Долина надежды

– Софи! Вот так сюрприз! – воскликнула Кейтлин. Вытерев руки о фартук, она осторожно обняла Софию.

После того как Кейтлин отыскала катушку ниток, которые были нужны Софии, обе женщины прошли на кухню, как бывало раньше. Усевшись за стол, они, однако же, избегали смотреть друг на друга, словно каждая опасалась увидеть в глазах подруги зеркальное отражение собственного горя, вызванного потерей ребенка. Вместо этого они заговорили о погоде, видах на урожай, чае и, наконец, о вновь прибывших.

Кейтлин увидела их первой.

На рассвете, отправившись за пахтой к завтраку в будку-кладовку над родником, она вдруг заметила, что ночью к ним прибыли путники. На берегу реки, неподалеку от торгового поста, стоял закрытый деревянный фургон с красными колесами, разрисованный яркими птицами и цветами. Рядом паслись стреноженные мулы и четыре лошади, а потом появился какой-то мужчина и повел их к реке на водопой. Затем он накормил их и развел огонь. Из фургона вышла молодая женщина с котелком и треногой и начала готовить завтрак.

Немного погодя, тем же утром, молодая женщина пришла на факторию. Она купила муку, яйца, солонину и даже пахту, которая у Кейтлин имелась в некотором избытке. Рассчиталась она испанским песо, а когда Кейтлин запротестовала, заявив, что этого слишком много за сделанные покупки, женщина ответила, что в этом нет ничего страшного и что она будет покупать продукты и дальше, пока их не наберется на целый песо. Кейтлин еще никогда не держала в руках испанских денег, да и незнакомка выглядела странно и необычно. Кейтлин пригласила ее выпить с нею чаю, и женщина, улыбнувшись в ответ, с радостью согласилась.

– Анри говорит, что она цыганка. Как интересно! Как она выглядит? – спросила София.

– Даже не знаю, что тебе сказать, Софи. Я еще не встречала таких, как она. Но я приглашу ее на чай, и ты сама все увидишь. – И прежде чем София успела открыть рот и заявить, что она вовсе не хочет встречаться с кем-либо, Кейтлин подошла к двери и крикнула: – Розалия! Розалия!

София приготовилась потихоньку улизнуть, но Кейтлин уже возвратилась с молодой женщиной, которая держала за руку маленькую девочку.

София ожидала увидеть перед собой одну из тех женщин, которых ей доводилось встречать, когда они направлялись на запад вместе с мужьями на плоскодонках, но стоявшая перед нею молодая особа ничуть на них не походила. Обладательница стройной фигуры и оливковой кожи, она, казалось, была соткана из ярких и даже кричащих красок. С темными, но не черными, а темно-синими глазами, опушенными длинными ресницами, густыми бровями и пышными темными локонами, затейливо обмотанными цветастым шелковым шарфом, что заставляло обратить внимание на ее длинную изящную шею и выразительный профиль, она была настоящей красавицей. На ней была украшенная вышивкой юбка и голубая блуза, на руках красовались многочисленные браслеты, пальцы были унизаны перстнями, а на лодыжках виднелись золотые проволочки с колокольчиками. Колокольчики и браслеты позвякивали на ходу.

Кейтлин представила их:

– Розалия Кьярамонте и Стефания. – Мать и дочь улыбнулись одинаково неуверенными улыбками.

– Стефания. Какое красивое имя, – сказала София.

В последующие дни мужчина дрессировал лошадей, а Розалия занималась домашними хлопотами. Она вызывала восхищение равно как у мужчин, так и у женщин. Когда она шла, или склонялась над костром, чтобы помешать варево в котелке, или относила белье на реку, все ее движения сопровождались мелодичным перезвоном и ритмичным покачиванием бедер. А для Анни и девочек Ганновер Стефания стала настоящей диковинкой. Обладая экзотической внешностью, она унаследовала от матери оливковую кожу, темные вьющиеся волосы и те же самые темно-синие глаза с длинными ресницами. Носила она коротенькое, украшенное вышивкой платьице и маленькие золотые сережки в ушах, а изъяснялась на наречии, которого никто не понимал, хотя Анри и полагал, что это какой-то испанский диалект.

Отец Розалии был намного старше дочери, с серебристой шевелюрой и дочерна загорелым лицом, на котором застыло суровое выражение. Наряд его выглядел столь же экзотично, как и у нее. Он носил мешковатые штаны, заправляя их в высокие сапоги до колен, которые некогда были ярко-красными или пурпурными, темную рубашку, шапочку с атласной кисточкой и жилет, на котором была вышита разноцветная многоголовая птица. Он показывал на птицу у себя на груди, кивал, обнажая в ослепительной улыбке крепкие белые зубы, и говорил:

– Зимородок! На счастье, нет?

Вот так и получилось, что Тамаша Моргадеса прозвали Зимородком, а его вдовую дочь Розалию Кьярамонте – дочерью Зимородка. Оба прибыли из Нового Орлеана, поднявшись по Миссисипи до Тинасси, а уже оттуда, вверх по реке, добрались до долины Надежды. По их словам, они были странствующими артистами: Тамаш играл, а Розалия танцевала. Но путешествовать им прискучило, и они стали подыскивать себе подходящее местечко, где можно было бы осесть вместе с ребенком.

Складывалось впечатление, что Розалия прилагает все усилия к тому, чтобы поскорее обзавестись друзьями. Она всегда была готова остановиться и поболтать, если Кейтлин располагала свободным временем. Молодая женщина каждый день находила какой-нибудь предлог, чтобы заглянуть на факторию. Стефания же, постепенно пообвыкнув, подружилась с пятилетней Анни Ванн. Розалия рассказала Кейтлин, что они останавливались и играли в любом месте, где собиралась хоть какая-нибудь публика, но чем выше по Миссисипи, тем меньше им встречалось поселений, а на Тинасси они практически и вовсе исчезли. Кейтлин робко призналась, что танцевала контрдансы под скрипку своего отца, но всегда вместе с другими танцорами, и потому она не представляет, каково это – женщине танцевать в одиночку, без партнера.

– А вот так, – ответила Розалия, вскинула руки и принялась притопывать ногами. Как-то совершенно неожиданно она вдруг стала выше ростом и обрела нешуточную властность.

– Вот это да! – воскликнула Кейтлин. – Жаль, что вас не видят Софи и Венера!

– Если позволите, я могла бы станцевать для женщин – но только для них одних – в вашей кладовой, где мужчины не смогут подсматривать за нами.

Они договорились встретиться уже на следующий день, и Кейтлин отправила Анни предупредить о готовящемся представлении Венеру, Пейшенс Драмхеллер и Малинду. Сама же она надела шляпку от солнца и поднялась наверх, через сад, чтобы лично пригласить Софию. Она была рада тому, что у нее появился подходящий предлог для визита. Они уже давно стали сестрами друг для друга, но последние два года не общались из-за личного горя, разделившего их. И Кейтлин очень хотелось положить конец разладу.

Самым главным для нее сейчас было помириться с Софией и Гидеоном. Муж наконец признался ей, что верит в то, что Кадфаэль и Шарлотта живы, но шансы вернуть их зависят от того, удастся ли им сохранить добрые отношения с индейцами. Он не хотел говорить ей об этом, когда она не находила себе места от горя сразу же после похищения Кадфаэля, и предупредил, чтобы Кейтлин ничего не говорила Софии, пока он не будет знать больше. Приободрившись после таких известий, Кейтлин попыталась смириться с тем, что Рианнон добровольно отправится жить в племя, обитавшее в двух долинах к востоку от них.

– Это не навсегда, – терпеливо повторял Гидеон, – а для того, чтобы научиться.

Кейтлин это не нравилось, но разлад в семье не устраивал ее еще больше, да и к тому же их упрямая и своевольная дочь уже приняла решение уехать. Правда, открытым оставался вопрос с молодым индейцем, который весьма ее беспокоил. Этот Два Медведя, похоже, нравился Рианнон! Кейтлин с надеждой ожидала возможности довериться Софии, поделиться с нею своими страхами относительно Рианнон и спросить у подруги совета. Подобная перспектива внушала ей некоторое успокоение. Совсем как в старые добрые времена, когда Китти и Рианнон были еще маленькими и они обсуждали, как справиться с крупом и прорезыванием зубов.





Глава тридцать четвертая

Новая подруга





Весна 1773 года


На следующий день женщины собрались в кладовой, коря себя за то, что бросили хозяйственные дела, но при этом были преисполнены любопытства. Рианнон, Китти и Сюзанну допустили на мероприятие при условии, что с их стороны не последует никаких глупостей. Младших детей, включая Стефанию, которая полюбила Анни настолько, что готова была ради нее расстаться с матерью, увел с собой Анри, дабы развлекать их в лучших традициях Крысолова из Гамельна. Он запасся конфетами из сорго, которые Кейтлин сварила для фактории, и собирался взять детей на рыбалку. Разрешение остаться получила лишь Малышка Молли, поскольку еще не умела ходить и сидела на коленях у матери. В центре кладовой расчистили свободное место. Розалия вышла к зрителям не сразу; сначала из-за двери донесся шорох юбок, перезвон колокольчиков, а затем, став чуточку громче, до них донесся неровный перестук. Под эти звуки и появилась Розалия, объяснив, что обычно ее отец начинал играть на аккордеоне или скрипке, чтобы привлечь внимание, но сегодня она будет отбивать ритм каблуками. «Тук-тук-тук, – стучали трещотки у нее в руках, – тук-тук-тук». Стук стал громче и участился, а Розалия закружилась на месте. И вдруг она остановилась. Воцарившаяся тишина показалась неожиданной и зловещей.

Розалия фланирующей походкой прошлась по комнате. Когда на звуки музыки Зимородка начинали собираться люди, продолжала пояснения Розалия, она обещала им станцевать, если в небольшом медном котелке у его ног окажется достаточно монет. А до тех пор, по ее словам, она продолжала расхаживать перед ним взад и вперед. Вот так. Вновь раздался звонкий перестук, и Розалия быстрым шагом прошлась по кладовой, поводя плечами, медленно развязывая шарф и поглядывая через плечо, пока темные локоны не обрушились водопадом ей на плечи. Окинув быстрым взглядом аудиторию, она приподняла подбородок и выкрикнула: «Taliari!» – что означало: «Смотрите!»

На мгновение она застыла, чуточку отведя назад руки, а потом той штукой, которую держала в ладонях, начала отбивать новый ритм, притопывая в такт ногами.

– Какое бесстыдство! – воскликнула Пейшенс Драмхеллер. – Танцует, как искусительница… дьявольская приманка… Юным девушкам не подобает видеть такое… Если бы об этом узнал брат Мерримен, он бы…

Венера, которая терпеть не могла вторую миссис Драмхеллер, посоветовала ей замолчать.

А вот все остальные женщины были в полном восторге, и никакая сила не смогла бы помешать чистым и невинным молоденьким девушкам любоваться выступлением Розалии. Китти, Рианнон и Сюзанна с открытыми от восторга ртами наблюдали за тем, как Розалия начала танцевать, поначалу медленно, а потом все быстрее и быстрее. Постепенно она заполнила собой все помещение, очаровав женскую аудиторию. Она танцевала всем телом, сохраняя величественную осанку; руки ее двигались изящно и стремительно, а ноги ударяли в пол с силой, подчеркивающей и дополняющей ставший почти слитным стук кастаньет. Откинув голову и выгнув лебединую шею, она поводила сверкающими глазами. Это был не менуэт или кадриль, которые славились своим целомудрием и упорядоченностью, аккуратными шагами и строгим покачиванием юбок.


«Этот танец повелевает жизнью и смертью, – подумала София, – это боевой танец женщины, вступившей в схватку с горем, страданием и предательством». В этот миг она видела Клитемнестру, танцующую над телом поверженного Агамемнона, потому что он погубил ее дочь. Во все глаза глядя на происходящее, София вдруг ощутила, как ее сердце наполняется чем-то очень похожим на мужество. Покосившись на Кейтлин, она поняла, что и подруга испытывает те же чувства.

Когда у Розалии окончательно сбилось дыхание, она замерла на месте, оставив завороженную публику в состоянии транса. Это было самое захватывающее зрелище, которое они когда-либо видели в своей жизни. София поблагодарила танцовщицу.

– Полагаю, какой-либо из участков понравится вам и вашему отцу, – сказала она.

– Если он купит его, надеюсь, вы придете к нам в гости со своей маленькой девочкой, – ответила Розалия.

– Да, разумеется, – согласилась София, которой вот уже два года и в голову не приходило навестить кого-либо.

На следующей неделе Анри показал Зимородку и его дочери расчищенную им землю. Поначалу Зимородок не выразил особого восторга, но в конце концов остановил свой выбор на большей из двух хижин, после чего начал столь умело торговаться по поводу ее стоимости, что Анри и сам не заметил, как согласился выстроить будку-кладовку над родником да еще и включить в сделку двух куриц и молодую телку. Впрочем, досада Анри на себя за то, что его так ловко одурачили, сменилась удовлетворением, когда выяснилось, что у Зимородка и впрямь есть испанские песо, чтобы оплатить покупку. Да и Розалия, похоже, пришлась по душе Софии и Китти. Обе только о ней и говорили.

Зимородок переправил свой разрисованный фургон через реку на пароме Гидеона, а последний вдобавок был до глубины души поражен тем фактом, что Тамаш заставил мулов и лошадей войти в воду и самостоятельно переплыть на другой берег.

– Лошади и мулы любят меня, – сверкнув одной из своих белозубых улыбок, сказал Зимородок.

Тамаш повел животных на новое пастбище, а Розалия принялась обустраиваться со своей маленькой семьей на новом месте. С другого берега, стоя на крылечке «Лесной чащи», София смотрела, как яркое пятно платья Розалии появляется то тут, то там у нового жилища. Спустя несколько дней, когда Анри собирался переправиться через реку, чтобы разметить третий участок и место для хижины, София воскликнула:

– Подожди, я поеду с тобой!

– Что?

– Приличия требуют нанести визит новому соседу. Я хочу навестить Розалию.

София не наносила визитов вежливости, и сама мысль об этом даже не приходила ей в голову с тех самых пор, как она покинула Вильямсбург. Признаться, она не могла понять, почему вдруг сейчас у нее возникло подобное желание. Тем не менее она надела свежий капор, прихватила с собой немного чая из коры эфирного дерева, корзиночку со свежими яйцами и кружок сбитого масла, и Анри перевез их в лодке на другой берег реки.

Тамаш отправился вместе с Анри, заявив, что подумывает прикупить еще земли, поскольку со временем рассчитывает увеличить поголовье лошадей. Он хотел, чтобы Анри показал ему и другие участки, которые собирается продать. Розалия же приняла свою первую гостью с таким изяществом и благосклонностью, словно это была не хижина, а королевский дворец. Она приготовила чай, и обе женщины уселись за небольшой столик со скамьями по бокам. Обе сидели, выпрямив спины, показывая тем самым, что получили должное воспитание.

После обмена любезностями София выразила надежду, что Розалия обретет счастье в своем новом доме. Затем они отметили, что погода стоит прекрасная. Розалия, в свою очередь, поинтересовалась, каким образом София обучает детей грамоте. Далее они выяснили, что если в детстве София увлекалась акварелями полевых цветов, то Розалия предпочитала набрасывать пейзажи.

София была озадачена. Перед нею предстала совсем иная Розалия, чем та, которая с горящими глазами несколько дней тому отплясывала колдовской танец. Происходящее живо напомнило ей чаепитие с сестрами Хокхерст. София, долгие годы даже не задумывавшаяся о том, какое воспитание получил кто-либо из ее знакомых, решила, что Розалия – совсем не та, за кого себя выдает. Очевидно, в свое время ее воспитывали точно так же, как и саму Софию, поскольку, помимо сравнения детских увлечений живописью, в ее речи проскользнуло упоминание о няньке и уроках музыки. Когда Розалия не могла подобрать нужное английское слово, она переходила на итальянский, а не испанский. София вот уже много лет не разговаривала на итальянском, но обнаружила, что в состоянии поддерживать разговор, не испытывая особых трудностей. Между ними установилось нечто вроде дружеского взаимопонимания. Беседа завязалась легкая и непринужденная.

– Вы такая sympatica[30], – вздохнула Розалия.

Но более всего поразило Софию то, что, когда они вскользь коснулись этой темы, она прочла в глазах Розалии затаенную грусть. Она решила, что это оттого, что молодая женщина – вдова. Странно, но это лишь еще больше сблизило обеих.

Они обменивались впечатлениями об окружающем пейзаже, когда вернулись Анри и Тамаш, обсуждавшие поля, предлагаемые к продаже.

– А скажите мне, пожалуйста, есть ли поблизости пещеры? – спросила Розалия, обращаясь к мужчинам.

– Вам нравятся пещеры, синьора? – осведомился Анри.

– Они… интересуют меня.

– Да, их здесь много.

Розалия совершенно серьезно заметила, что полагает пещеры весьма любопытными.

– Идемте, я покажу вам. – Анри пригласил Розалию на крыльцо и показал на гору, высившуюся на противоположном берегу. – Это наша хижина, «Лесная чаща», а вон там, выше и правее, возле самой макушки, видите кусты? За ними прячется устье пещеры – большая, темная дыра. Сейчас она пустует, потому что наступило лето, но зимой там спят медведи.

– Словно сторожа, – задумчиво протянула Розалия и одарила Анри ослепительной улыбкой. – Я бы хотела взглянуть на эту медвежью пещеру. Быть может, – повернулась она к Софии, – вы знаете ее? Я уже рассказывала вам, София, о своих пейзажах. Собственно, я давно не рисовала, а медвежья пещера – весьма интересный объект. Я с удовольствием побывала бы там с карандашом и бумагой. Как вы отнесетесь к тому, если мы возьмем с собой Магдалену и Стефанию и устроим там пикник?

– К сожалению, у меня много дел по дому, – резко отозвалась София, заметившая очаровательную улыбку, адресованную Анри.

Ее внезапная холодность не осталась незамеченной Розалией.

Анри же в недоумении переводил взгляд с одной женщины на другую. София ревнует? Он счел это хорошим знаком.

Тон Софии заставил Розалию закусить губу и отвернуться от Анри. Она положила руку на локоть Софии.

– Я хочу, чтобы мы стали друзьями, – пылко произнесла она. – Мне нужна подруга, которая могла бы дать мне совет. А еще Стефании нравится Магдалена. Ей одиноко без других детей. Прошу вас, давайте сходим в медвежью пещеру вчетвером…

– Анри, похоже, не терпится показать вам ее самому, – пробормотала София.

– София, мое сердце принадлежит моему мужу, жив он или мертв.

– Ваш отец сказал, что вы вдова.

– Ни Тамаш, ни я совсем не такие, какими кажемся, – заявила Розалия. – Давайте сходим в эту медвежью пещеру, и я вам все расскажу. Впервые за долгое время я чувствую себя здесь в безопасности. Мне надо сделать кое-что, и я расскажу вам почему.

София ничего не могла с собой поделать. Заинтригованная, она согласилась.

Когда Анри вез ее на лодке обратно, она вдруг сказала:

– Тамаш не отец Розалии.