Дом учителя

– Не спиться. К панацее привыкнуть легко.

– Ты тому живой пример. И все-таки, Илья, ты меня разлюбил?

Он сморщился досадливо:

– В наши годы твердить о пламенных чувствах – это не по-взрослому. Все равно, что я стану объясняться в любви своим рукам, ногам, голове, про некоторые другие части тела вообще умолчу.



Гости приехали со своей снедью. Илья Ильич, конечно, соврал Анне Аркадьевне, что забыл отменить встречу. А кто им звонил и предупреждал о новом формате? Ребята, тащите выпивку и жратву, Аня только после болезни, слаба.

Еды, когда женщины стали выкладывать судочки и лоточки, оказалось столько, что Анна Аркадьевна спросила:

– Вы к нам на месяц?

Все интересовались ее здоровьем, спрашивали, как она себя чувствует. Оказалось, что Илья Ильич одним сказал, что у нее ангина, другим – вывих плеча, третьим – камни в почках, четвертым – камни в желчном пузыре. Сколько знал диагнозов, столько и выдал. Созваниваясь, распределяя, кто что везет, друзья спорили о болезни Анны Аркадьевны и при этом ссылались на «достоверную» информацию из уст ее мужа.

Но самым возмутительным было то, что Илья наплел ее подруге Наде. Она как-то странно рассматривала голову Анны Аркадьевны, заходила со спины, чтобы увидеть ее затылок.

– Надя, чего ты вокруг меня кружишь?

– Слава богу, волосы не затронуло.

– В каком смысле? – не поняла Анна Аркадьевна.

– В смысле стригущего лишая. Не переживай, никто не знает, Илья только мне сказал.

– Я его убью! – оглядывалась Анна Аркадьевна в поисках мужа. – И ты мне поможешь!



В определенном смысле она, конечно, была больна, хоть и не телесно. В этом состоянии принимать гостей, участвовать в застольных беседах, устраивать тех, кто остался ночевать, – шоковая терапия. Как заставить больного, только начавшего вставать с постели, бежать стометровку. Однако на середине дистанции у «хворой» появилось второе дыхание, и финишировала она на двух ногах, а не на четвереньках.



Потянулись отпускные дни, наполненные монотонным домашним и сельским трудом. У Анны Аркадьевны появилось увлечение – консервирование. Как и во всем, ей хотелось добиться совершенства. Экспериментировала, выискивала в Интернете рецепт варенья из клубники, которое варила бабушка. Ягоды целенькие, не размякшие должны как в желе картинно покоиться в ярко-красном сиропе. Позвонила соседке Ольге, которая каждый год угощала их слабомаринованными огурцами и помидорами, настолько вкусными, что Илья Ильич приговаривал литровую банку за один присест. Беседка была переоборудована под летнюю кухню. В ней жар из кипящих емкостей легко выветривался, по стенам, отбрасывая ажурную тень, снаружи вились цветы и дикий виноград. Илья Ильич называл ее стряпухой. Анна Аркадьевна говорила, что не стряпает, а творит еду, при этом культурно развивается, слушая музыку или аудиокниги. Он же, с вечной настройкой на радиостанцию политических новостей, заработает мизантропию, переходящую в язву желудка.

Ольга, когда Анна Аркадьевна позвонила, чтобы узнать рецепт, начала с извинений:

– Забыла вам сообщить и донести! Вот полдурая! (Полная дура, надо полагать.) Как что случись, так к Ань Аркадьне, а как наладилось, так молчок. А вы переживаете.

Анна Аркадьевна нисколько не переживала, она и не вспоминала про Ольгу, ее загулявшую невестку и сына. Поэтому извинения Ольги были, скорее, упреком.

– Расскажите, Оля, как у вас обстоят дела.

– Я уж Петьке-то мозги пропылесосила! Совсем леса не видет за своим бизнесом. Думает, нацепил жене меха на уши, бирюльки на плечи… то есть наоборот, волнуюсь. Что у нее на душе и в ус не дует, а у Маринки ведь неполное высшее. Мечтает частные ясли открыть. Они теперь, Анна Аркадьевна, детей развивают, еще от сиськи не отняв. Серафимочке двух годиков нет, а она уже буквы знает, и цвета все, и квадраты с прямоугольниками. Но Маринка тоже не права! Только кивала, да в пол смотрела: да, Петя, хорошо, Петя, как скажешь, Петя. Мне одной уж не по силам его развивать.



Илья Ильич убедился, что его жена полностью восстановила форму, когда вместо пирогов от соседки Екатерины Григорьевны стал получать какие-то травки и порошки.

Влюбленность Екатерины Григорьевны в ее мужа была трогательной и наивной. Как влюбленность девочки в мальчика. Хочешь, я заполню тебе контурные карты? Написать за тебя сочинение? Ты забыл в школе сменную обувь, я принесла. Чистота помыслов Екатерины Григорьевны выражалась и в том, что она не стремилась тайно, украдкой встречаться с Ильей Ильичем и вручала свои пироги при Анне Аркадьевне. Которой первое время были безразличны кондитерские и пекарские ухаживания соседки. Хоть на полное довольствие пусть берет. Постепенно, затем рывком после приема гостей, ситуация перестала казаться Анне Аркадьевне благостной и безобидной. Тот, кто греется у твоего очага, должен знать меру. У Екатерины Григорьевны чувство меры явно отсутствовало, а Илья Ильич любил пироги с капустой, да и с прочими начинками. Он походил на кота, которого подкармливает сердобольная соседка. Никакая хозяйка не согласится с тем, что ее кота балуют в соседнем дворе.

– Ничего не понимаю, – говорил Илья Ильич после очередного визита Екатерины Григорьевны, рассматривая пакетики с травой и аптекарские порошки. – Какая деликатная проблема? Чем ее муж тоже мучился?

– Запорами, – сказала Анна Аркадьевна. – Я сказала твоей кормилице, что у тебя несварение желудка от мучного.

– У меня нет запоров!

– А у меня стригущего лишая!



Бывают новости, счастливые и негаданные, которые подводят человека ко входу в новую прекрасную жизнь. Например, многомиллионный выигрыш в лотерею или возможность полететь пассажиром на космическую станцию. Совсем уж негаданными их назвать нельзя, лотерейный билет ведь был куплен, и заявка на полет подавалась. Ту новость, которую в конце отпуска привезли Лёня с Иваной, Илья Ильич и Анна Аркадьевна не променяли бы ни на миллионы, ни на космос.

Обнявшись с отцом, целуя маму, сын заявил:

– У нас куча новостей и все хорошие. С какой начинать?

– С главной, – сказал Илья Ильич. – Денег взаймы просить не будешь?

– Не буду. Ивана беременна. Мы ждем ребенка. Мы женимся. Мне предложили главную роль в долгоиграющем сериале, мелодраматические сопли, конечно. И еще меня приглашают на работу в ведущее авиаконструкторское бюро. Или кино или бюро. О, в рифму! Надо выбирать.


Илья Ильич и Анна Аркадьевна не заметили, как сделали приставной шаг друг к другу, сомкнулись плечами. Умиленно таращились на детей. Вторая порция новостей, связанных с профессиональным будущим Лёни, проскользнула мимо их внимания, слишком уж неожиданной и радостной была первая.

– Аня, не плачь! – сказал Илья Ильич.

– Сам не плачь, – ответила Анна Аркадьевна.

Их глаза были сухими. Бывают слезы радости без влаги.

– Я тебе говорил? – повернулся Лёня к Иване. – Они ополоумеют от счастья. Что и требовалось доказать. Так! Родители, пока вы тепленькие, надо обсудить мою дальнейшую биографию. Инженер или артистишка, как ты папа, выражаешься, а ты, мама, никогда не жаловала эту профессию.

– А что тут обсуждать? – хрипло спросил Илья Ильич. – Детей делать научился, а принимать решения без папы и мамы слабо?

– Ивана, доченька! – протянула руки Анна.

Негативный стресс вызывал у Ильи Ильича словесную ярость. Положительный – жажду физической активности. Он заставил сына вместе с ним перетаскивать доски, пилить брус и копать яму под компост. Но когда увидел, что Ивана, помогавшая на кухне Анне Аркадьевне, несет на вытянутых руках большую кастрюлю, рванул через весь участок на помощь. Кастрюля была пустой.



За ужином Илья Ильич строил планы. Его радостное возбуждение наверняка было подкреплено забегами к самогонному аппарату, и Лёня, судя по раскосости взгляда, был удостоен чести сопровождать папу.

Илья Ильич говорил, что бассейн отменяется, можно купить готовый – на ножках громадная ванна. Анна Аркадьевна будет в нем лежать на спине, расслаблять позвоночник, а внуку или внучке площади хватит, чтобы плескаться с родителями или с дедушкой. Он, Илья Ильич, построит для наследника-кормильца… по отцу бабушка звала его «кормильцем», он никак не мог понять, когда ее придется кормить. Так вот! Он построит для внучека или внученьки домик. Избушку на курьих ножках. Как в фильме «Морозко», в миниатюре. Пластиковое безобразие продающихся детских домиков – уродство и позор джунглям!

Анна Аркадьевна заметила, что ребенок к следующему лету только научится ползать. Илья Ильич сказал, что принимать во внимание критику некоторых оппортунистов пагубно для светлых идей.

– Вы смотрите на нас, – сказала Анна Аркадьевна детям, – как на дурашливых забавных старичков. А мы просто счастливы.

– Ничто не дается так легко, – рассмеялся Лёня, – и приятно, замечу в скобках, и не ценится так высоко, как беременность любимой женщины.



В спальне, когда Илья Ильич уже выпустил первый хрюк-храп, Анна Аркадьевна, пришедшая позже, не дала ему заснуть, растормошила:

– Очнись, дедуля!

– Да! Я здесь.

– Помнишь, как я тебе сказала, что у нас будет ребенок?

– Конечно, естественно.

– Не спи, чудовище! У нас второй такой ночи, возможно, больше не будет! Сядь! Прислонись к стенке! Илья!

– Все слышу, прислонился. Иди сюда, – заграбастал ее, прижал к груди.

– Вот так точно мы и тогда сидели, помнишь?

– Я все помню. Когда тогда?

– Забыл! Столько раз ты своими речами, словами, действиями вытаскивал меня из омута страха или отчаяния. А потом не помнил.

– Я ничего не забываю.

– Ты про что?

– Про мою первую беременность, – полусонно ответил Илья Ильич.



Она всегда хотела быть учительницей, сколько себя помнит. Когда еще не знала, как именно называется это занятие. Наставница? Воспитательница? Педагог? Ведь есть счастливцы, которые еще под стол ходят, но уже знают, что будут писать картины, сочинять музыку и книги, строить дома. Почему не быть педагогу? Отмечала как я не буду делать. Вот так, как сейчас мама меня наказывает, не буду, по-другому скажу. Вот так, как учительница на уроке объясняет неправильно, надо по-другому. Бесконечные зарубки на память. Уж по стволу не дотянуться, сколько зарубок.

Потом ей сказали, что беременна, и она жутко испугалась. Конечно, была радость, но где-то на дне, а поверх – ужас: я не готова!

Пришла домой, сообщила Илье, он воскликнул: «Здорово!» Вот так же бросилась ему на грудь и стала говорить про то, что не готова, хотя много лет готовилась, что даже с новорожденным нужна методика: укачивать или приучать самостоятельно затихать, кормить по графику или по потребности… А дальше! У нее все зарубки стерлись, она все забыла!

Илья уг-гукал и расстегивал пуговицы на ее кофточке:

– Нюранькин! Все отлично! У нас родится замечательный мальчик… с такой шейкой, как у тебя (поцелуи), с такой грудочкой, как у тебя (поцелуи).

– Илья! Какая может быть у мальчика грудочка?

– Пусть будет девочка…

– А если мальчик?

– Хоть гермафродит. По четным девочка, по нечетным мальчик.