Другая женщина

Я: «А Хлоя будет?»

Честно говоря, я понятия не имела, почему об этом спросила. Мне тут же захотелось как-то вернуть это послание. Но, конечно, было уже поздно.

Дж.: «Ага, придет. Кажется, в синем, так что мы нормально сочетаемся».

Тон переписки неуловимо изменился, и я вдруг почувствовала, что мне, словно обиженному ребенку, хочется вернуть все как было.

«Отлично, — ответила я. — Постараюсь обязательно ее повидать».

Похоже, упоминание о его девушке выбило нас обоих из колеи, потому что он отозвался просто подмигивающим смайликом и значком поцелуя.

Я не стала отвечать.





11




«С днем рожденья, милый Адам, с днем рожденья тебя!»

Хоровое пение сменилось аплодисментами и криками «Речь, речь!», разнесшимися, казалось, по всему регбийному клубу.

Адам поднял руки (словно говоря: «Сдаюсь, сдаюсь») и прошел по танцполу к микрофону:

— Ладно, ладно. Ш-ш, потише вы. Спасибо. Спасибо.

— Давай к делу! — выкрикнул Майк, лучший друг Адама и тоже, как и он, нападающий первой линии. — Черт возьми, он говорит в таком же темпе, в каком играет. Ме-е-е-е-едленно.

Все эти регбисты радостно завопили и принялись хлопать друг друга по спине. Словно какие-нибудь неандертальцы, собравшиеся вокруг костра в пещере.

Я улыбалась вместе с ними, но вместе с другими подружками спортсменов, пришедшими сюда, ощущала своего рода покорность судьбе: все мы знали, что наступит момент, когда наши парни, все без исключения, спустят штаны и трусы — и, прихлебывая пиво, начнут горланить традиционную «Приди, приди, о колесница»[8]. До этого я всего трижды побывала в этом клубе, и всякий раз Адам охотно обнажался. Я покосилась на Эми, девушку Майка, и мы обе сделали большие глаза. Мы с ней встречались перед этим один или два раза, но я впервые видела ее такой разодетой. Она старательно откидывала назад свои длинные каштановые волосы, демонстрируя грудь, которая так и норовила вырваться из тесных пределов черного платья, чьи треугольные чашечки явно с огромным трудом справлялись с задачей. Бретелькам, тоненьким, как макаронины, тоже приходилось нелегко. Я не знала, чего мне больше хочется: чтобы они наконец лопнули, показав ее прелести во всей красе, или все-таки оставались на месте (а не то всех самцов, собравшихся в этом помещении, хватит инфаркт, подумала я).

— У твоей мамы небольшой прилив крови к голове, — шепнула мне Пиппа на ухо, прерывая мои ревнивые мысли. — Ничего, если я открою какое-нибудь окно?

Я нашла глазами столик, за которым сидели мои — в самом темном углу. Казалось, они вполне довольны, что притаились там вдали от разбушевавшихся масс. Папа нежно сжимал пинту горького — вторую и последнюю (я слышала, как мама ему об этом напоминает), а она сидела рядом с серебряным ведерком, где охлаждалась во льду бутылка просекко. Казалось, она ее охраняет.

— В честь того, что мы наконец-то встретились, — объявил Адам, когда вручал ей эту бутылку, роскошь которой как-то не вязалась с простонародной обстановкой клуба.

Я смотрела, как непринужденно он держится, и недоумевала, почему потребовалось столько времени, чтобы познакомить его с моими родителями. Мы и раньше трижды пытались что-то такое устроить, но два раза Адама срочно вызывали на работу, а один раз ему пришлось ехать к матери из-за ее очередного каприза.

— Эм, это я, — задыхаясь, сказал он в трубку, когда я уже сидела в блэкхитском баре Côte Brasserie[9]. Мама с папой уже выехали.

— Привет. — Я улыбнулась. — Ты где?

— Прости, детка, но я, похоже, не смогу.

Я думала, он шутит. Он знал, как мне хотелось познакомить его с моими родителями. Я была уверена, что это очередной его розыгрыш. Но внутри у меня все равно екнуло.

— Тут просто мама в таком состоянии, знаешь…

— Мне очень жаль. — Я отчаянно пыталась удержаться и не показать, как я разозлилась. Все это время я улыбалась сквозь стиснутые зубы.

— Ну да. Извини уж.

— Что значит — «она в таком состоянии»? — Мой возмущенный голос заставил вздрогнуть пару за соседним столиком. Они посмотрели сначала на меня, а потом друг на друга. Удивленно подняв брови.

— Она страшно разволновалась из-за письма, которое ей прислали из муниципалитета.

Тут я вспомнила, что вчера вечером подслушала, как он рассказывает Памми по телефону о наших с ним планах.

— Ты что, издеваешься? — прошипела я.

— Э-э… нет. И было бы неплохо, если бы ты немного сбавила тон.

Я понизила голос:

— Ты можешь разобраться с ее проклятым муниципальным письмом завтра. Сегодня вечером ты мне нужен здесь.

— Я уже въезжаю в Севенокс, — сообщил он. — Загляну к вам, если рано освобожусь.


Я разъединилась, не сказав ни слова. Ах, он уже там? Как он вообще мог к ней отправиться, он же знал, что я его жду? Что мы его ждем?

С тех пор прошел месяц. И вот я смотрела, как он ловко обнимает мою мать одной рукой, являя собой воплощенное очарование.

— О-о, мне он так нравится, — с энтузиазмом заявила мама, алея щеками. — Вот истинный джентльмен.

— Ведь правда? — выпалила я. — Тебе и в самом деле так кажется?

— О, за такого надо держаться покрепче, это уж точно.

Маме сравнительно легко угодить. А вот с папой всякому моему потенциальному поклоннику приходилось куда труднее.

— Ну, какого ты о нем мнения? — спросила я отца, как только Адам удалился за пределы слышимости.

— Ему надо еще многое сделать, чтобы доказать, что он чего-то стоит, — проворчал папа.

— Гляжу, он его сразу заобожал, — язвительно заметил Себ, сидевший рядом с ним.

Я посмотрела на Пиппу, которая уже стояла передо мной.

— Как там мама, все нормально? — спросила я. Отсюда я видела, что окна за их спиной запотели и по ним бегут ручейки влаги.

— Ну да, — кивнула она. — Обычный ее прилив, но она боится открыть окно, на улице же так холодно.

Еще не наступил март, и стояли довольно сильные морозы.

— Кто-нибудь обязательно начнет жаловаться, — согласилась я. — Но придется уж им смириться.

Пиппа кивнула:

— Никаких проблем. Кстати, кто этот парень, у меня за правым плечом? В розовой рубашке?

Я посмотрела в ту сторону, и сердце у меня скакнуло, хоть я и не понимала почему.

— А, это Джеймс, брат Адама, — ответила я небрежно. Хотя эта небрежность совершенно не соответствовала тому, что я в этот момент чувствовала.

— Господи боже ты мой. Ну и симпатяшка, — заявила она.

— Боюсь, место уже занято, — улыбнулась я.

— Не может быть. И кто же его занял?

Я устроила очень убедительный спектакль, озираясь в поисках девушки в синем, хоть и была почти уверена, что она не явилась. Я уже пыталась ее отыскать. Так что она либо не пришла, либо решила надеть платье другого цвета.

Мальчишки опять разбушевались, и я понимала, что рано или поздно кто-нибудь из них радостно обнажит свое достоинство перед шайкой таких же эксгибиционистов.

Единственный плюс был в том, что Принцесса Памми тоже здесь наличествовала, поэтому мальчишки не впадали в совсем уж безудержное мальчишество. Впрочем, будь у меня выбор, я скорее согласилась бы лицезреть шестнадцать вялых пенисов, выставляемых на всеобщее обозрение их обладателями (с совершенно неоправданной гордостью), чем Адамову мамашу. Вероятно, это признание должно было меня опечалить, но во мне плескалось полбутылки просекко, и я сочла его довольно забавным. Уже одна мысль об этом заставила меня улыбнуться. Нет уж, подумала я, не позволю, чтобы она испортила мне настроение. Пусть только попробует.

— Погоди минутку, — воскликнула Памми, поспешая к Адаму по деревянному полу. Ее длинная узкая юбка сдерживала шаги, и казалось, что верхняя часть перемещается быстрее, чем нижняя. С застывшей улыбкой она кивала тем гостям, которых еще не удостоила знаками внимания, — как если бы это была вечеринка в ее честь. — О, Джемма, как приятно тебя видеть, — произнесла она, посылая кому-то воздушный поцелуй.

Наблюдая, как она то лебезит, то важно вещает, я напоминала себе свое заклинание: «Не позволю, чтобы она испортила мне настроение. Пусть только попробует».

— Ждем, когда ты будешь готова, мама, — раздался голос Адама из динамиков.

— Да-да, — перевела дыхание она. — Я просто хочу сделать фотографию.

— Что, прямо сейчас? — спросил Адам.

— Именно сейчас, — провозгласила Памми. Ее слушатели захихикали. Лучше всего ее таланты проявлялись перед большой толпой, но она делала вид, что терпеть не может все эти выступления. — Быстренько, пока у нас есть такая возможность и пока вы все не наклюкались. Ну, где же все? Где семья? Хочу, чтобы получился снимок со всей семьей.

Адам сделал большие глаза, но терпеливо дожидался, пока эта пчелиная королева хлопотливо жужжала там и сям, собирая своих родственников в три ряда по восемь человек. Джеймс вышел откуда-то сзади и, проходя мимо меня, на мгновение опустил руку мне на спину, довольно низко.

— Так, Люси и Брэд, вам, малюткам, нужно будет опуститься на коленки вот здесь, — хлопотала Памми. — Ваши мама с папой могут встать за вами, а ты, Альберт, можешь встать сзади. Мы не сумеем тебя поднять, если ты опустишься на колени.

С галереи донесся смех, похоже записанный заранее.

— Ну что, все в сборе? Эмили? Где Эмили? — позвала она.

Я подошла, держа в руке бокал просекко, остро осознавая присутствие многочисленных посторонних, которых не приглашали стать частью семейного альбома Бэнксов.

— Адам, дай мне свой телефон, — потребовала Памми. — Мой никуда не годится. Снимем это на твой.

Адам, изображая страшную неохоту, протянул ей свой аппарат.