Долина надежды

– Мне уже восемнадцать, – громко заметила Китти. – Почти. Если это еще кому-нибудь интересно.

– Я помню, что она родилась незадолго перед тобой, – вздохнула София. – Но как она познакомилась с воином, который оставил подарок? – «И что думает об этом Кейтлин?» – спросила она себя, но вслух ничего не сказала.

– Гидеон пытался предотвратить войну, – начал Анри.

– Пока что ему это удается, – встряла в разговор Китти.

– Помолчи, Китти, твоя мать спросила, где Рианнон познакомилась с воином.

– А, это было еще до того, как умерла Саския, – заявила девушка.

– Так ты знала? – удивилась София. – И никому не сказала?

– Разумеется, я говорила об этом, мама, – ответила Китти, выразительно закатывая глаза.

Ее матери очень долго не было смысла вообще рассказывать о чем-либо. София утратила интерес ко всему на свете.

– Его зовут Два Медведя.

– Два Медведя?

– Мама! Я говорила тебе об этом, но ты не обратила на мои слова внимания!

Тон дочери вызвал у Софии раздражение. Но раздражение заглушало тоску. София задумалась. А что еще случилось за те месяцы, когда она ни на что не обращала внимания?

– Будь так любезна и расскажи мне еще раз, Китти!

– Помнишь, мама, как индейцы украли у Сета двух коров и нескольких кур? Из нашего сарая пропала лошадь, а у Руфуса стали исчезать гуси. Тогда еще пострадала винокурня Мешака и он лишился двух бочонков своего виски. И новая хижина брата Мерримена в конце долины сгорела дотла. Нет, не помнишь? Ничего страшного…

– В самом деле? Вот бедняга, – с некоторой неуверенностью проговорила София.

– Он стал куда милее, чем раньше, мама. Полагаю, всему виной племянница лодочника.

– Кто?

– Мэтти. Ее зовут Мэтти. Я знаю, ей нравится брат Мерримен, потому что она всегда помогает ему петь псалмы, и следовало ожидать, что он заметит и влюбится в нее, но он всегда такой… не знаю, как сказать, отрешенный, что ли, словно никогда не задумывался о женитьбе или прелюбо…

– Что?

– Ну, вот мы с Сюзанной… и помогли ему.

– Неужели? – Теперь София уже во все глаза смотрела на дочь. – Хотелось бы знать, каким же именно образом?

– Когда она в последний раз проплывала мимо вместе со своими теткой и дядей, мы с Сюзанной заплели ей чудесные косы, одолжили ленты для волос, а я дала ей капельку твоей лавандовой воды.

После пропажи Шарлотты София по привычке, машинально продолжала настаивать лавандовую воду.

– Мы с Сюзанной побрызгали ее водой и потащили на прогулку туда, где, как мы знали, на своем кукурузном поле работал брат Мерримен.

– И что же было дальше? – с подозрением осведомилась София, уже догадываясь о том, какую каверзу устроили Китти и Сюзанна.

– Ой, да мы просто проходили мимо и подговорили Мэтти притвориться, будто ей стало дурно. Мы рассчитывали, что брат Мерримен подбежит к ней, отнесет ее в тень и наконец-то заметит, как славно она выглядит. И влюбится… Но когда мы пришли туда и оказались на виду у брата Мерримена, Мэтти не захотела падать в обморок, и…

– И тогда вы с Сюзанной…

– На самом деле это все придумала Сюзанна, мама. Мэтти становится все старше и старше, и мы должны были предпринять что-либо. Она ужасно боится пауков. И потому Сюзанна предложила, что на случай, если Мэтти постесняется упасть в обморок – она очень застенчивая, мама, – сама напугает ее. Сюзанна быстренько вывалила ей за ворот платья нескольких пауков, которых заранее наловила и втайне несла в носовом платке. Разумеется, Мэтти начала кричать и рвать на себе корсет, чтобы вытряхнуть пауков, и брат Мерримен, услышав крики, подбежал узнать, что случилось. Мы с Сюзанной тоже стали кричать, что с Мэтти случился припадок, что ее надо отнести в тень и там все пройдет, иначе она порвет на себе всю одежду. Брат Мерримен подхватил Мэтти на руки и послушно отнес под дерево, что было совсем нелегко, потому что Мэтти продолжала брыкаться и визжать. А потом он прижал ее к земле и мы с Сюзанной убежали.

Тут Китти заметила выражение, появившееся на лице матери, и поспешила добавить:

– Но все вышло как нельзя лучше, мама. Мэтти и брат Мерримен обручились. Сейчас она уехала с теткой и дядей, чтобы подготовить свадебное платье.

– Вернемся к индейцу Рианнон. Две Ноги?

– Два Медведя, мама. – Китти сдерживалась из последних сил, чтобы не заскрежетать зубами.

В разговор вступил Анри, продолжив рассказ так, как он услышал его от Гидеона:

– Это Руфус во всем виноват. Все эти неприятности с кражей лошади, виски и всего прочего здорово разозлили его. Он начал патрулировать свои солончаки, гася костры, которые скво разводили для выпаривания воды. Он колотил их горшки, а стоило ему наткнуться на женщину, он избивал ее хлыстом. Но индейцы упорно возвращались, и Руфус не придумал ничего умнее, чем стрелять по ним из мушкета, чтобы отпугнуть, даже когда те приводили с собой детей. В общем, однажды он убил одну скво.

София ахнула:

– Только не это!

Анри продолжил рассказывать:


– Руфус уверял Гидеона, что целился поверх голов, но у мушкета якобы оказался сбит прицел. Он выстрелил и убил молодую женщину, ранив ребенка у нее на спине. Со своего места на причале Гидеон услышал выстрелы на солончаках и обнаружил Руфуса стоящим над бездыханным телом молодой женщины семнадцати лет, длинные черные косы которой намокли от крови, а половины лица попросту не было. Заметив, что к нему приближается Гидеон, Руфус отцепил у нее со спины заплечную сумку с ребенком, чтобы тот не утонул в болоте. Гидеон счел, что и ребенок погиб тоже, но тот закашлялся и начал плакать. Оказалось, что пуля лишь слегка задела его.

Гидеон пришел в неописуемую ярость. Он узнал женщину: ее звали Яркая Звездочка, и она была дочерью шамана. Два года тому Гидеон присутствовал на свадебном пиршестве в ее честь. Гидеон решил, что, не появись он вовремя, Руфус бросил бы ребенка умирать. Гидеон предупредил Руфуса, что он подверг опасности жизнь дочери Джека и Малинды, Малышки Молли, поскольку индейцы наверняка захотят отомстить. Руфус, который души в ней не чает, поклялся, что дикари никогда не получат того, что принадлежит ему, и что он готов убить их всех.

Гидеон в ответ заявил ему, что, скорее всего, результат будет обратным. В конце концов Руфус согласился позволить индейцам добывать соль, но Гидеон предостерег его, что сделанного уже не воротишь.

Гидеон взял со склада на фактории несколько кастрюль, ножей и топоров и отправился в поселение индейцев, чтобы отвезти туда тело молодой женщины. Рианнон поехала с ним, закрепив на спине сумку с младенцем. Кейтлин перевязала и подлечила его на скорую руку, но Рианнон уже сидела на лошади, когда Кейтлин узнала, что Гидеон намерен взять дочь с собой, чтобы вернуть тело Яркой Звездочки и ее ребенка. «Нет, Рианнон! Ох, Гидеон, они оставят ее себе! Нет! Я не могу потерять и ее! Я поеду с вами», – заявила Кейтлин, которая была вне себя от отчаяния.

«Кейтлин, Поющий Ветер должна поехать со мной. Только так я смогу избежать большой беды для всех остальных», – ответил ей Гидеон, и я сам видел, как плачущая навзрыд Кейтлин бежала за ними вслед после того, как они скрылись вдали.

Когда Гидеон и Рианнон достигли места назначения в двух долинах к востоку, он передал тело молодой женщины ее причитающей от горя бабушке. Муж Яркой Звездочки хотел сжечь все поселение, чтобы отомстить за нее. Ему помешал шаман, заявив, что они обязательно возьмут жизнь за жизнь, но должны хорошенько обдумать, как это сделать и кто должен быть убит – сам Руфус или кто-либо из его сыновей. Гидеон и Рианнон задержались у индейцев на период траура, ожидая решения шамана. Гидеон понимал, что не должен спешить и раньше времени начинать обсуждение условий спасения Драмхеллеров.

Затем последовали долгие переговоры, на которых совет обсуждал, допустимо ли возмещение убытков или же отомстить за Яркую Звездочку можно только другой смертью.

Гидеон проявил выдержку и терпение, стараясь восстановить отношения между индейцами и поселенцами. Приближалось время сбора урожая кукурузы, и в данный момент это занимало племя куда больше войны. Гидеон заявил, что был похищен его собственный сын вместе с дочерью другого поселенца. Совет выслушал его, но возразил, что они уже помогли Гидеону вернуть двух других детей.

В ходе переговоров он подметил, что высокий молодой воин по имени Два Медведя из рода Разрисованных не сводит глаз с Рианнон. Девушка же подчеркнуто не обращала на него ни малейшего внимания, что, впрочем, означало, что она прекрасно отдает себе отчет в его присутствии, стоило ему появиться поблизости.

Рианнон провела некоторое время со своими бабками, которые поначалу обошлись с ней очень грубо. Но Гидеон рассказал им о соме и снах, и они, вспомнив его мать, уважаемую женщину, начали посматривать на Рианнон с некоторым интересом. Им пришлись по нраву ее серьезность и уважение, которое она выказывала их соплеменникам. И хотя своего рода у нее не было, они стали называть ее индейским именем чероки – Поющий Ветер. Бабка юноши по имени Два Медведя была одной из тех членов совета, которые решили, что должны отомстить за Яркую Звездочку и оставить у себя Рианнон.

Гидеон в ответ заявил, что это будет зависеть от того, сможет ли род удочерить ее и принять к себе, поскольку она приходится внучкой его матери, но этот вопрос требовал дальнейшего обсуждения и потому не мог быть решен быстро. Они же тем временем вернулись домой.

И вот уже после их возвращения у дверей дома Ваннов была оставлена первая туша. Смысл этого послания был совершенно ясен: Два Медведя возжелал жениться на Рианнон. Кейтлин была вне себя. Гидеон попытался объяснить ей, что взял Рианнон с собой, потому что надеялся и верил, что если бабушки примут ее в память о матери Гидеона, то за убийство Яркой Звездочки не будет объявлена кровная месть.

– И сейчас, – закончил Анри свое повествование, – Кейтлин зла на Гидеона, на Руфуса, который и стал виновником этой ситуации, на Рианнон, которая настаивает на том, что ее зовут Поющий Ветер, и не откликается, когда Кейтлин называет ее Рианнон. Но больше всех она злится на парня по имени Два Медведя.

– Еще бы, – отозвалась София, подумав про себя: «Бедная Кейтлин».

– Самой Кейтлин было шестнадцать, когда она выходила замуж за Гидеона, – заметил Анри.

– Да, – ответила София, – я помню. – Тогда Кейтлин буквально лучилась счастьем.

– Ты должна навестить ее, Софи. Кейтлин попала в беду. А ты не спускалась на факторию со времени смерти Саскии.

– Нет… я… у меня здесь много работы, Анри. У меня нет времени на пустую болтовню. – София старательно избегала любых встреч с Кейтлин или Венерой. Она чувствовала себя слишком уязвимой. Стоит одной из женщин обнять ее, и она сломается. А Саскии, которая точно знала, когда наступит время для подобных объятий, рядом больше не было.

– Софи, ты должна.

Ей очень хотелось отказаться, но она понимала, что он прав. Она подумала о леди Бернхэм и вдруг поймала себя на том, что не вспоминала свою крестную мать уже очень давно. А еще она поняла, что вообще очень мало думала в последнее время. Долг обязывал ее повидаться с Кейтлин.

– Это ужасно. Все это напоминает мне греческую трагедию, с Агамемноном, который принес в жертву свою дочь, чтобы греки смогли воспользоваться попутным ветром и отплыть на Троянскую войну. Да, я схожу к ней завтра. – Она попыталась вспомнить подробности той кровавой истории. Разве супруга Агамемнона, Клитемнестра, не отомстила за дочь, погубив Агамемнона, когда он вернулся из-под Трои? Теперь она вполне понимала ее.

– Вот и хорошо, потому что это еще не все новости. Есть и другая причина, по которой тебе следует сходить на факторию и повидаться с Кейтлин. По тропе из Нового Орлеана к ним пришли люди.

– Очередные охотники, кожевники или какой-нибудь вьючный караван, полагаю.

– Нет. Мужчина, женщина и ребенок.

– Вот как? Что ж, будет приятно встретиться с путешественниками, которые, для разнообразия, не жуют табак и не плюют на пол, – пробормотала София. – Они французы? Или испанцы? – осведомилась она, пытаясь изобразить заинтересованность.

– Нет, я так не думаю. Но ты сама завтра все узнаешь, если пойдешь туда. Мужчина и молодая женщина с ребенком. Его вдовая дочь. Им нужна усадьба, и они уверяют, что у них есть испанские песо. – Он с воодушевлением потер руки. – Я сказал им, что у меня есть расчищенный участок земли с хижиной, который я хотел бы продать, и мужчина выразил желание взглянуть на него. Думаю, они очень рады тому, что сумели найти расчищенный участок. Насколько я могу судить, они не знают, за какой конец топора следует браться, не говоря уже о том, как срубить дерево или построить хижину.

Я отвезу их на другой берег на пароме Гидеона и покажу участок, но, быть может, убедить их купить его будет легче, если вы с Кейтлин подружитесь с женщиной. Мне было бы интересно узнать, что вы о них думаете. Сдается мне, что они цыгане.

– Цыгане!

– Мужчина назвал себя Gitanos. По-испански это означает «цыгане». Они прибыли из Нового Орлеана, а ведь он теперь принадлежит испанцам, ты не забыла?

Его слова пробудили в Софии интерес настолько, что она ответила:

– Я бы хотела познакомиться с ними. Однажды я убежала с цыганами.

– Ты, мама? – воскликнула Китти.

– М-м, да. В Испании. Помню, как я танцевала в таверне под музыку, а все вокруг хлопали в ладоши. Со стыдом признаюсь, что укусила лакея, который отыскал меня, а позже мне рассказали, что цыгане обчищали карманы зрителей, пока я танцевала на столе.

Китти искоса поглядывала на нее с таким видом, что София, воодушевившись, пообещала:

– Завтра я навещу Кейтлин. Мне нужны нитки.

На следующий день, когда София распахнула дверь фактории, Кейтлин, подпоясавшись фартуком, скребла полки в кладовой.

– Кейтлин? Я… мне нужны… нитки, – пробормотала София, словно с трудом припоминая, что это такое. Ее била дрожь.