Дом учителя
Часть 32 из 42 Информация о книге
– Хотите? – предложил он Анне Аркадьевне, показывая на стол. – Нет, спасибо! – отказалась она и не посчитала нужным сесть. – Богато живешь. Марина тебя кормит? Юра тоже стоял, дожевывал. Очень красивый мальчик. Похож на Даниила Страхова и Данилу Козловского. Илья Ильич этих сногсшибательно-красивых артистов не различает. Про кого-то из них свекровь Анны Аркадьевны, уже больная, лежачая, но с утра до вечера смотрящая сериалы, сказала: «Ох, наплачутся от него девки, сама б наплакалась». Курносый луноликий Петя против Юры как глыба сырой глины против мраморной статуи. И если бы речь шла только о внешности. Юра умен, начитан и держится с природным достоинством. Петину сметливость могут оценить только коллеги по бизнесу. У Пети вечно бегают глаза, будто он торопится или пытается что-то скрыть. Юра смотрит прямо, вопросительно и равнодушно одновременно, пытливо и небрежно. Анна Аркадьевна еще в Кисловодске поразилась его взгляду. Такой перед зеркалом не натренируешь, он порожден не гордым сознанием свой мужской силы, а биологий, каким-то геном, заставляющим женских особей млеть перед красивым умным самцом. Юра нервно проглотил: – Что вы хотите сказать? Анна Аркадьевна оставила его вопрос без ответа. Она не собиралась копаться в подробностях общения молодых людей или вести морально-нравственные беседы. – Сегодня приезжала хозяйка квартиры. Ее невестка и ты вступили в отношения… – Никуда я не вступал, – перебил Юра. – Что, мне ее палкой гнать? «Ты бы предпочел сначала сумки разгрузить, – хотелось сказать Анне Аркадьевне, – а потом гнать». Но Юру не следовало злить сверх меры, он уже напрягся, защищаясь. Да и самой не забывать, что перед ней неопытный мальчишка. Такой уж неопытный? – Ты практически сбежал из-под венца, – напомнила Анна Аркадьевна. – И я предполагаю, что это был не единичный случай разбивания девичьего сердца. Если ты не знаешь, что достоинство мужчины заключается в благородном умении пресекать беспочвенные иллюзии и надежды, так я тебе об этом прямо говорю. Не морочь женщине голову! Речь идет о жене, матери, невестке. Своим безответственным, если не сказать позорным, поведением ты сделаешь несчастными нескольких людей. – И не собирался! Она сама приходит, сидит… – Я не буду выслушивать про навязчивую плохую Марину! Речь не о ней, а о тебе. Ты меня подвел! Твое поведение бросает тень на мою репутацию. Я за тебя поручилась, как за хорошего парня, сына замечательной женщины, а ты устроил здесь дом свиданий. Дошло, проняло, видела Анна Аркадьевна. От стыда и гнева Юрино лицо дергалось, он тер его ладонью, сминая нос, щеки, губы, точно хотел унять зуд. Анна Аркадьевна смотрела на него, оценивая, не пора ли произносить слова поддержки, выказать сочувствие. – Мне съехать с квартиры? – спросил Юра. – Хозяйка требует. Тебе помочь с поиском жилья? – Сам справлюсь. – Юрий! Идеальных, безгрешных людей не существует. Ошибки совершают все. Другое дело, как человек к своим ошибкам… – Некоторым везет. К ним приходит мудрая старуха и, не разобравшись, она же все и про всех знает, наставляет на путь истинный. – О-о-о!? – только и могла произнести Анна Аркадьевна. Не ожидала подобного выпада. Конечно, Юра грубоват, лишен чувства почтительности и плевал на хорошие манеры. В Кисловодске она мозоли на языке набила, внушая ему, что, не проявляя элементарную вежливость и деликатность, он будет изгоем. Он привык быть изгоем. Пуп земли, окруживший себя колючей проволокой воинственного честолюбия и необузданного самомнения. Глупый высокомерный мальчишка. Анна Аркадьевна дала ему несколько секунд – извиниться. Не воспользовался паузой. Она дотронулась до своих губ, потом показала на его рот: – Молоко не обсохло. Юра невольно провел ладонью по чистым губам. – Боюсь, – продолжила она, – до старости не обсохнет. Не забудь отдать ключи, когда будешь переезжать. Не прощаясь, повернулась и пошла на выход. Поднимаясь по лестнице к себе в квартиру, терзалась: она была с Юрой слишком резкой, безжалостной, надо было мягко, по-матерински пожурить, поговорить доверительно. Понимание и сочувствие – лучшее оружие, способное разъесть даже колючую проволоку. Ольге тоже хотелось душещипательных разговоров. Нет у меня на них сил! Я старая женщина, больная, уставшая от окружающих меня людей и от самой себя. А бегать на свидания у тебя есть силы? Представь, что кто-то совершенно справедливо говорит тебе в лицо: «Ваше поведение не только бросает тень на вашу репутацию, но и оскорбляет мужскую гордость вашего супруга!» Попробуй оправдайся, тебя же все считают мудрой и высоконравственной. А ты просто навострилась прятаться за красивыми формулировками. И при этом любишь повторять, что пословицы, афоризмы, крылатые слова и забавные выражения – только фигуры речи, а не истина в последней инстанции. Вру мужу, но не фальшивлю. Удобненько. Но жизнь – это не стихотворение и даже не поэма. Платонический роман с Егором Петровичем Зайцевым явно клонился к закату. Прежде ее разговорники отпадали, не получив вожделенной сексуальной победы, а поговорить им было с кем и без Анны Аркадьевны. У Зайцева сей мотив тоже присутствовал, он не думал скрывать своего конкретно-плотского интереса. Но если тебе хочется шоколада, а его не дают, ты грызешь карамельки, удовлетворяешь потребность в сладком, шоколад становится привычкой хотения, а не целью полакомиться. Егор Петрович все реже и с всё меньшим энтузиазмом выказывал свой мужской интерес. Одним из самых значимых мотивов их общения для Анны Аркадьевны было то, что Зайцев умел камня на камне не оставить от ее утопических и пессимистических теорий. Как-то она сказала Егору Петровичу, что их биологическая роль выполнена (дети взрослые, фертильная функция угасла и прочее), что наступил неведомый прежде разрыв поколений, когда внуки умнее бабушек и дедушек. – Это вы сами придумали или где-то прочитали? – спросил Зайцев. – Какая разница? – Если сами придумали, то ошибаетесь, а если кто-то другой утверждает, то он недоумок. Смысл прогресса, цивилизации в движении не в природу, а из природы, в крушении, как вы их называете, биологических законов. Вот вы лично, разве не приносите пользы обществу, стране, просто людям? Приносите! Значит, недаром живете. Пока у ваших детей есть вы, они не на переднем плане, они за вами. Пока есть, кому сказать «мама» и «папа», человек остается ребенком. Далее. Что значит «никогда не было такого разрыва поколений»? Еще как было. В прошлом и даже позапрошлом веке. Разночинцы: кухаркины или дьячковские дети, внуки неграмотных крепостных – стали профессорами или богатыми купцами. Дедушке до внука было как до Луны. – Пожалуй, с вами соглашусь, – задумчиво сказала Анна Аркадьевна. – Я практически всегда прав. – Особенно когда не прав, – проговорила она машинально. Думала, как всегда бывало в такие минуты: «Почему Илья мне это не сказал?» У Анны Аркадьевны не много имелось завирально-ошибочных теорий, а у Егора Петровича был исчерпаем запас интереса к чужим мнениям. Их перепалки теряли веселую игривость, вползало раздражение, сильно отдающее семейной кухней. Ведь немолодые муж и жена часто раздражают друг друга, но быстро отходят, деться некуда, и очередной приступ тысяча двадцать шестой по счету. Ухажер-поклонник-разговорник – иное дело. Зачем он вообще нужен, если провоцирует то, чего дома хватает? Егор Петрович очередной раз назвал Анну Аркадьевну умной женщиной. Она вспылила: – У меня так плохо с внешностью? – Почему? – растерялся Егор Петрович. – Вы так часто повторяете про мой ум, что приходится думать о своем женском уродстве. – Если я буду говорить, что вы обаятельная и привлекательная, вы меня жесточайше обсмеете. И больше не придете на комплексный обед. Анна Аркадьевна улыбнулась. Ей не хотелось говорить вслух. Надеялась, что он поймет ее мысленную мысль: «Вы очень прозорливый человек». Лёня, когда был маленькими, подвергался наказаниям, стоял в углу, театрально, на разные интонации (убитый горем сиротка, мужественный рыцарь, стойкий герой Войны с фашистами) произносил: «Мама! Ты не понимаешь мою мысленную мысль!» – «Вы так часто повторяете…» – процитировал Анну Аркадьевну Егор Петрович, – это ведь не про меня лично? – ткнул он себя в грудь. – Это и про других всяких? – потыкал большими пальцами себе за спину. Анна Аркадьевна покивала, потом помотала головой. Не сообразила с ходу, как выразить согласие. – С какой стати я должен отдуваться за незнамо кого? – возмутился Егор Петрович. Анна Аркадьевна рассмеялась. Егор Петрович увидел ее смущение и легко вычислил его природу – неуместное кокетство, за которое она себя ругает. Мир восстановился, но ненадолго. Заговорили о положении на Украине и фальсификации истории. – Для уродования истории правящей верхушке надо начинать со школы, с детей, – сказала Анна Аркадьевна. – Как это и было сделано на Украине. Изменили учебные программы, написали новые учебники. И выросло поколение, убежденное, что Украина вела многочисленные войны с Россией. Поколение скакунов хто не скаче, той маскаль, макаляку на гиляку. – Что ж вы, педагоги, не били в набат? – ехидно спросил Егор Петрович, промокнув рот салфеткой. – Мы? В набат? – возмутилась Анна Аркадьевна. – Вы за кого принимаете учителей? За революционеров? Никакому правительству не нужны педагоги-бунтари. А нужны те, кто будет следовать государственно-утвержденной программе. Побузить – это в свободное время. Его учителя практически лишены, они все на полутора ставках, чтобы хоть как-то прокормиться, свести концы с концами. Кроме того, педагог, который учит тому, во что не верит, халтурщик и аморальный тип. Однако возникает законный вопрос. Куда смотрело наше правительство, спецслужбы, дипломаты и общественные трибуны-говоруны на зарплате – громадная армия, которую содержит российский народ? Почему не били в колокол или хоть колокольчиками не позвякивали? Как допустили, чтобы два братских народа превратились во врагов? Это ваше, – потыкала она пальцем в Егора Петровича, – служебное преступление! Вам за это не пенсии громадные назначать, а на Колыму отправлять, вечную мерзлоту осваивать. – Когда вы сердитесь, – с жуирской улыбкой проговорил Зайцев, – вы становитесь еще обаятельнее. – Ой, не надо! – сморщилась Анна Аркадьевна. – Опять двадцать пять. Мы это уже проходили. Вы еще про мои волосы скажите. – При чем тут ваши волосы? – Чехов, пьеса «Дядя Ваня». Когда женщине говорят, что у нее красивые волосы, она наверняка некрасива. – Вы опять меня загнали в угол, – примирительно поднял руки Егор Петрович. И заговорил о том, как обрабатываются сейчас белорусы, как им внушается историческое единство не с Россией, а с Великим княжеством литовским. Мол, они – Европа, а не посконная Русь. В литовском княжестве белорусских крестьян за людей не считали. И снова стараниями Егора Петровича удалось погасить конфликт. Они ужинали в ресторане средиземноморской кухни. Анна Аркадьевна заказала фаршированные баклажаны. Она любила баклажаны в любом виде, кроме сырых. Егор Петрович предпочитал блюда с макаронами. Не иначе, как последствие голодных детства и юности. От белорусов перешли к неравенству людей вообще, точнее – их неодинаковости с точки зрения духовной организации, интеллектуальных запросов и устремлений. Анна Аркадьевна в молодости была убеждена, что любого человека можно воспитать в нравственно совершенную личность. Просто надо заниматься с этим человеком с детства: развивать, развивать и развивать! Главная задача педагогов! С годами ее наивная вера в человека притухла. Развивать, конечно, надо, педагоги должны стараться. Но если изначально развивать не из чего, то у тебя мало что получится. Нет семени – нет растения. Некоторые люди рождаются без нравственного чувства, как рожаются безрукие или не обладающие музыкальным слухом. Таких безнравственных – полные тюрьмы. Им не дано понять, что грабить, убивать, наживаться на чужом горе – отвратительно. Всегда были, есть и будут люди, которые смотрят вверх, на звезды и мечтают к ним полететь. И те, кто, сытно поев, задирает рубаху и чешет пузо, довольный сам собой и предложенными ему развлечениями, будь то арена, где бьются гладиаторы, или экран телевизора. Однако, когда Егор Петрович вспомнил пушкинское: «К чему стадам дары свободы? Их надо резать или стричь…» – она вдруг восприняла цитату в штыки. – Это вам референт к какому-нибудь выступлению подобрал аргументики? Я подскажу еще один. Из Некрасова. Анна Аркадьевна умышленно поменяла несколько глаголов в строфе, осовременила. Зайцев не заметит. Развратило чиновников чванство, Прижилась за границею знать: Отчего обнаглело дворянство,