Дом учителя
Часть 36 из 42 Информация о книге
– Так сказать. Мамочка, ты у меня понятливая до родительской неприставучемости. Как тебе братья Казанцевы? – Игорь! – произнесла Анна Аркадьевна с чувством. – Ты прошляпила уникального парня! – Сердцу не прикажешь. Вот тут, у перехода, остановите, – попросила Любаня таксиста, чмокнула маму, выскочила из машины. Готовый ответ Анны Аркадьевны глупому сердцу приказы настоятельно необходимы остался непроизнесенным. 11 Вечерами по телефону Анна Аркадьевна подолгу разговаривала с мужем. Благо – бесплатно, через Интернет. Просто слышать голос было почему-то интимнее и теплее, чем общаться в видеоварианте. Вернувшись от мальчиков Казанцевых, позвонив Илье Ильичу, она нажала на кнопку видеосвязи. Ей нужно было видеть его лицо. Обрисовала ситуацию с Игорем и наркоманом Мишей, рассказала, как вспоминали поездку за грибами, свои впечатления от молодежной компании. – Илья! Ты меня, наверное, осудишь, но я должна встретиться и поговорить с Андреем и Валей. В семейные дела вмешиваться нельзя, да? Но я не смогу спать спокойно, если… – Если ты не встретишься с ними, то я забеспокоюсь. Подумаю, что наш с тобой общий возрастной климакс и маразм ты взвалила на свои хрупкие плечи. – Илья-я-я! – благодарно рассмеялась Анна Аркадьевна. – Какой ты у меня чудесный и непредсказуемый! Каждый раз, когда я думаю, готовлюсь, вот сейчас он скажет что-нибудь гадкое, ты говоришь ровно то, что я желала бы и не надеялась услышать. Но! Не расслабляйся! Когда я ожидаю твоей поддержки, чаще всего в отношении Лёни, ты выступаешь как… как… У них, у детей, есть такие компьютерные игры, кажется, «Стратегии» называются, там строишь свое государство и если нарожаешь много сыновей, то они со временем создадут собственные княжества и станут претендовать на главенство. Поэтому сыновей надо давить в колыбели или заточать жену в монастырь. – Хорошие игры! Увлекательные, гуманистические! Главное – на свежем воздухе. Если бы ты знала, какую капусту я выращу в этом году! – Плагиат. Это о римском отставном императоре, забыла, как зовут, про него в фильме «Москва слезам не верит» Гоша вспоминает. Илья! По какому праву я могу вмешиваться в чужие семейные дела? – По праву общего прошлого. Те, с кем мы сидели рядом на горшках в детском саду, одноклассники, однополчане, троюродные племянники дворничихи бабы Люси, седьмая вода на киселе каких-то маминых сослуживиц, – они имеют на нас право, хотя мы на разных полюсах и трудно представить, что стали бы с ними дружить, если бы встретились сегодня. Это право нигде не записано, ни в кодексе, ни в Библии, но порядочные люди его чтут. – Люда и депутат, – вспомнила Анна Аркадьевна. – Мы не депутаты, – помотал головой Илья Ильич. – Хотя среди них, сама знаешь, есть и приличные люди. Дочь или племянница, или просто родственница знакомой мамы Ильи Ильича, не вспомнить. Люда, возраст под шестьдесят. Приехала в Москву, остановилась у них. Мужу Люды требовалась высокотехнологичная микрохирургическая операция. Удалить витиеватую, точно спрут, опухоль, захватившую слизистые, хрящи и кости черепа. Вроде бы пока опухоль доброкачественная. Операцию за деньги делать Людиной семье было немыслимо. Подобные в Москве делали бесплатно, по квотам. В их регионе квоты на текущий год исчерпали, надо ждать следующего года, но врачи не знали, как быстро опухоль будет распространяться и не превратится ли в злокачественную. Надо было получить разрешение использовать квоту следующего года на три месяца раньше. У Люды была надежда – друг юности Саша. Она ему, в прошлом комсомольскому вожаку, потом предпринимателю, кооперативщику, в трудный период развода с первой женой помогла – предоставила квартиру для выковывания новой семьи. Ушла на полгода с мамой к бабушке в дом без удобств на околице, а Саша решал свои личные проблемы в Людиной квартире. Без оплаты, конечно. Говорил, что обязан ей по гроб жизни. Саша давно перебрался в Москву, разбогател, стал депутатом. Люда никогда к нему не обращалась, но тут пришлось. Телефонов у нее не было, домашнего адреса не знала, подкараулила, опять по Некрасову, у парадного подъезда. – Саша, здравствуй! – Они всегда были по-комсомольски на «ты». – Люда Игнатенко, узнаешь? Саша, мне нужна твоя помощь! Он не сразу, но узнал Люду. Поморгал растерянно и быстро взял себя в руки, вернув лицу выражение занятости серьезными государственными проблемами. – Запишитесь у моего секретаря, телефон есть в депутатской приемной. И быстро пошел к машине. Деловой, озабоченный, в длиннополом плаще и лакированных, зеркально-блестящих ботинках на высоких каблуках. Саша был коротконог. На Люду, когда вернулась, было больно смотреть. Страх за мужа и разочарование, обидное, как пощечина. – Ерунда, – сказал Илья Ильич, – подумаешь, первый выстрел мимо цели. Биатлон уважаете? Всего-то один лишний круг пробежать. Завтра Анна Аркадьевна отправится с вами в Минздрав. Уверяю вас, она дойдет до министра и вывернет ему скальп наизнанку. Вы не знаете моей супруги! Когда она действует в интересах посторонних людей, то чиновникам лучше напялить на голову шапочку для бассейна, а поверх – ушанку из волчьего меха. И в то же время Анна Аркадьевна, когда дело касается ее собственной особы, проявляет редкое слюнтяйство и попустительство. У нас в соседнем подъезде живет бабулька – божий одуванчик. Вся такая благообразная, в платочке, крестится через слово: Дай Бог вам здоровья! Храни вас Господи! Свечку за вас в храме поставлю! Эта бабулька таскала Анне Аркадьевне яйца, по десятку в неделю, якобы домашние, из деревни. На самом деле – магазинные. Анна Аркадьевна прекрасно знала, что яйца фальшивые, но платила втридорога. Мне это надоело, и я натравил на богомолицу другую нашу соседку, Ольгу, женщину, не переносящую обмана и поругания принципов справедливости. Весь подъезд слышал, как Ольга чихвостила бабульку: Ты уж и штампы на яйцах отмываешь кое-как! Не смей Бога вспоминать, тебя за кладбищем похоронят, как бандитку! Анна Аркадьевна пряталась за дверью нашей квартиры и боялась нос показать. Людмила улыбнулась, покивала, как бы поблагодарив за утешение, за стремление развеселить. Но в благополучный исход она не верила, всю ночь проплакала. Утром Анна Аркадьевна убирала ее постель, подушка была мокрой. Скальп министра остался неприкосновенным. До него, министра, не пришлось карабкаться. Чиновник департамента, в который они пришли, отсидев небольшую очередь, попросил Люду написать заявление. Через десять минут на заявлении была резолюция. Чиновник сказал, что самые успешные операции подобного рода делают в такой-то клинике. Людмила Ивановна, не возражаете против моей рекомендации? Люда не то чтобы не возражала, онемела, не веря в счастье, только мелко кивала и смотрела на чиновника как на посланца небес. Он поднял трубку телефона, позвонил в клинику, продиктовал фамилию-имя-отчество, диагноз Людиного мужа. Могут приехать в ближайшее время? Спасибо, коллеги! Все это – без блата, звонков депутатов, паданья на колени, угроз и взяток. Когда Анна Аркадьевна попыталась выразить признательность (Люда по-прежнему не могла слова произнести), чиновник – молодой мужчина с никаким усредненным лицом – поднял руки: это моя работа. Вы ведь не говорите дворнику каждое утро спасибо за то, что он метет ваш двор. – Илья! – сменила тему Анна Аркадьевна. – Мы сегодня с Любаней меняли памперсы детям Игоря. Я очень волнуюсь за нашу дочь! – Изо всех сил напрягаюсь, – почесал затылок Илья Ильич, – но связи между Любаней и грязными памперсами не улавливаю. – Она в детском хосписе работает! Там дети умирают, даже младенцы. – И дальше? – Этого недостаточно? Она видит смерти детей, убитых горем родителей. – Так ведь это хоспис. – Так ведь это наша дочь! Я даже вообразить не могу, какую нагрузку испытывает ее психика. Я бы точно чокнулась, а я, ты знаешь, не слабачка. Проклинаю себя, что позволила ей это волонтерство, что не задумывалась. Дура стоеросовая! И ты тоже осел! Извини! – Аня, мы это обсуждали… – Она запудрила нам мозги! Мол, мне хватает твердости, я мягкотелая, надо закалиться, чтобы стать хорошим врачом. – Правильно. – Что правильно? Ты трясешься над Любаней из-за всякой ерунды и не видишь опасности! Она в монастырь уйдет! Я ей сегодня прямо заявила, если пострижешься, то я вслед за тобой и стану игуменьей. – Стоп! – приблизил лицо к монитору Илья Ильич. – Без эмоций. Только факты и цитаты. Любаня собирается в монастырь? – Нет! У нее же папа завзятый, то есть воинствующий атеист. – «Атеист» не синоним «непорядочный». Чем больше порядочных атеистов, тем скорее мы покорим просторы космоса. Аня, почему сыр-бор? Что неожиданного случилось? – Ничего, кроме того, что я напугана. Детские смерти… – Наша дочь выбрала профессию. Наша дочь полагает, что ей не хватает определенных качеств для успеха на этом поприще. Наша дочь прилагает усилия. Она выглядит несчастной, депрессивной, поникшей? – Нет. – Тогда какого лешего ты меня пугаешь, морочишь голову и сама в игуменьи собралась? – У тебя с дочерью всегда было свое общение, сядете и шепчетесь бу-бу-бу, пу-пу-пу, хи-хи-ки. Я не ревную, только радуюсь. Илья, ты абсолютно уверен, что с Любаней все в порядке? – Не уверен. Я тоже боюсь. – Вот! – Боюсь, что в подоле принесет. – Это как раз было бы замечательно! Что, мы с тобой, не воспитаем? – Упокоилась? Ладно. Пока! Мне еще в теплицах температуру проверить. – Я без тебя скучаю. Илья? – Что? – Говори, что тоже без меня скучаешь. – Если бы не капуста, то умер бы от тоски. – Илья, не ешь соседкиных пирогов с зеленым луком! – Почему это? – Лук маскирует приворотное зелье. Анна Аркадьевна отключилась, пока муж не успел ответить. Она, успокоенная, тихо посмеивалась. Зазвонил ее сотовый. Егор Петрович. Не здороваясь, странно протянул: – А-а-а ки-и-но-то было любпытное! – Простите, простите великодушно! Не предупредила… – Обстоятельства непреодолимой силы. По тому, как он старательно одни гласные растягивал, а другие глотал, Анна Аркадьевна поняла, что Зайцев пьян. – Да, милый Егор Петрович! И это были не мои личные обстоятельства. Детей. Не моих детей, – от раскаянья Анна Аркадьевна путалась. – Кнеш… Что-то грохнуло. Вероятно, Егор Петрович выронил телефон, потому что раздалось невнятное чертыханье. Потом вдруг женский голос: – Что ты там ползаешь? Телефон у тебя под правой рукой. Далее Анна Аркадьевна слушала радиопьесу супружеской дрязги… Супруга: – Поднимись, сядь на кресло.