Дом учителя

– В противотанковый ёж, то ему придется дать задний ход. Не надейтесь, что я вскочу, уйду и не доем это потрясающее блюдо. Сколько оно стоит, я вполне…

– Хамить-то не надо!

– Егор Петрович, – вернулась к еде Анна Аркадьевна, – не думайте, что кокетничаю, набиваю себе цену. На кой ляд вы мне сдались?

– Меня это тоже интересует.

– Съешьте, наконец, эту креветку! Вы уже несколько минут держите ее на вилке!

Егор Петрович отправил креветку в рот и принялся жевать ее с гримасой человека, перемалывающего зубами ластик.

Анне Аркадьевне не хотелось терять общение с Егором Петровичем. Но ее желания не имели значения. Это как стоять на перроне у отъезжающего поезда рядом с мужчиной, которому ты только что заявила, что его претензии неосуществимы, но сам по себе он тебе очень интересен. Мужчина может остаться, вместе с тобой пойти на выход из вокзала, а может войти в вагон и помахать тебе ручкой. Очень ему нужна твоя дружба, у него были совершенно иные планы. Обычно все садились в поезда. Чертовский Умница был не первым кавалером-разговорником. Как оказалось, не последним. Егор Петрович Зайцев станет последним на перроне.

– Вы не динамо, – сказал Егор Петрович. – Для динамо вы стары. Уж простите!

– Я даже не трудовые резервы. Если вы меня прямо спросите, что для меня значит наше общение, как человек…

– Откровенный. Заметил, ценю. И вообще вы мне очень нравитесь. Итак, почему? У вас ведь все по полочкам? Во-первых, во-вторых, в-третьих.

Мужчина, получивший отказ, конечно, досадует. Танк, не способный взять препятствие, надсадно пыхтит сизым дымом.

Да, она мастерица раскладывать все по полочкам. Но нередко казалась себе… коровой. Великолепное животное, столетиями миллионам людей дающее пропитание, доброе, с изумительными глазами и большими ресницами. Корова в определенном смысле спаситель человечества. У коровы на голове два рога, равно твердых. У Анна Аркадьевны тоже два рога, но не одинаково твердых. Первый каменный – верность мужу. Второй, мягкий и вихлястый, – потребность общаться с другими мужчинами, заряжаться от них смелым топотом копыт и радостной отдачей молока. Она вовсе не ущербная корова, на других посмотреть. Валя Казанцева – загляденье корова, но вместо рогов у нее сопли до земли.

– Первый аргумент может оскорбить ваше мужское эго, – заговорила Анна Аркадьевна. – Второй превратит вас в старого перечника, впавшего в детство. Третий, тут я не уверена, пощекочет самолюбие – нежной кисточкой с норковой щетинкой. С какого начинать?

– Анна Аркадьевна, хватит умничать! С третьего, пусть хоть пощекочет. Нет, с первого, режьте правду-матку.

«Волнуется, – подумала Анна Аркадьевна, – и не замечает моего волнения. Очень хорошо – значит, я еще не разучилась держать лицо».

– Очевидно, не в смысле возможно, а в смысле бесспорно, я нахожусь в том возрасте, который именуется менопаузой. «Пауза», кстати, неудачное определение, потому что никакого продолжения после затишья быть не может. По телевизору засилье рекламы виагр для мужчин, и никто не задумывается, почему для женщин периода угасания либидо нет предлагаемых средств. Потому что женщинам их давно прописали – синтетические гормоны, препараты. Однако химию может заменить естественный процесс, заставляющий эндокринные железы вырабатывать нужные вещества. Естественный процесс – это общение с интересным мужчиной.

– Я для вас гормональная пилюля? – оскорбился Зайцев.

– Добрую сказочку не обещала, – напомнила Анна Аркадьевна. – Пункт два. Помните, я говорила, про развитие по спирали? Представьте себе, что вы в той точке витка спирали, что, спроецированная перпендикулярно вниз, в ваше детство, попадает в момент, когда девочки предлагали вам дружить.

– Было, – кивнул Егор Петрович, – как же ее звали? Света? Нет, Соня Потемкина. Не так уж она мне нравилась, но среди пацанов двенадцатилетних было соревнование – кто с Соней будет ходить. У нас называлось «ходить». Я дрался за право носить Сонин портфель, провожать, обрывал клумбы и делал за нее домашнее задание по математике, она была на класс старше, между прочим. Потом Соня Потемкина мне заявляет: «Егор! Мы с тобой будем дружить, а люблю я другого мальчика».

– И вы послали ее далеко? По голове учебником, надеюсь, не треснули?

– Не помню. Честно не помню, хотя тогда жутко переживал.

– Егор Петрович, вам, вероятно, знакома ситуация, когда мужчина и женщина флиртуют-флиртуют и подкатывают к казалось бы естественному финалу. Скажу грубее и понятнее – стоят перед постелью. И тут им приходит в голову простая и очевидная мысль: зачем мне это надо, стоит ли ради этого предавать родного человека, который моя судьба. Чего бы у нас с ним ни было, чего бы мы ни наговорили друг другу, как бы ни злились – моя судьба, прошлое, настоящее и будущее этот другой человек.

– У вас, я вижу, солидный опыт.

– Теоретический, подруги рассказывали. Они меня дразнят титиретиком.

– А вы такая честная-честная? – ухмыльнулся Егор Петрович.

– С каких пор женская честь стала объектом насмешек?

– Ладно, давайте свой третий пункт. Обещали много лести.

– Много всегда плохо, если это не деньги – как говорит то ли французская, то ли немецкая пословица. Мне с вами интересно. Точка. Что еще сказать? При соблюдении моих условий я желала бы продолжить наше общение. В конце концов, его можно обратить в семейную дружбу. Вы с женой, я с супругом…

– Нет! – перебил Зайцев. – Не тешит. Общение – это как есть арбуз. Нас двое, и каждому половина. Четверо – это четвертинки. А если моя жена войдет в раж или ваш супруг окажется болтуном? – Зайцев жестом остановил протест Анна Аркадьевны. – Не тешит, – повторил он, подозвал официанта и расплатился по счету. – Я подумаю.

– Уж извините, что представила свои аргументы не в письменном виде! Вам было бы привычнее красной ручкой чиркать и на полях оставлять язвительные комментарии, – пробурчала Анна Аркадьевна.

– Переживу.

В гардеробе, когда он подавал ей пальто, Анна Аркадьевна почти натурально печально вздохнула:

– Кавалер оставил без десерта.

И насладилась растерянностью застыдившегося Егора Петровича, и гордо отмела его предложение вернуться за сладким.



Егор Петрович позвонил через две недели, и они ужинали в итальянском ресторане. Потом – раз в неделю, в десять дней, в две недели, когда выдавалось свободное время. Чаще всего, как более занятый, встречу назначал Егор Петрович, но случалось, что он долго не давал о себе знать.

Тогда звонила Анна Аркадьевна:

– Комплексный обед – это по-старому, бизнес-ланч – по-современному, ресторан недалеко от вашего здания, у вас ведь есть обеденный перерыв, трудовой кодекс обязывает предоставлять его даже грузчикам. Не мните себя важнее грузчика!


Отечественные спецслужбы, не говоря об иностранных, отвалили бы много, захлебнулись бы жадной слюной, продай Анна Аркадьевна то, что говорил Егор Петрович про вихри и торнадо, подводные течения в высшем эшелоне власти. Ему требовалось выплеснуться, почему-то именно ей. Наверное, прекрасно знал, что она – могила. О дочери Егора Петровича говорили чаще, чем о детях Анны Аркадьевны. В этом просматривался эгоизм Зайцева, что ему до чужих отпрысков незнакомых.

Анна Аркадьевна не обижалась. Невольно, из-за выходки Лены Зайцевой, чуть-чуть погрузившись в обучение детей-ионофонов, столкнулась с любопытнейшим наблюдением. В науке вообще часто большое открытие происходит случайно, мимоходом, оно как ботва у морковки – торчит зеленый кустик, все проходят мимо. Кто-то, любопытствуя, дернет за листочки, оторвет, выбросит и пойдет дальше. А вот если раскопать! Там вкуснейший корнеплод.

Дети-инофоны обучаются русскому языку не как носители, не по стандартной учебной программе, а по совершенно отличному специальному курсу «русский язык как иностранный». И что мы имеет в пятом-шестом классах?

– Что имеем в пятом-шестом? – повторил вопрос Егор Петрович, которому проблемы детей гастарбайтеров были так же интересны, как слону забавы кроликов.

– Дети-инофоны пишут грамотнее, чем дети – носители русского языка! Статистика скудна чрезвычайно, ни о какой тенденции пока речи идти не может. Но те диктанты, что я видела! У русских ребят по пятнадцать-двадцать ошибок, а у армянина и таджика три и пять. Впечатляет. Инофоны запоминают слово в его звуковой и графической форме одновременно дорога лесом, в лесу растут грибы, не увидел леса.

– Не понял.

– Во втором предложении в лесу растут грибы безударное «е» многие российские дети напишут как «и». Но не инофоны! Как вы думаете, как у нас обстоит с грамотностью населения?

– Так же как с верой в честных гаишников.

– Если мы за десять лет не можем научить грамотно писать, то проблема в языке, в детях или в методике преподавания. Реформа языка посложней, чем в масштабах страны всех гаишников, от верха до низа, уволить и создать новую службу из кристально честных людей. Где мы их возьмем? И дети у нас какие есть, каких рожают. Остается методика, в ней ошибки.

– Можно ближе к моей дочери? – попросил Зайцев.

– Можно, – улыбнулась Анна Аркадьевна. – Вам приходится столько говорунов, по древу мыслью растекающихся, слушать. Но ведь это нередко люди, увлеченные делом, искренне ему преданные. Которые к вам прорвались. Что касается Лены… Идею я ей подбросила. Сия идея абсолютно далека, за горизонтом от темы ее диссертации. Мы с вами понимаем, что кандидатская диссертация – только пропуск в храм науки для тех, кто в дальнейшем наукой будет заниматься. Для практикующих, не научных сотрудников – медалька, пусть орден, на лацкане. Пропуск в девяноста восьми процентах остается пропуском – войти в здание института утром, выйти вечером. Перед Леной дилемма. Забросить диссертацию и заняться, попутно учительским и внеклассным трудом, не забывайте, сбором материала и анализом. Вопрос. Поделится ли она с вами? Посветит? Спросит ли совета?

– Видит ли во мне доброго богатенького батюшку или авторитетного… – Егор Петрович говорил с угасающей интонацией, последние слова Анна Аркадьевна не расслышала.

Он замолчал. Думал, переживал. Она не торопила. Что-то решил и сказал, погрозив пальцем:

– Вы постоянно меня воспитываете!

– Училка – это диагноз.



Они беззлобно подтрунивали друг над другом, пикировались, но уже не ссорились как нервные подростки.

Егор Петрович мог в конце застолья, памятуя гормональную пилюлю, спросить участливо:

– Как ваше либидо? Не жалуется?

– Спасибо! Очень хорошо, передает привет вашему либидо, которое, кажется, на пенсии? На заслуженном отдыхе?

– С чего вы взяли?

– Мимо нас прошествовали дамы в нескромных нарядах, а вы и глазом не повели.

– Когда я обедаю с училкой, то боюсь получить двойку за поведение.





5




Анна Аркадьевна не чувствовала вины перед мужем за обеды и ужины с Зайцевым. Она могла бы точно так же болтать в кафе с подругой, разницы никакой, точнее – разница не драматическая. Единственный неприятный момент – говорить, что задержится вечером на кафедре, врать. Поэтому ужинам с Егором Петровичем предпочитала обеды, тогда не приходилось лукавить. Запаха спиртного от нескольких бокалов вина Илья Ильич учуять не мог, потому что, придя домой, выпивал пиво – стакан до ужина и два после, у телевизора.

Приближалась весенняя посевная на даче, но Илья Ильич почему-то не проявлял былого рвения-нетерпения. На замечание Анны Аркадьевны, что-то ты нынче не бьешь копытом о землю, не мечтаешь о пахоте, муж ответил, что у него есть потрясающая идея, она требует еще некоторой проработки, но сама по себе идея великолепная. Он просиживал за компьютером, что-то выискивая, делая заметки. Илья Ильич был увлечен, готовил ей сюрприз.

Анна Аркадьевна опасалась его сюрпризов. Муж, конечно, не дарил ей на день рождения очень полезную в хозяйстве вещь вроде сварочного аппарата, как это сделал их сосед по даче. Но однажды купил сто тюльпанов. Аня приезжает на дачу и видит страшную красоту. Луковицы положил на хранение в холодильник. Анна Аркадьевна решила, что он в промышленных количествах закупил какой-то импортный репчатый лук, сейчас ведь много продают экзотических фруктов и овощей. Лук ей не понравился, пахнул нетрадиционно, но другого в доме не было, а Илья позвонил и сказал, что он едет с ребятами, их всего восемь человек, посидели в пивном баре, но это не то, требуется продолжение банкета, к ужину и супруги приятелей подтянутся. Анна Аркадьевна принялась лихорадочно кашеварить. На случай массового и внезапного наплыва гостей у нее имелась палочка-выручалочка – плов в огромном двенадцатилитровом казане. Плов все любят, закуски к нему минимальны, выпивку принесут мужчины, сладкое к чаю – женщины.

Гости, конечно, ели, правда, без аппетита и без восхвалений хозяйки.

– Простите, дорогие, – повинилась Анна Аркадьевна. – Не моя вина. Илья купил заморский лук, который не годится в плов.

– Какой лук? – подскочил Илья Ильич и рванул на кухню.

Вернулся потрясая пакетом, в котором сиротливо болталась горсть луковичек.

– Это тюльпаны! Элитная голландская серия! Я хотел ей сюрприз сделать, а вы все сожрали!

Грянул хохот, а потом друзья стали хвататься за животы:

– Только меня скручивает?