами.

К опушке подошли София вместе с остальными. Он крикнул им, чтобы они держали оружие наготове, поскольку лагерь подвергся нападению. Но тут из леса донесся слабый вскрик:

– Анри!

Он спешился и крикнул:

– Тьерри! Матерь Божья! Ты где? Где?

– Ici![11]

Анри бросился в лес и вскоре обнаружил Тьерри, который заполз под поваленное дерево и застрял, запутавшись ногой в корнях. Анри, Мешак и Нотт общими усилиями освободили ему ногу, и Анри вытащил Тьерри из укрытия. Тот выплюнул грязь и песок изо рта и прохрипел:

– Я уж думал, что ты бросил нас. Слава богу, ты вернулся, иначе бы я умер! Вчера, после твоего ухода, только я присел облегчиться за этим деревом, как из леса выскочили дьяволы. Они взяли в плен проводников, убили толмача, сожгли зимовку, забрали лошадей и ушли. Наверное, это были маскоги. Я едва успел заползти под дерево и все время думал, что они непременно найдут меня. Я молился лишь о том, чтобы они убили меня прежде, чем снимут скальп… Англичанин с сыновьями ушли из лагеря одновременно со мной… Я не знаю, что с ними сталось, пожалуй, их тоже убили или взяли в плен… – Тьерри мешком осел на землю, дрожа всем телом, как осиновый лист. – Будь проклята эта Вирджиния! – с чувством выдохнул он и в отчаянии обхватил голову руками.

– Анри! – окликнула его София. – Смотрите!

Первым из леса осторожно выполз Руфус, за которым последовали его исхудавшие мальчишки. Тоби был бледен как смерть, его била крупная дрожь, а лицо Джека исказилось в гримасе, как если бы он хотел заплакать, но не мог.

– Спокойно, ребята, – сказал Руфус, поднимаясь на ноги и обнимая сыновей за плечи. Он тоже дрожал всем телом, и голос его звучал надтреснуто и хрипло. – Мы в безопасности. Мы пошли… – кивнул он на деревья, – за белой косулей. Тоби и Джек увидели ее и побежали за ней в лес. И там мы услышали крики… А потом… – Он жестом показал на тело толмача. – Мы спрятались в кустах, не сомневаясь, что нас тоже найдут и убьют, но им были нужны только проводники и лошади… Мы лежали и смотрели. Они убили толмача… Быстро… – выдавил он, глядя прямо перед собой пустыми глазами. – Очень быстро. А он умолял их пощадить его… – И Руфус как подкошенный повалился на землю рядом с Тьерри.

– Анри, нам нужно сделать привал и дать отдых животным. Похоронить… его. – Голос у Софии дрогнул и сорвался, когда она кивнула на толмача.

Нотт помог ей спешиться, привязал лошадей и пустил их пастись. Анри приказал Мешаку и Руфусу охранять их. Мальчиков он отрядил подоить коров. Сет отвязал деревянное ведро и сказал:

– Ступайте, подоите коров. Возьми с собой брата, пока мы не закончим.

Джек взял за руку Тоби, который так и не пришел в себя, и повел его к коровам. Вокруг царила мертвая тишина, нарушаемая лишь мычанием животных. Сет, Нотт и Анри выкопали могилу и похоронили толмача, а потом ненадолго застыли подле нее, пока Анри сбивчиво читал «Отче наш».

Посмотрев, как братья Драмхеллеры доят коров, София приказала Венере отдыхать, а Саскию попросила развести костер. Порывшись в одной из повозок, София вернулась с чайником, небольшой жестяной коробкой, серебряной ложкой и несколькими фарфоровыми чашками.

– Нам нужно позавтракать, – заявила она.

– Позавтракать? – переспросил Анри, не веря своим ушам.

– Все мы слишком устали, чтобы двигаться дальше. После того что здесь случилось, ваши друзья скорее мертвы, чем живы. По крайней мере, надо выпить чаю.

– Чаю? – взорвался Анри. – Здесь вам не fête champêtre![12] Военный отряд вернется. Или другой вместо него. Эти леса буквально кишат индейцами, воюющими друг с другом.

– Анри, оглядитесь вокруг! Мы оказались в самой глуши! Мы понятия не имеем, в какую сторону ушел военный отряд, и индейцы с равным успехом могут найти нас, уйдем мы или останемся на месте.

Анри заметил, что остальные согласны с Софией. Саския и Венера принялись решительно разводить костер и накалять камни, чтобы испечь на них кукурузные лепешки. Кулли, взяв котелок, похромал к реке, чтобы набрать воды, после чего подвесил его над огнем. Анри, приоткрыв от удивления рот, смотрел, как София открыла жестяную коробку и ложечкой насыпала в чайник чаю, залив его кипящей водой.

– Джек, ты не мог бы принести молока…

Отвернувшись, Анри удалился с гордым и независимым видом.

София разлила чай по чашкам и осушила свою. Затем она заварила чай еще раз и съела несколько лепешек, которые передала ей Саския. Покончив с едой, она поднялась на ноги, ополоснула и насухо вытерла чашки, аккуратно сложила все принадлежности обратно в корзинку и отнесла ее в повозку.

– А теперь давайте взглянем на карту, – окликнула она Анри, доставая ее из мешка.

Анри, все еще кипевший негодованием, подошел и развернул карту. Прижав галькой края, он принялся рассматривать ее. Она была грубо намалевана густой тушью, а в правом верхнем углу красовалось изображение компаса. Основными ориентирами служили кривые линии, протянувшиеся с севера на юг и обозначавшие, как решил Анри, горные гряды, а также несколько небрежно изображенных хижин с дымящимися трубами, раскиданными здесь и там. Кроме того, на карте присутствовали черные извилистые полоски, похожие на реки, с короткими усиками, отмечавшими, очевидно, ручьи и притоки.

– София, вы знаете, где мы находимся? – проворчал он, раздраженный чаепитием и тем, что ему приходится обращаться к ней за помощью, поскольку она была единственной, кто имел хоть какое-то представление о том, где они оказались.

София склонилась над картой.

– Судя по тому, что показывал мне Томас, мы, я думаю, находимся где-то здесь. – Она ткнула пальцем в жирную черную линию, бегущую с востока на запад. – Видите, река Джеймс начинается у побережья, а вот здесь написано «река Флав», то есть Джеймс переходит в Флаванну. Плантация Томаса расположена где-то вдоль этой реки, как бы она ни называлась. – Она провела по ней пальцем. – И дальше река течет на запад через горы. Вот эти изгибы должны обозначать горы, а между ними петляет извилистая линия реки, правильно? Затем река, очевидно, обрывается, но, насколько я помню, Томас говорил, что на карте не показан Бивер… как и проход Отто. Проход Отто – это место, где река протекает сквозь горную гряду и соединяется с другой рекой на этой стороне. Вот этой? Скорее всего. Идем по ней вниз и видим крошечное изображение хижины и надпись «Факт». Томас сказал, что это фактория, после которой надо идти вдоль реки до «Л. г.», что означает «Лягушачья гора», а «г. Ляг.» обозначает гору Лягушонок. Плантация же «Лесная чаща» находится вот здесь, в этой долине, – пояснила София, постукивая ногтем по гербу, обведенному пунктирной линией. – Хотя здесь и не написано «Лесная чаща», потому что она еще не имела названия в то время, когда рисовали эту карту. Собственно говоря, там и дом еще не был построен, но купчая крепость выдана на участок земли, обозначенный пунктирной линией с гербом Графтонов внутри. Река протекает прямо через нее. Похоже, до нее не слишком далеко. Отвести нас туда не займет у вас много времени, а потом я смогу дать вам лошадей и припасы.

– Сколько туда дней пути?

– По слова Томаса, примерно две недели, – отозвалась девушка.

Анри уже собрался было возразить, что не может потерять зря целых две недели, как вдруг заметил черную линию к югу от владений Софии, которая наверняка обозначала реку, отмеченную крошечными буковками «Тинасси». Это в корне меняло дело. Получается, он вполне может отправиться на юго-восток вместо запада, после чего Тинасси приведет их к Миссисипи, и им не придется пересекать горную гряду. Пожалуй, им действительно имело смысл добраться сначала до плантации Софии, особенно учитывая ее обещание дать им лошадей и припасы.

И тут внимание его привлекла одна зловещая подробность.

– А что это за маленькие треугольнички на карте? По-моему, они обозначают индейские деревни, причем даже на вашей земле, если я не ошибаюсь. А ведь индейцы ненавидят поселенцев, Софи. – Анри подумал, как это типично самонадеянно или крайне глупо со стороны англичанина выстроить роскошный манор в самом сердце фронтира, в ужасающей глуши. В Вильямсбурге он вдоволь наслушался жутких историй о том, как индейцы нападают на пограничные поселения, и теперь вполне готов был допустить, что агент Графтонов давно мертв, особняк сожжен, а плантация лежит в руинах. Но даже если и так, он без колебаний оставит там ее саму, негров и англичанина с сыновьями.


– Мистер Баркер никогда не упоминал о каких-либо разногласиях с индейцами в отношении границ, хотя полковник Вашингтон и говорил мне, что земельный участок Графтонов никогда толком не обследовался. Впрочем, не думаю, что это имеет какое-либо значение. Карта достаточно ясно показывает, что именно принадлежит мне.

– Это может иметь значение, причем немаленькое, – мрачно изрек Анри. Неужели София не слышала леденящих кровь историй о том, как индейцы убивают и скальпируют семьи поселенцев на фронтире? Неужели она не отдает себе отчета в том, на какой риск идет? Если с нее снимут скальп, это послужит ей хорошим уроком, подумал он. И чем скорее они с Тьерри оставят Софию с ее проблемами позади, тем лучше для них.





Глава пятнадцатая

В неизведанной глуши




После тревожной и бессонной ночи, когда при малейшем подозрительном шорохе мужчины вскакивали, хватаясь за оружие, они выступили с первыми лучами солнца. Процессию вновь возглавил Анри, Тьерри замыкал колонну, а Венера и Саския ехали рядом с фургоном, в котором сидел Кулли. Они не могли двигаться быстрее коров, которых приходилось погонять, и к концу дня нервы у всех были на пределе. Люди то и дело оглядывались назад, будучи уверенными, что видели или слышали своих преследователей.

София ехала рядом с Анри, и они обсуждали, сколько времени у них осталось, прежде чем обнаружится, что плантация Томаса сгорела. Анри пробыл в колонии дольше Софии, и потому он, в отличие от нее, имел более полное представление о местной милиции, патрульных и всеобщем страхе перед беглыми рабами. Он полагал вполне вероятным, что кто-нибудь, пусть даже дальний сосед, мог заметить ночью зарево пожара и поднять тревогу. Когда выяснится, что особняк и хозяйственные постройки сгорели дотла, на месте пожара осталось два трупа, а рабы сбежали, то беглецов начнут ловить с удвоенной энергией, чтобы жестоко отомстить им. В случае необходимости для поиска могут нанять и охотников за головами, равно как и предложить крупную награду за их поимку. Виргинцы живут в постоянном страхе перед крупномасштабным восстанием рабов и потому безжалостно преследуют беглецов, дабы не дать им объединиться с теми, кто сбежал ранее. А когда их все-таки ловят, что случается почти всегда, то рабов жестоко наказывают в назидание остальным.

Ни София, ни Анри не имели ни малейшего представления, можно ли идентифицировать обугленный труп. Поймут ли те, кто придет на пепелище, что погибшие были надсмотрщиками? Или же сочтут, что одно из тел принадлежит Софии? Если же сожженная плантация и трупы не подвигнут милицию начать поиски, то это окажется не под силу никому, особенно если выяснится, что в огне погибла и англичанка.

Но спустя неделю, прожитую в постоянном страхе погони, Анри заявил, что милиция, скорее всего, ищет их на востоке и юге, полагая, что беглые рабы Томаса направляются к болотам. И пока они их не догонят, то и не узнают, соответственно, что Саскии, Кулли, Венеры, Сета и Мешака с ними не было. А вот если Томас решит, что София осталась жива, то может и догадаться, что они отправились в «Лесную чащу», и тогда, не исключено, отправит за ними охотника за головами. Таковых в колонии насчитывалось немало, и в жилах многих из них текла индейская кровь, так что в глуши, куда не отваживалась соваться милиция, они чувствовали себя как дома, и потому их легко можно было нанять для охоты на беглых рабов.

– Но к тому времени мы уже прибудем в «Лесную чащу», где окажемся в полной безопасности, – с надеждой заключила София. – Мистер Баркер и те рабы, которых он купил, хотя я намерена освободить их, помогут нам, если нагрянет милиция.

Ее наивность несказанно раздражала Анри.

– Если только ваша «Лесная чаща» не мощная крепость, окруженная рвом с водой, – заявил он и добавил: – Софи, вам не поможет ничто, если по вашу душу пожалует милиция.

Но в отсутствие преследователей напряжение, в котором пребывали путники, понемногу ослабело. Софии, привыкшей к непредсказуемой и обыкновенно холодной английской весне, местная погода казалась восхитительно теплой. Река раздалась вширь, и девушка то и дело обращала внимание Анри на живописные пейзажи, жалея, что у нее нет времени достать свою коробочку с красками или хотя бы карандаш, чтобы зарисовать некоторые из полевых цветов. Руфус ловил рыбу вместе с Анри и Тьерри, а Саския готовила их улов на костре. Изредка им попадались полянки, усеянные необыкновенно благоуханной земляникой. Однажды они остановились, чтобы собрать ее, и Кулли, Джек и Тоби принялись наперегонки выискивать и есть ягоды, а позже начали жаловаться, что у них разболелись животы. София же настаивала на том, чтобы каждый вечер пить чай перед сном, хотя французы и подшучивали над нею.

Несмотря на предостережения Анри, что опасность еще не миновала, расположение духа Софии улучшилось и она даже начала получать удовольствие от экспедиции, ночных костров и ночевки под открытым звездным небом, уверяя Анри и Тьерри, что всегда мечтала постранствовать недельку-другую подобно цыганам. По ее расчетам, до «Лесной чащи» оставалось совсем немного, не более нескольких дней пути. Это известие путники восприняли с нескрываемым облегчением и даже немного расслабились.

Но однажды ночью Сет заснул на посту.

Буколическая идиллия вдребезги разбилась на следующее же утро. На рассвете их разбудил пронзительный визг Кулли и дикие крики Саскии, от которых кровь стыла в жилах. Мужчины вскочили на ноги и схватились за оружие. В предрассветных сумерках у фургона, в котором спал Кулли, молча стояли два воина с разрисованными лицами и бесцеремонно ощупывали стеганые одеяла, которыми он укрывался. Анри приказал Тьерри и остальным опустить мушкеты, заодно не дав Саскии наброситься на них с железной сковородкой в руках, и проворчал, что немного говорит на языке чероки. Самым разумным в их положении представлялось успокоиться и приготовить завтрак. Индейцы проявляли скорее любопытство, нежели враждебность, и он собирался пригласить их разделить с ними трапезу.

Саския повиновалась и испекла несколько кукурузных лепешек. Стряпней она занималась машинально, не глядя, что делает, поскольку все время не сводила глаз с сына. Она была готова наброситься на них, как пантера, если бы они только посмели тронуть Кулли хоть пальцем. Пока готовилось угощение, воины слонялись по лагерю, поднимая и рассматривая незнакомые им вещи, после чего, потеряв интерес, вновь клали их на землю.

Анри поинтересовался у них, не видели ли они чикасавов или маскогов. Те в ответ покачали головами и принялись хвастаться, скольких бы они убили, если бы это случилось. Затем Анри спросил, известно ли им, где находится проход Выдры, через который можно было попасть на реку Нью-Ривер. Но они никогда не слыхали о проходе Выдры, а названия рек, которыми пользовались бледнолицые, ни о чем им не говорили. Тем не менее место, где река проходила через горную гряду, индейцы знали.

– Далеко ли до него? Сколько дней пути? – попытался уточнить Анри, но краснокожие в ответ лишь пожали плечами.

Впрочем, после недолгих переговоров они согласились отвести туда бледнолицых в обмен на мушкет и немного пороха и пуль.

Русло реки было извилистым, но Анри надеялся, что проводники знают, как пройти напрямик к горам и проходу. Однако его ожидало разочарование. Индейцы принялись жестикулировать, показывая на фургоны и коров, давая понять, что с животными подняться по крутым склонам или пройти сквозь густой лес будет невозможно. Поэтому они были вынуждены и дальше двигаться по бизоньей тропе, а индейцы уходили вперед, обогнав медленно ползущую процессию, и надолго пропадали из виду. Анри знал, что они высматривают своих врагов. Появившись же вновь, воины не отходили от Кулли, снова и снова спрашивая, сколько бобровых шкурок он стоит. Как и Саския, Анри тоже не сводил с мальчика глаз. Индейцы похищали детей, чтобы использовать их в качестве рабов, а иногда и для того, чтобы заменить своих умерших малышей. Он постарался сделать так, чтобы они заметили, что Кулли хромает.

Он и София каждый вечер внимательно вглядывались в карту, пытаясь по отметкам на ней вычислить свое местонахождение и определить, далеко ли вниз по реке они спустились. Прошло уже десять дней с тех пор, как они оставили позади плантацию Томаса, и сейчас по-прежнему двигались вдоль Флаванны среди невысоких холмов.

– Разве мы не должны уже подойти к проходу Выдры? – с нетерпением и тревогой спросила София. – Я, признаться, не думала, что до него окажется так далеко.

Анри придерживался того же мнения.

Их разговор прервала обеспокоенная Саския:

– Кулли весь горит, как в огне, и не шевелится. Глаза у него красные и болят. Он очень болен, и я боюсь, что у него черная оспа.

София поднялась на ноги и отправилась взглянуть на мальчика. Глаза у Кулли и впрямь покраснели и припухли, да и выглядел он очень жалко: его мучил кашель и била дрожь, мальчик жаловался, что ему холодно, несмотря на то что утро сменилось жарким полднем. Он просил мать укрыть его еще несколькими стегаными одеялами.

– Будем надеяться, что это корь, – сказала София. – Те люди, которых Томас привел с собой, тоже переболели корью. Кулли приносил им еду и заходил к ним в комнату. Должно быть, он просто заразился корью, как и второй мужчина. – Она осмотрела руки и грудь Кулли. – На коже у него видны пятна, но вот похожи ли они на оспины? – Девушка вздохнула. – Надеюсь, что это простая корь. Не волнуйся, Саския. Если это корь, то Кулли непременно выздоровеет. Я сама переболела корью. Дети легко переносят ее. Просто укрой его еще несколькими стегаными одеялами, и с ним все будет в порядке.

Пока повозки неспешно двигались по тропе, мимо проплыла целая флотилия плотов, перевозивших охотников на бизонов и поселенцев с семьями, живностью и домашним скарбом. Завязался короткий разговор, в ходе которого выяснилось, что путники направляются в Кентукки.

– Нам нужен плот, – сказал Анри, глядя, как они с завидной скоростью исчезают вдали. – Или даже целых три.

Они шли уже три недели, но пока так и не достигли ни гор, ни прохода через них. Экспедиция успела утратить для Софии все свое очарование, да и ее спутники устали и негромко ворчали, выказывая свое недовольство. Пятна на теле Кулли исчезли, а Венера настолько раздалась в талии, что едва могла ходить. Ехать верхом на лошади она больше не могла и потому сидела рядом с Сетом на облучке крытой повозки.

– Девочка моя, ты снова собираешься учить меня, как надо погонять этих мулов? – каждое утро спрашивал он, подсаживая ее наверх.

– Я не скажу тебе ничего, чего ты не знаешь сам, Сет, – дерзко отвечала она. Повозку изрядно встряхивало на ухабах, что время от времени она невольно хваталась за Сета, чтобы не свалиться на землю. Причем встряхивало так сильно, что Сету приходилось обнимать Венеру одной рукой, помогая ей усидеть на облучке. При этом оба только молча улыбались друг другу.

Когда они останавливались, Венера просила Саскию потрогать ее живот и посмотреть, не пора ли уже ребенку появиться на свет. Саския отвечала, что нет, время еще не пришло. Наконец Саския сочла, что ребенок опустился вниз, да и Венера периодически разражалась криком:

– Да! Я чувствую его! Он готовится выйти наружу!