Долина надежды
Часть 41 из 56 Информация о книге
– А это еще что такое? – Сборник гимнов, чтобы петь псалмы. Никакой музыки, имейте в виду, ничего такого богопротивного. Простое пение. – Гм! Так вы еще и петь умеете? – Только не в одиночку. Раньше со мной пела сестра и… – У вас будет девушка, которая станет петь с вами, и вы будете петь тоже, и тогда люди могут вас выслушать. А потом можете прочесть проповедь, только не очень длинную. Саския удалилась, а немного погодя справилась у Китти, Рианнон, Сюзанны и ее сестры, не согласятся ли они помочь брату Мерримену, но те лишь сдавленно захихикали и отказались. Единственным человеком, который с энтузиазмом откликнулся на это предложение, стала племянница плотовщика, Мэтти, когда ее дяде, плывшему на речной лодке, случилось сделать остановку на фактории. Итак, после небольшой практики Мэтти и брат Мерримен стали распевать псалмы на причале в те воскресенья, когда дядя девушки проплывал мимо. Поначалу к ним присоединялась одна лишь Кейтлин, но потом ее примеру последовали и все остальные. Новшество понравилось всем, а для Кейтлин оно стало еще и утешением. Брат Мерримен и Мэтти затягивали первыми, причем священник голосом выделял строфу, а остальные подхватывали ее. В середине случалась некоторая пауза, когда он читал короткую проповедь, и процедура завершалась хоровым пением. У брата Мерримена зародилась робкая надежда, что ему таки удастся спасти из геенны огненной некоторые заблудшие души. И вот теперь, когда Мешак заявил ему, что во время заупокойной службы он должен будет обойтись без упоминания геенны огненной, брат Мерримен согласно кивнул. – Да, для Саскии это лишнее. – И он принялся старательно припоминать поминальные службы, на которых присутствовал в молодости. – Следует петь псалмы, – громко сообщил он, – а процессия должна двигаться к могиле. Затем необходимо прочесть панегирик, в котором перечислить добрые дела Саскии. Дальше – гимны, потому что Саския любила петь. И угощение напоследок. Идемте, обсудим, как все должно быть. – Он приглашающим жестом указал на свою хижину, только что отстроенную после того, как ее сожгли индейцы. – Нам понадобится гроб, – сказал он, пропуская Мешака внутрь. – Сделаю, – обронил Мешак, и в голосе его прозвучала тоска. – Запросто. Мешак работал всю ночь при свечах и лучинах, и к следующему утру был готов отличный кедровый гроб. Заплаканный Нотт помог ему донести его до своей хижины, где на дубовом столе, который смастерил для нее Кулли, лежала Саския. Венера и Кейтлин обмыли Саскию, одели ее и укутали лучшей шалью. Вместе с Рианнон, Китти, Сюзанной и Малиндой они провели у тела покойной всю ночь. В «Лесной чаще» Китти сообщила страшную новость матери. Когда же София уставилась на нее своим обычным пустым взором, Китти пронзительно закричала: – Саския умерла, мама. Умерла! Умерла! Умерла! И ты тоже, наверное! Анри взял Китти за плечи, резко встряхнул и велел ей перестать говорить всякие глупости, но Китти продолжала кричать до тех пор, пока отец не выволок ее из дома в сад, но и там она не унималась. София тупо смотрела в огонь, когда Анри и Китти наконец легли спать. На рассвете она плотнее запахнулась в шаль, словно надеясь, что та не даст ей развалиться на части, и спустилась в хижину Стюартов, прихватив с собой поднос с печеньем из пресного взбитого теста с дольками ветчины. Собрав последние остатки пшеничной муки, София мяла и взбивала тесто так, как не требуется даже для такого печенья, пока от шума не проснулся Анри и не забрал у нее из рук деревянный молоток, и тогда она разрыдалась в его объятиях. Когда время в хижине Нотта и Саскии уже близилось к полудню, Мешак положил руку на плечо другу. – Нотт, пора. – Знаю. – Глаза Нотта покраснели от слез. – Я все надеялся, что, быть может… – Кулли сегодня не вернется, Нотт, – сказал Мешак. – Я понимаю, чего ты ждешь, но мальчик вернется тогда, когда вернется. Он же ничего не знает. – Саския расстроилась бы из-за того, что его нет с нами, – с горечью произнес Нотт. – Она обожала парнишку. Наконец он кивнул, и Анри, Руфус, Сет и Тоби, досчитав до трех, подняли гроб. Пристроив его поудобнее на плечах, они направились к выходу, осторожно протиснувшись в двери, миновали опустевшее кресло-качалку Саскии и спустились по ступенькам. Брат Мерримен, прижимая к груди Библию, возглавил процессию. День выдался замечательный: дул прохладный ветерок, на ясном небе сияло солнце, а в воздухе кружились опавшие листья. Но буйство осенних красок казалось всем неуместным, хотя они были рады ощутить жаркие солнечные лучи на своих плечах. Поселенцы в молчании шли за гробом к могиле, которую Джек и Тоби выкопали на кладбище позади фруктового сада. Прощаясь с Саскией, женщины, детям которых она помогла появиться на свет, от всего сердца благодарили ее, и только Малинда молча поцеловала Саскии руку и опустила ее на край гроба. И тогда все дети, сделавшие первый вздох в руках Саскии, последовали ее примеру. Гроб опустили в могилу, и брат Мерримен уже набрал полную грудь воздуха, чтобы затянуть одну из своих длинных проповедей, когда Кейтлин вдруг дернула его за рукав. – Стойте. Не надо сейчас. Книга притчей Соломоновых, глава тридцать первая, – прошептала она. – Прочтите ее. И ничего больше. Брат Мерримен послушно раскрыл Библию на притчах Соломоновых: – …кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов; уверено в ней сердце мужа, и он не останется без прибытка; она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей. – Это про Саскию, – проронил Нотт. Ответом ему стал негромкий согласный ропот. – …муж ее известен у ворот, когда сидит со старейшинами земли. – А вот это про него, – сказал Мешак, – в самую точку. – И он обнял Нотта за плечи. – …уста свои она открывает с мудростью, и кроткое наставление на языке ее… …встают дети и ублажают ее; и муж хвалит ее: «Много было жен добродетельных, но ты превзошла всех их». Миловидность обманчива, и красота суетна; но жена, боящаяся Господа, Достойна хвалы. Дайте ей от плода рук ее, и да прославят ее у ворот дела ее! Это было так похоже на Саскию, что на мгновение всем показалось, будто она вновь с ними. – Покойся с миром. Аминь, – прошептала сначала София, затем Кейтлин, а потом и все остальные. – Аминь. Брат Мерримен немного помолчал, и все присутствующие устремили взгляды на реку, надеясь, что Кулли все-таки появится в самый последний момент. Наконец священник подал знак Джеку и Тоби, что можно засыпать могилу. Первые комья земли с глухим стуком упали на гроб, и Нотт со скорбным рыданием упал на колени, а Мешак, Венера, Сет и их дочери обступили его, пытаясь поднять на ноги. Но он громко причитал до тех пор, пока похороны не завершились. Петь псалмы не пожелал никто. – Идем с нами, Нотт, – сказала Венера. – Тебе надо поесть. Она бы не хотела, чтобы ты оставался голодным. Совершенно неожиданно основные хлопоты, связанные с поминками, взяла на себя Пейшенс Драмхеллер, устроив их у себя дома. Даже Кейтлин вынуждена была признать, что в кои-то веки суетливая женщина сумела оказаться полезной. Малинда помогала ей расставлять бесконечные тарелки с холодным мясом, горячим кукурузным хлебом и печеными яблоками, пока Китти с Сюзанной занимались Малышкой Молли и младшими детьми. Мешак принес кувшин своего виски, но сейчас, против обыкновения, оно никому не подняло настроения. Расходясь после поминок у Драмхеллеров, поселенцы по-прежнему смахивали с глаз слезы. Полдень тем временем померк, солнце скрылось за облаками, на небе собрались тучи, и яркие разноцветные листья потускнели. Притихшие и подавленные, Сюзанна, Китти и Рианнон уходили последними после того, как помогли Пейшенс и Малинде навести порядок в кухне. Осторожно ступая в сумерках, Сюзанна вдруг воскликнула: – Как бы мне хотелось, чтобы Кулли никуда не уезжал! Он должен был быть здесь! – Да, – согласилась Рианнон. – Саския всегда хотела, чтобы Кулли оставался дома. У Китти от волнения вдруг перехватило дыхание. – Мне бы тоже хотелось, чтобы Кулли вернулся домой, – со сдержанной страстью вырвалось у девушки. – Мне бы очень этого хотелось! Сюзанна повернулась и взглянула на подругу, удивленная ее тоном. – Что за ужасный день, – потерянно пробормотала Китти. Они молча зашагали дальше, пока Китти не сменила тему: – Рианнон, я слыхала, что кто-то оставил тушу оленя у дверей вашего дома и что твоя мать проснулась первой и обнаружила ее. Папа говорит, что это означает, что на тебе хочет жениться воин из индейского племени. – Жениться! – воскликнула Сюзанна. – Не знаю, – отозвалась Рианнон, поддев ногой опавшие листья. – Мама очень рассердилась из-за оленя. Кажется, отец тоже оставил ей такую же тушу под дверью перед тем, как они поженились. – Девушка вздохнула. – Раньше мама никогда не сердилась, но теперь, после того как Кадфаэль… Китти тоже подавила вздох. Она испытала облегчение, заметив, что мать сделала над собой усилие и приготовила печенье с ветчиной на поминки. Пыталась помочь. Но теперь Китти позволила себе рассердиться на Софию. – Я тоже скучаю по Шарлотте, как и Магдалена, и мальчишки, но мама забыла о том, что у нее есть и другие дети, – с горечью заявила она. – Я все время пыталась напомнить ей об этом, старалась вести себя хорошо, но все было бесполезно, и я рассказала Саскии. По-моему, именно Саския заставила маму вспомнить об этом. – Пожалуй, Саския могла бы сделать так, чтобы наши матери подружились снова, – неуверенно предположила Рианнон. – Ох, Рианнон! – с тоской воскликнула Китти. – Как было бы здорово! Глава тридцать третья Для поднятия настроения 1773 год После смерти Саскии София начала выказывать проблески интереса к жизни, во всяком случае, пыталась это сделать. По вечерам, у очага, она вновь взялась обучать грамоте Магдалену и мальчишек, пока Китти читала про себя все, что попадалось под руку. Анри раскуривал трубочку и делился новостями, рассказывая о том, что слышал кое-что о Кулли, что видел орла, что новый урожай хорошо зреет и что Руфус разорил гнездо гремучих змей рядом с кузницей. София проявляла некоторый интерес и даже задавала вопросы, но подобные усилия утомляли ее, и иногда, буквально через пять минут, она уже забывала обо всем, что говорил ей муж. Анри же казалось, что София медленно пробуждается ото сна, и он полагал нужным повторять ей рассказанное совсем недавно, например о том, что он закончил свои новые усадьбы. Анри расчистил и обнес забором пастбища, разметил поля и построил две хижины: одну большую, на четыре комнаты, а другую поменьше, на две. И теперь ему нужны были покупатели. София, которая все больше и больше приходила в себя, слушала его, и он подолгу разговаривал с нею. В последнее время он все чаще упоминал о Ваннах: – На прошлой неделе у дверей Гидеона кто-то оставил тушу медведя. Наверняка это ухажер Рианнон. – Если что-либо и способно пробудить в Софии интерес, так только это, решил Анри. Китти отложила в сторону половинку страницы «Вирджиния газетт». – Что? – София и впрямь подняла голову. – Этого не может быть! Она же ровесница Китти.